Эти странные австрийцы - Луи Джеймс

У мертвого австрийца есть одно преимущество: его уход со сцены нередко приносит славу и признание, в которых при жизни ему отказывали. Смерть, как порой говорят, это промежуточное состояние между жизнью и бессмертием, и судьба Моцарта тому яркий пример. Малер, подкрепляя этот миф, изрек: «Muss man denn in Osterreich erst tot se in damit sie einen leben lassen F» («Неужто в Австрии, чтобы вам не мешали жить, надо умереть?»)

ДОСУГ И РАЗВЛЕЧЕНИЯ

Земельный участок

Названное в честь его основателя Даниеля Готлиба Шребера, движение за разбивку небольших садов Schrebergarten далеко ушло от первоначального замысла. Шребер-то мечтал о парках отдыха для молодежи, а вместо этого после Первой мировой войны, в период продовольственного дефицита, в этих парках принялись выращивать овощи. Потом их превратили в летние дачи (огороженные в истинно австрийском духе не только зелеными насаждениями, но и частоколом из бесчисленных правил и инструкций) для обитателей многоквартирных домов со скромным доходом.

Нынешний Schrebergarten является последним словом в Gemutlichkeit, здесь полно плодовых деревьев и цветов, за которыми любовно ухаживают, есть здесь непременно крошечная лужайка и летний домик У молодого поколения теперь больше денег, чем было у их родителей в их возрасте, и больше свободного времени для занятий модными ныне видами спорта, скажем, теннисом, поэтому в Schrebergarten, как правило, отдыхают люди средних лет и старики. Многие участки сплошь заставлены садовыми гномиками, которых по виду не всегда легко отличить от хозяев.

Горные прогулки и экскурсии

Пешая прогулка в Альпах либо в венском лесу давно уже стала для австрийского рабочего способом отвлечься от тяжелого труда, а для среднего класса — приятным отдыхом. Сельские радости рабочих и бюргеров когда-то были аккуратно разделены по образовавшимся при замалчиваемом Kulturkampf (столкновении культур) линиям разлома, которые определяли для каждого класса соответствующую манеру отдыха.

Пешая прогулка зачастую проходит в глубокомысленном и полном достоинства молчании.

Что касается столичных жителей, то шатание в ясный день по мрачному и темному венскому лесу (вкупе с носящим ритуальный характер поиском грибов) — это как раз то, что доктор прописал. Ближе к вечеру настает кульминационный момент, Jause, называемый для приличия «полдником», но на поверку оказывающийся обильной трапезой на природе.

Когда-то костюм, указывавший на то, что австриец отправляется за город, чтобы там чудесно провести время, подразумевал наличие Leder-chosen (кожаных бриджей) и тирольской шляпы с заткнутым за ленточку пером. Чтобы носить ее, вам даже не нужно было быть жителем Тирольских Альп. И поныне время от времени можно увидеть господина в полном альпийском обмундировании, с решительным видом шествующего по пятнадцатому округу Вены, но не с тем, чтобы отправиться в горы, а чтобы предаться послеобеденному отдыху среди величественной простоты своего Schrebergarten.

Зрелищные виды спорта

Самые зрелищные виды спорта — это те, в которых австрийцы превосходят других спортсменов, т. е. лыжные и автомобильные гонки. Первые — понятно почему, а вот с последними не так все просто. Правда, в XIX веке австрийцы одними из первых сконструировали двигатель внутреннего сгорания, но, как и ряд других австрийских изобретателей, не получили почти никакого признания, не говоря уже о благодарности. Впрочем, Ники Лауда — вот то явление, которое заставило целое поколение жителей этой альпийской страны стремиться стать пилотами «Формулы 1».

Австрийские спортсмены, занимающиеся зимними видами спорта, особенно горнолыжники, — это особая каста. Иностранец, только что прибывший в эту страну, пожалуй, посчитает австрийских спортивных комментаторов, бесконечно упоминающих имена своих соотечественников, обыкновенными шовинистами, пока не поймет: в большинстве зимних соревнований несколько мест в десятке лучших неизменно занимают австрийцы. Стоит только какой-нибудь местной знаменитости побить мировой рекорд в слаломе на одну сотую секунды или удачно приземлиться после грозящего переломом шеи прыжка с трамплина, как ему тут же суют под нос микрофон и просят высказаться. И поскольку он говорит на непонятном тирольском диалекте, его речь могут разобрать разве что ближайшие соседи — тирольские немцы. Впрочем, тут и понимать нечего, ведь речь его (в переводе) обычно сводится к следующему: «Я не думал, что мне удастся, но потом прыгнул, ну и вот, удалось!»

Спортивная жизнь первоклассного горнолыжника довольно коротка. Вот почему столь важно наполучать как можно больше званий и как можно чаще давать телевидению интервью, прежде чем, уйдя на заслуженный отдых, открыть гостиницу или заняться рекламой моющих средств.

Половая жизнь

У большинства австрийцев на физическую сторону сердечных дел цивилизованный и сугубо практичный взгляд. Основная масса населения словно и не ведает об отрицательном отношении римско-католической церкви к противозачаточным средствам и абортам (аборты в этой стране делают при сроке беременности до трех месяцев). В австрийцах нет и тени ханжества, здесь считают, что непорочное поведение нужно только тем, кто желает сохранить девственность.

Австрийцы не так сурово, как их северные соседи, осуждают внебрачные связи. При этом эвфемизмам, прикрывающим участников таких отношений, явно недостает откровенности. Кавалер, занимающийся любовью с замужней женщиной, здесь известен как Hausfreund (друг семьи) — это слово содержит в себе косвенный намек, как и некоторые подобные, например, Freundin (подруга, а в одном из значений — любовница). Не состоящая в браке и живущая вместе пара называет друг друга Lebensgefahrten и Lebensgefkhrtsinen (спутниками жизни), и эти слова вызывают в вашем воображении образ закадычных друзей, вместе идущих по жизни.

Следующий анекдот отражает бытующее в австрийском обществе отношение к внебрачным половым связям.

Двое мужчин знакомятся на вечеринке. Они беседуют, и один из них говорит:

— Видите вон тех двух молодых женщин, что болтают в углу? Брюнетка — моя жена, а вон та хорошенькая блондинка, с которой она говорит, — моя любовница.

— Забавно, - отвечает его собеседник. — Я только что хотел сказать то же самое, только наоборот.

КУЛЬТУРА

Центрами высокой австрийской культуры традиционно (и в этом нет ничего удивительного) становились те места, где ей оказывалось покровительство (например, императорский двор в Вене или двор князя-архиепископа в Зальцбурге). Церковь также играла не последнюю роль в обучении музыкантов и предоставляла им работу (Брукнер[5] служил органистом в монастыре святого Флориана в Верхней Австрии, Гайдн в юности был певчим в хоре собора святого Стефана в Вене). В XX веке с момента основания Максом Райндертом современного Зальцбургского музыкального фестиваля и его превращения фон Караяном в место, где элите предоставляется возможность покрасоваться перед объективами камер, в стране сложились два культурных центра — Зальцбург и Вена, где чуть ли не круглый год проходят выставки, фестивали и т. п.

Сейчас даже в самом что ни на есть захолустном углу Австрии местных жителей непременно угостят каким-нибудь культурным мероприятием: от оперетт на открытом и полном комаров воздухе в крошечном Мёрбише на востоке и авангардистских музыкальных фестивалей в Граце на юге до опер (как современных, так и любимых публикой классических) в Брегенце на западе. Однако когда задумываются о вкладе Австрии в мировую культуру, то первым делом, разумеется, вспоминают Вену, ибо это город композиторов — Гайдна, Моцарта, Шуберта, Брукнера, Малера, Шёнберга[6] и Иоганна Штрауса (они все сыны Австрии), немцев Бетховена и Брамса, ставших известными и умерших в Вене; художников — Климта, Фукса и других представителей венской школы; писателей — Раимунда, Грильпарцера, Нестроя, Крауса, фон Гофмансталя, Шницлера; и, конечно, Зигмунда Фрейда; здесь родились также философы Фридрих Август фон Хайек, Карл Поппер и теоретик искусства Эрнст Гомбрих. Многие из них являются гениями-универсалами, хотя и не потому, что австрийцы такие уж выдающиеся и уникальные (об этом даже речи нет). И все же их вклад в мировую культуру столь огромен, что невольно подумаешь: ну непременно есть в Вене нечто такое, что способствует развитию творческих способностей. Краус как-то язвительно заметил по этому поводу: «Улицы в Вене закатаны культурой, как в других городах асфальтом».

Что за представление!

Австрийцы питают к своей культуре особые чувства (охватывающие всех жителей страны и достигающие апогея в Вене), и имя этим чувствам — слепое, доходящее до неистовства обожание. Спорить по эстетическим вопросам для австрийцев столь же естественно, как дышать. Постановка новой оперы или последний вызов современного драматурга, брошенный общественному вкусу, вызывают страсти неописуемой силы. Так было всегда. В XIX веке меломаны делились на вагнеровцев, поддерживавших Брукнера, и традиционалистов, горой стоявших за Брамса. О музыке последнего говорили, что она «словно писалась с учетом вкусов венцев: она не слишком страстная, но и не бесчувственная», т. е., выходит, ни то ни се.