Чужая игра - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая вам разница?! — Абросимов взвился словно ужаленный. — Карасев, вас нет! Понимаете, вы теперь как зеленый человечек, пришелец. Паспорт у вас поддельный, идентифицировать вашу личность невозможно: лицо другое, кожу на подушечках пальцев вам пересадили, так что папиллярные линии вообще отсутствуют — эдакий феномен, ошибка природы. Что еще?
— Вы хотите сказать…
— Угадали, Карасев. На все сто угадали. У вас отсюда есть только два выхода. Помните «Кавказскую пленницу»? Или мы вас сосватаем, или…
— Или что?
— Нет, к прокурору мы вас не поведем: вы ведь призрак. А наша судебная система воспитана на голом материализме.
— Это точно…
— Впрочем, будь призрак в состоянии хорошо заплатить, то сразу нашлись бы и адвокаты, плюющие на мистический ужас, и судьи, готовые принять взятку хоть от Мефистофеля. Да не оскудеет рука дающего…
— Почему бы вам не связаться по моему поводу с полковником Кончаком? Если все, что вы мне тут наговорили, правда, он подтвердит. Мне уже надоело говорить, что у меня потеря памяти.
— Э-э, батенька, не тут-то было. У полковника своя свадьба, а у нас своя. Мы с ним решаем разные задачи и обмениваться информацией не имеем права.
— Помнится, на первом допросе…
— Это была просто беседа, — перебил меня Абросимов. — Беседа, Карасев.
— Пусть так. Так вот, вы тогда сказали, что Кончак меня вам передал. Как это понимать?
— Очень просто — тогда я вас просто не знал. И мне были интересны ваши реакции.
— А теперь?
— О-о, сейчас я вижу — вы именно тот человек, что нам нужен. Только вы, и никто иной, в состоянии выполнить одно очень важное задание.
— Естественно, для блага государства и демократии…
— Вы опять иронизируете, Карасев. Это, кстати, хорошо. Значит, у вас есть надежда на выздоровление.
— Я в этом не сомневаюсь. Еще один ваш укольчик — и все будет в ажуре.
— Мы просто делаем свою работу. И стараемся исполнять ее с максимальной эффективностью.
— Цель оправдывает средства…
— Для киллера вы хорошо начитаны.
— Это недостаток?
— Отчасти. Когда в одном человеке объединяются две ипостаси — абстрактный образованный мыслитель и жестокий прагматик без внутренних тормозов, — его невозможно обуздать.
— Так уж и невозможно…
— Действия подобного индивидуума нельзя спрогнозировать, а значит, неизвестно, в какую сторону он направит свой разрушительный сплав столь разноплановых натур.
— А вы не можете себе представить такой поворот, что я не хочу больше заниматься тем, чем раньше? И не по причине капризной натуры. Просто я перегорел и уже не гожусь для таких подвигов.
— У вас нет другого варианта. Я вам говорил, что мы не отдаем прокурору тех, кто на нас работает. Или работал.
— Вы считаете, что я боюсь смерти? — Я слегка покривил губы в презрительной ухмылке.
— Подумай я так, наша первая встреча была бы и последней, — жестко сказал Абросимов.
— И что вас подвигло на еще одну встречу?
— То, что вы подходите нам по всем статьям.
«Хотелось бы мне знать, кому это „нам“», — подумал я с отвращением. Если под этим выражением понимается государство, то или народ за последнее время сильно измельчал, или армия прогнила насквозь, если они обращаются за помощью в щекотливых делах к сомнительным личностям с темным прошлым. У них что, своих кадров нет?
Есть, вспомнил я Волкодава и Акулу. Да еще какие…
Но тогда почему Абросимов готов на все, лишь бы заполучить меня? Будто нет в их конторе спецов, которые могут выполнить практически любое задание.
Вывод напрашивался единственный: Абросимов и компания задумали сомнительное предприятие, не имеющее ничего общего с главными задачами спецслужб.
Что это за предприятие? Знать бы…
Да ладно тебе… Все равно из этого зверинца так просто не сбежишь. А значит, придется какое-то время идти на поводу у Абросимова. Куда денешься…
Впрочем, выход у человека всегда есть. А тем более у того, кто уже был за гранью. Страшно умирать только первый раз.
— Вы прекрасно подготовлены как физически, так и психологически, — между тем продолжал Абросимов. — Это вы доказали тем, что напрочь проигнорировали звуковой генератор. Чем здорово удивили наших психологов-аналитиков.
— Каким образом?
— После обработки звуком на таких частотах человек может продержаться не более недели. В лучшем случае.
— А в худшем?
— Сходит с ума на четвертый день. Сначала наступает бессонница, затем расстройство зрения и речи, потом появляются слуховые галлюцинации, переходящие в зрительные. Своеобразная белая горячка. Как у законченных алкоголиков. Но вот только выйти из нее очень трудно, а часто — и невозможно.
— Нет.
— Что — нет?
— Я отказываюсь. Вы мне все осточертели. — В груди начал ворочаться, просыпаясь, кровожадный зверь. — Осточертели! Красные и белые, правые и неправые, мафиози и демократы… Все! Или кончайте меня, или…
— Или отпустите к семье. Так?
— Допустим. Я ведь на вас работал. И наверное, честно.
— Да, работали. И претензий к вам нет. Ну и что с того?
— У меня амнезия. Я ничего не помню. Ничего!
— Мы вас вылечим.
— Зачем я вам нужен?!
— В свое время узнаете. Вы не просто нам нужны, а очень нужны.
— Я очень сомневаюсь, что смогу быть вам полезен. Я никто, ничто, и звать меня никак. Вы сами говорили, что я фантом. Христа ради, отпустите меня — и я исчезну для всех навсегда.
— Не могу. И не хочу, — жестко отрезал Абросимов.
— Почему?!
— Я не имею права сорвать важную операцию только потому, что поддался сентиментальному порыву. Говорю сейчас абсолютно честно. Не могу! Не имею права.
— Тогда о чем дальше говорить…
Я пожал плечами и встал. После минутного взрыва эмоций в моей душе вновь образовалась звенящая пустота. А пошло оно все!..
— Здесь шлепнете или куда отведете?
— Садитесь! Садитесь и не умничайте, Карасев! Может, вам неизвестно, что в ГРУ тупых не держат?
— Да? — Я скептически ухмыльнулся.
Абросимов сделал вид, что не понял моего сарказма.
— Мало того, — продолжил он, — чтобы попасть в нашу контору, нужно пройти жесточайший отбор. Да, мы разные по личным качествам, характерам, устремлениям, среди нас есть очень неприятные типы, но вот что касается профессионализма — этого у нас не отнять.
— А какое я имею отношение к вашему «профессионализму»?
— Самое непосредственное. Вы, наверное, отметили, как быстро и полно было собрано на вас досье.
— Чего проще, — буркнул я. — Вы можете сейчас лепить мне все, что угодно. Я как чистый лист бумаги — что вы на нем напишете, то можно считать правдой. Только это совсем не так.
— С вашим утверждением можно спорить, но это не все. У меня для вас есть еще и сюрприз. И пока вы с ним не познакомитесь, не нужно принимать окончательное решение — быть или не быть. Игры, в которые мы играем, весьма серьезны, а ставки в них настолько высоки, что вам даже трудно представить.
— Плевать мне на ставки! И на ваш сюрприз.
— Напрасно. Все равно вам придется на него посмотреть. Поверьте, вы не разочаруетесь…
Что он задумал?
В словах Абросимова был какой-то интригующий подтекст. Полковник меня и впрямь заинтересовал.
Я сидел перед ними и просчитывал обстановку. И в душе смеялся над их хваленым «профессионализмом».
Если бы только Абросимов знал, что, несмотря на мои наручники, вооруженных автоматами десантников за дверью, пистолет и мышцы Ливенцова, они все при моем желании потенциальные мертвецы.
Меня так и подмывало сбросить стальные браслеты, отобрать у Ливенцова его козырную пушку и сделать из нее металлолом.
Но я немедленно подавил в себе этот совершенно неожиданный для меня мальчишеский порыв.
Во вражеском окружении боец хэсюэ-гун никогда не станет демонстрировать свои возможности из-за тщеславия. Только глупец выворачивает карманы с деньгами перед публикой, где может оказаться искусный вор…
Из комнаты я вышел уже без наручников.
Меня сопровождали только Абросимов и Ливенцов. Едва я оказался на улице, как к нам подкатил невзрачный «уазик».
Бросив быстрый взгляд по сторонам, я только утвердился во мнении, что сбежать отсюда трудно. Чтобы не сказать — невозможно.
Мы находились в тюремном дворе, окруженном каменным забором в два человеческих роста с «колючкой» поверху.
Две сторожевые вышки торчали по сторонам железных раздвижных ворот, как средневековые бастионы.
А притаившиеся на них парни в десантных комбинезонах, прильнув к лазерным прицелам современных снайперских винтовок, следили за каждым моим движением.
Конечно, не привяжи Абросимов к моим ногам «гири» сюрприза, я бы не замедлил использовать даже такую, казалось, совершенно безнадежную возможность для побега.