Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Курт Давид

Он взял железные щипцы и подбросил в угасающий уже костерок несколько сухих лепешек конского помета. Движения у него были такими же размеренными, как и ход мысли и речи. На его вопросы ответы не требовались, потому что он сказал еще:

— Когда ты, Чоно, обменялся с Темучином кинжалами и рассказал мне об этом, я встретил весть о твоей нерушимой дружбе с сыном Есугея молча. Я велел тебе подарить Темучину кинжал в знак благодарности, но я не советовал тебе отдавать свою жизнь сыну вождя, о котором заранее не скажешь, как он будет жить, получив власть над многими — это когда орда вырастет. А она вырастет. И он вернет себе власть отца.

— Разве ты сам не служил Есугею?

— Да, служил, потому что уважал, и повиновался, потому что он был мудр, но я мог покинуть его, если бы пожелал того. Верность вождю не следует ставить выше верности заветам предков. А разве ты сможешь покинуть Темучина после того, как вы поклялись быть одной грудью, одной шеей и одной головой? Поклялись в верности до последнего дыхания. В смерти все равны, а в жизни? В жизни первый — он! Ну, а ты? Дружить можно лишь с равными. А не так, чтобы один стоял высоко, а другой низко.

— Ты не доверяешь ему, отец?

— Нет, но я учу тебя тому, что поведала мне жизнь.

В медном котелке над огнем закипела вода. Отец засыпал в нее чай и соль, принюхался, вдыхая в себя тонкий запах, долил немного молока и помешал, сдержанно улыбаясь. А потом принес большие куски высушенного козьего сыра и миску с поджаренным просом.

Он отдал низкий поклон и поднял голову к своду юрты, где висели шкурки байбаков, после чего дал знак начинать чаепитие. Ветер приносил в юрту прохладу от реки. Где-то заскрипели колеса повозки. От Керулена возвращались девушки, ходившие по воду.

Мы легли на шкуры. Отец справа от краснеющего костра, а я слева от него, и на фоне темной юрты наши обращенные друг к другу профили отчетливо выделялись. Отец сказал:

— Ты спросил меня, Чоно, доверяю ли я ему, и я ответил тебе: нет! И все-таки расскажу тебе одну историю, которую я видел собственными глазами и слышал собственными ушами и в которой все правда, от первого до последнего слова. У Темучина было три брата. Однажды, еще юношами, они собрались поудить рыбу. Уселись рядышком на берегу, сделали себе крючки и начали таскать из реки разную мелочь: чебак-рыбу и хариусов. А потом сплели невод и наловили рыбы побольше, чтобы мать засушила ее впрок. И опять сидели рядом и ловили рыбу на крючки, сделанные из гвоздей. Четверо братьев — Темучин, Хазар, Бехтер и Белгутай{4}. Как вдруг Темучину с Хазаром почти одновременно попалось по огромному серебристому сазану. Но Бехтер и Белгутай — они были постарше — отняли знатный улов у младших. Вернувшись домой, Темучин и Хазар сказали матери:

— Нам попались на крючок сверкающие сазаны, но братья Бехтер и Белгутай отняли их у нас!

На что мать ответила:

— Да бросьте вы спорить! Братья, а никак не договоритесь. Ведь у вас, кроме ваших теней, нет никаких товарищей для игр. А кроме лошадиных хвостов, других нагаек нет! Вам бы с утра до вечера повторять: «Как бы нам смыть позор, как отомстить тайчиутам!» А вы между собой никак не договоритесь!

На что Темучин возразил:

— Еще вчера они отобрали у нас жаворонков, которых мы сняли на лету стрелами. Сегодня опять обокрали. Как нам жить с ними дальше?

Отбросив полог, они выбежали из юрты. Бехтер сидел на холме и сторожил лошадей, в том числе и серебристо-серого жеребца. Темучин подкрался к нему сзади, а Хазар спереди. Когда они, заправив стрелы, подползли поближе, Бехтер заметил их и сказал:

— Почему вы не говорите: «Оскорбление, которое нанесли нам тайчиуты, невыносимо. Как бы нам отомстить?» Почему вы обращаетесь со мной, будто я у вас бельмо на глазу или щепка во рту? Ведь у вас, кроме ваших теней, других друзей нет и, кроме конских хвостов, других нагаек — тоже? Откуда же столько злости против братьев? Ведь мы же свои люди! Смотрите не затопчите мой костер! И не вздумайте убивать Белгутая!

Так говорил он, спокойно сидя на поджатых ногах.

Но Темучин с Хазаром пустили в него стрелы спереди и сзади и ушли прочь.

Когда они вернулись, мать сразу поняла по их лицам, что произошло, и сказала:

— Убийцы вы! Один из вас вышел из моего горячего лона со сгустком крови в сжатой ладошке! А другой похож на хазарского пса, который набрасывается на собственных щенков. Вы похожи на хабланских тигров, шныряющих за добычей по краям теснин, на барсов, постоянно шипящих от злости, на огромных змей, всегда готовых удавить и заглотать кого-то, на соколов, ринувшихся за убегающей тенью, на ястребов, молча проглатывающих свои жертвы, на верблюдов, кусающих своих верблюжат за ноги, на волков, ураганом обрушивающихся на дичь, на мандариновую утку, которая сожрет своих же утят, если те сразу не поплывут за ней, на медведей-шатунов, которые готовы разорвать на части первого попавшегося. У вас, кроме ваших теней, нет других друзей, кроме лошадиных хвостов, у вас нет других нагаек, мы не смыли еще позора, причиненного нам тайчиутами, и вас не мучает день и ночь вопрос, как бы им отомстить?! Вы говорите только: «Как нам жить с ними дальше?» Это с братьями-то! И вот что вы с ними сделали…

Так мать поносила своих сыновей, повторяя слова далеких предков. Нет, я не то чтобы не доверяю ему, Кара-Чоно, но я хотел воспользоваться случаем и рассказать тебе о том, что видели мои глаза и слышали мои уши. Устраивай свою жизнь так, чтобы потом не плакать и не страдать по собственной вине.

Той ночью мой отец умер. Я только утром заметил, что он лежит и не дышит. Умер он так же спокойно, как привык дышать и говорить. Посиневшие губы его были крепко сжаты.

Я вынес его из юрты в степь. Мне почудилось, что в степи лицо отца разгладилось и он улыбнулся. А может, так оно и было.

Глава 4

ХРОМОЙ КОЗЕЛ

С того утра я ношу отцовский светло-синий халат. Так он завещал. Я носил его халат, и, значит, ко мне должны перейти его мысли. Одно совсем просто, а другое куда сложнее, тем более что теперь я жил в юрте совсем один: моя мать умерла несколько лет назад, а братьев убили во время вражеского набега. Можно охотиться в одиночку, можно удить рыбу одному, но как одному жить? Даже лось начинает бузить, оставшись в одиночестве. Когда встретишь в степи одинокое дерево, знаешь, что долго оно не устоит, природа сокрушит его. Я был рад дружбе с Темучином, хотя носил в себе слова отца, как носил на себе его халат.

Тем временем ветер разносил по степи весть о молодецких проделках Темучина, как и предсказывал отец. Молодые уши всегда радуются таким историям, а юные головы заняты мечтами о подобных подвигах. Да и как не стать храбрецом, когда у тебя за брата лес, а за сестер — сама степь?

Сначала к нам прибились двое, потом трое, а в один из дней целых четверо воинов. Они пришли с лошадьми, овцами, поставили собственные юрты со всем скарбом и утварью. С ними были их жены и дети. А потом начали появляться и другие, у которых ничего, кроме мечты и желания повиноваться, не было — они просто хотели служить Темучину.

— Мы хотим к сыну Есугея, — говорили они.

Или:

— Нас послали наши отцы. Они служили Есугею, мы будем служить его сыну.

А некоторые говорили так:

— Мы наслышаны о храбрости Темучина и его хитрости. Нас тоже грабят тайчиуты. Вот мы и решили идти к вам, чтобы соединить нашу силу с вашей.

Темучин ласково принимал их всех, в том числе и тех, кто ничего, кроме повиновения, с собой не приносил. Он отводил им хорошие места для юрт, давал то, без чего на первых порах никак нельзя было обойтись, показывал, где на Керулене самые рыбные места, заботился о том, чтобы в орде поддерживалась дисциплина.

А в один прекрасный день он поскакал на юг, к хунгиратам, где его ждала невеста по имени Борта. В возрасте девяти лет Темучин вместе с отцом гостил в этом племени, и Дайсечен, вождь хунгиратов, пообещал ему свою дочь в жены. И теперь Темучин хотел забрать ее в родную орду.

В его отсутствие он велел нам с Бохурчи присматривать за охотниками и пастухами, прибившимися к нам, и к тем, кто еще прибьется. Положим, их приходило не слишком-то много, но каждый день кто-то да появлялся. Иногда я думал: это Темучин вливает молодое, неперебродившее вино в старые мехи — иначе орда не разрастется.

Когда я как-то утром опять отправился поудить рыбу и сидел на бережку уже несколько часов, и хоть бы одна рыбешка клюнула, я услышал за спиной шелест шагов по траве. Оглянулся несколько раз, но никого не заметил. Может, мне это послышалось, а на самом деле просто пробежала мимо быстроногая антилопа?

И я снова закинул удочку.

Но тут в реку ухнул тяжелый камень. Я испуганно выдернул наживку из воды.

За моей спиной кто-то расхохотался: