Выскочка из отморозков - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я даже не думал, что ты бездельником хочешь вырасти.
— С чего взял? — отпрянул Борька и сказал насупившись:
— Подумаешь, великое дело — в глине возиться, как жуку в говне. Но ты за все время, что живешь с нами, ни в чем не помог мамке по дому. Приходишь, помыл руки и отдыхаешь барином. Ты устал. А мамка тоже работает. Почему она должна и на тебя ишачить? Я бездельник, но ей всегда помогаю. Ты дома только ложкой вкалываешь, в остальном пальцем не пошевелишь. Мать приготовь, постирай, убери, успей с огородом…
— Все понял! Борис, ты прав! И вовремя сказал. Я буду помогать Наталье. Не серчай, я не хотел тебя обидеть. Оно, может, и рано спросил о работе, но я в твое время уже знал, кем стану, когда вырасту.
— Зэком ты стал. Нашел чем хвалиться! — сморщился мальчишка и мигом спустился вниз по лестнице. Он даже не оглянулся на Герасима и вскоре смешался с ватагой деревенских ребятишек. Герасим, глянув в ту сторону, услышал чей-то звонкий голос:
— Пацаны! Айда на речку! Скупнемся зараз!
Стайка ребятишек, стуча босыми пятками, с криками помчалась за деревню.
«Вернись в детство, Борька! И дай тебе Бог в нем побольше улыбок», — думал Герасим, возвращаясь в дом, где ждала его мать.
— Отдохнули? Чего ж так скоро? Бориска где?
— С детворой на речку побежал.
— Теперь не скоро воротится, только к вечеру.
— А что хотела? Он нужен тебе сейчас?
— Нет. Я с тобой вздумала поговорить, сынок. Скажи мне честно, Бориска чужой тебе? Ты взял бабу с дитем?
— Да, мам, не кровный он.
— Родной отец кинул их иль сами прогнали?
— И то и другое. Честно говоря, я знаю его. Редкая тварь! Второго такого не сыщешь, только на заказ черти сообразить подобного могут. В общем, не случайно разбежались.
— А ты с ним где встрелся? — Поставила сыну кружку холодного молока, сама села напротив.
— Я, как всегда, привез на базар свои глинушки. Поставил, разложил все. Тут и покупатели пошли. Всяк свое хватает. Кто пепельницу, другой — цветочный горшок, масленки, едва успеваю подавать глянувшееся. А тут приметил мужика. Он сбоку примостился. На товар не смотрит, на меня косит. Да так зло, аж зубами скрежещет и кулаки скручивает. Я глянул — нет, не был с ним знаком, нигде не встречался. А он все ближе ко мне подвигается. Думаю, что за невидаль, чего ему от меня нужно? На всяк случай сумку с деньгами убрал с прилавка, к себе на пузо повесил. Ну так-то схлынула первая волна, почти половину товара скупили. Так всегда бывает. Потом, до самого вечера, по одному, по двое подходят. Вот в эту передышку тот хмырь подначил и говорит: «А знаешь, кто я есть?» Ответил, что мне до него дела нет. Если с каждым на базаре знакомиться, жить станет некогда. Тот хрен хвост поднял дрыном, мол, он не каждый встречный. А вот я! И как стал меня склонять, да все матом. Я стою, глаза вылупив, не пойму, за что обсирают.
— Дал бы ему по сопатке! — не выдержала мать.
— На базаре позориться не хотел. Мало что брешет дурак! А за кулаки в ментовку попасть не хотел. Зато он как спятил. Изводит, и все тут. Мне самому с ним связываться нельзя. Да и товар без присмотра не оставишь. Но дергаться начал. Нервы не железные. И спросил его, мол, чего тебе из- под меня надо? Чья жопа тебя выпердела, чего докапываешься? Не лезь, не выводи из себя, чтоб потом выть не пришлось. А тот чмо еще злей брехать стал. Ну я не стерпел. Схватил его за черепушку и об прилавок стукнул. Он затих. Свалился у ног и отдыхал почти до вечера. Под прилавком прохладно, и мухи не допекают, не грызут. Он и заснул. Я уже последнюю масленку продал, когда тот гнус очухался и стал требовать магарыч. Сказал, что он бывший муж Натальи. Я и ответил, мол, претензий к нему не имею. Он аж зашелся и как завопит: «Козел рогатый! Семью у меня умыкнул вместе с избой! Пришел на все готовое и в мудях не чешешь, а я как последний барбос на свалке приморился! За что? Чем ты лучше, харя твоя корявая?! Глянь на себя, страшней черта! Моего сына до икоты переполохаешь! Не смей к моим вваливаться, мурло свинячье!» — «Я пусть и не красавец, но меня там ждут и любят, — говорю. — А тебя вытрехнули и забыли имя. Будешь много вонять, заткну тебе пасть. И без крутых сам ребра посчитаю. Но после меня из больницы до конца дней своих не выскочишь! Я жалеть не умею. Прямо под прилавком и урою, чтоб долго не возиться».
Герасим засмеялся.
— Он быстро сбавил тон. И, видя, что я собираюсь уходить, стал просить на бутылку. Мол, так и быть, уступаю, но ты мне за это гони поллитровку. Конечно не дал. Зачем приваживать алкаша? Потом не отвяжется. Как дерьмо на лапти липнуть станет.
— То верно сообразил. Не дал — враз отшил. Так оно лучше. Единое не уразумею, как случилось, что чужое дите и тебя удалось? Даже говорит вот так же — взахлеб. И глаза, сам взгляд, и губешки твои, бегает вприскочку, пятки на заднице закручивает. До еды жадный, работать станет хорошо и много.
— Мало чего умеет. В городе жил, учить придется всему самой. Мне возвращаться надо. Не обижайся. Дело свое не могу оставить. Недели через две наведаюсь к вам. Постарайся с ним сдружиться. Что с того, если не кровный, сама говоришь — моя копия. Вместо себя оставляю Борьку. Верни ему детство. Обокрал на него пацана родной отец. А и к делу принорови. Как меня когда-то. Его только осторожно, не спеша приучай. Обидчивый он. Много горя видел. Ну да ты у меня добрая, умная, сама все поймешь и разберешься во всем.
— А не тушуйся, сладим. Нешто не смогу этого обогреть? Сумею! Лишь бы твоя судьбина наладилась! — улыбнулась сыну.
Еще с вечера собрала харчи до города. Домашнее все, свое. Масло и творог, сметану и сыр увязала, обмотала, аккуратно разместила по корзинам. Сало и грибы, варенье — ничего не забыла. Гладыш со сливками решила утром из колодца поднять. Там, в студеной воде, надежней, чем в холодильнике, сохранится.
И только управилась, Борька с речки вернулся, весь мокрый, в песке, а улыбка от уха до уха:
— Баб! А меня жаба обоссала! А я ее!
— Как же сумел? — хохотала старуха.
— Натурально! Догнал, наступил ей на лапу и обоссал насквозь.
— Зачем? За что обидел ее?
— А она меня? Я ж в руки взял, чтоб только посмотреть, а эта стерва меня отделала. Пацаны захохотали, мол, бородавки будут. Я их все вернул ей. А обоссал, чтоб пацаны знали: себя в обиду никому не дам — ни жабе, ни людям.
— Значит, правильно сделал, коль так…
— А еще знаешь чего я видел? Коней! Самых настоящих. И пастух дал покататься мне. Ну и набил жопу. В другой раз обещали дать поездить уже в седле. Хотя, может, еще привыкну, как все.
— Куда ж денешься? Поначалу все новое пугает и болит. Потом свыкаемся. Другие тебя не лучше. И ты сумеешь ездить без седла и уздечки. Тебя тоже послушается конь и полюбит. Лошади любят сильных людей, издалека человека чувствуют, не всякого подпустят. Если ж взял на спину, признал мужиком.
— А можно мне с пацанами в ночное?
— Бориска! Отец завтра уезжает. Аж через две недели приедет, побудь с ним, ночное от тебя не сбежит. Еще и надоест.
— Хорошо, бабуль! Остаюсь дома! — согласился тут же.
До поздней ночи они втроем просидели на кухне. Давно
погас свет. В деревне его всегда отключали с наступлением I см ноты. Бабка принесла свечу, зажгла ее, и в доме все сразу изменилось, стало таинственным, загадочным.
— Знаешь, Борис, я тут родился. Не только я, все мы — I рос братьев. Всякое бывало, многое видел и знает этот дом. Мы взрослели, а он старел. Но всякий раз радовался нашему приезду. Пусть и тебя примет. Стань тут добрым хозяином, и он обязательно признает. Дом, как человек, на заботу живо откликается, здоровье бережет, дает силы, согревает в холода, дарит добрые сны. Я никогда нигде так не сплю, как здесь, в своем доме. Он особенный.
— А наш? Тот, что в городе? Ты не любишь его? — дрогнул голос Борьки.
— Он еще не признал меня. Не привык…
— Но ведь ты его весь отремонтировал. Он как новый стал! Даже крышу железную сделал.
— Ну и что с того? Мало этого. Ему особое тепло надо. Л ремонт и чужие могут сделать. Этим дом не удивишь. Может, постепенно привыкнет?
— Не знаю. Я давно мамку просил поменять его на квартиру с удобствами, где ни о чем заботиться не надо. Только мать говорит, что таких желающих мало. И городские к тому же не любят работать. С домом возни много. Постоянно следи за ним. Тут же еще огород и сад! Мало того — печное топление и вода во дворе. Еще и туалет наружи. Как слышат, враз отказываются. Или такую доплату просят, что нам столько не наскрести.
А зачем нам городская квартира? Мы в свой дом сами удобства проведем. Я уже закупил трубы для воды и газа. поставимим на кухне колонку, газовую плиту, а в большой комнате — газовый камин, он за час дом прогреет. Печку выкинем, с ней и лавку под ведра. Поставим раковину с кранами! Сколько места освободится! Выбросим старый стол и ножи, табуретки и колченогие стулья, заменим их новыми, которые не будут давить на память прошлыми бедами.