Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель - Барбара Хэмбли

— Нет! — Он заставил себя подняться и покачнулся, словно и впрямь только что проснувшись. Несколько секунд он чувствовал стальную мысленную хватку вампира и боролся с ней изо всех сил. Но за время работы в министерстве иностранных дел Эшер научился в критические моменты как бы отстраняться от собственных поступков. В ту ночь, когда он застрелил беднягу Жана ван дер Плаца, он не почувствовал ничего. Как теперь. Может быть, именно это и заставило его выйти из Большой Игры.

Расчетливо, как тогда, когда он нажимал на курок, Эшер шагнул к женщине и, схватив за плечи, заставил ее встать. Прозрачные глаза Исидро следили за ним. Стараясь не встречаться с вампиром взглядом, Эшер вытолкнул женщину в коридор. Она двигалась легко, как лунатик. На маленькой площадке между вагонами их встретил сырой холодный ветер, и сознание стало проясняться. Эшер прислонился к косяку и, чувствуя странную дрожь во всем теле, подставил лицо обжигающим ледяным порывам.

Женщина вздрогнула. Ее руки — красные, потрескавшиеся, мозолистые, столь не соответствующие молочной белизне шеи, — нашарили расстегнутый воротник; глаза наполнились тревогой. Она была испугана, потрясена, растеряна.

— Кто?.. Что?.. — Она отшатнулась от него к самым поручням, словно собираясь выброситься в летящую мимо ночь.

Эшер мгновенно принял облик безвредного, чудаковатого, чрезмерно предупредительного преподавателя колледжа, столь часто выручавший его за границей.

— Я увидел вас стоящей в коридоре, мадам, — сказал он. — Прошу извинить мою бесцеремонность, но моя жена имеет обыкновение ходить по ночам, и что-то в вашем поведении навело меня на мысль, что с вами происходит нечто подобное. Я заговорил с вами, и, когда вы не ответили, я понял, что мои предположения правильны.

— Я… — Она сгребла в горсть расстегнутый воротник; в кроличьих глазах — смущение, недоверие, страх.

Эшер продолжал тоном оксфордского ученого, филолога, ни разу в жизни не слышавшего про пулеметы и уж тем более не выкрадывавшего их чертежи из Берлина в вырезанной изнутри книге:

— Свежий воздух обычно приводил ее в чувство — мою жену, я имею в виду. Может быть, мне проводить вас в ваше купе?

Она потрясла головой и пробормотала:

— Нет… Благодарю вас, сэр… Я… Вы очень добры…

Судя по выговору (машинально отметил Эшер), женщина была родом из Корнуолла. Торопливо миновала узкий проход и скрылась в соседнем вагоне, ежась от холода и неловкости.

Эшер еще несколько минут стоял на площадке, и холодный ветер трепал его волосы.

Когда он вернулся в купе, Исидро там не было. Единственным свидетельством, что случившееся не приснилось, был валяющийся между сидений фиолетовый шарф. Эшер ощутил приступ гнева при мысли о том, где сейчас может обретаться вампир и с какой целью. Можно было, конечно, пробежать по всему поезду, крича, чтобы береглись вампиров. Но Эшер уже видел Исидро в деле и сознавал, как мало шансов у жертвы хотя бы увидеть своего убийцу. В третьем ли классе или в спальном вагоне мертвое тело спокойно доедет до самого Лондона незамеченным. А если его сбросить под колеса, то ни у кого даже не возникнет вопроса о причинах происшествия, равно как и о причинах отсутствия крови в жилах.

Впрочем, предупреди он пассажиров, особого проку это бы не принесло, если, конечно, не считать отправки самого Эшера в сумасшедший дом.

В бессильной ярости он рухнул на красное плюшевое сиденье и стал ждать возвращения дона Симона Исидро, прекрасно сознавая, что выполнит все, о чем попросит его вампир.

Глава 3

— Ее звали Лотта. — Мягкий голос дона Симона отдался под сырыми сводами подвала. — Она была одной из… — Вампир замялся, затем исправился: — Шляпницей, пока была жива.

Эшер не отказался бы узнать, что его спутник думает об этой Лотте на самом деле.

— Типичная представительница неимущих классов — вульгарная женщина, воровка, вдобавок проститутка. — Исидро помедлил, и у Эшера вновь сложилось впечатление, что вампир тщательно выбирает из своей огромной коллекции фактов те немногие, которыми он мог бы поделиться. — Но она была хорошим вампиром.

Эшер вздернул бровь и осветил потайным фонарем Исидро низкие каменные своды. Затененные ниши таили в себе гробы, арки проходов были украшены резьбой. Хайгэйтское кладбище было не столько древним, сколько модным: место в нише стоило не менее сотни гиней, а в отдельные склепы с узкими ведущими вниз лесенками по сторонам тройного ряда псевдо-египетских мавзолеев попасть было не легче, чем в усыпальницы некоторых городских церквей.

— А что это означает — быть хорошим вампиром?

Казалось, Исидро не услышал вопроса. Секунду испанец стоял неподвижно в тени ниши; лицо его, обрамленное длинными бесцветными волосами, было непроницаемо. Затем он проговорил медленно:

— Склад ума, как мне кажется. Вы должны понимать, Джеймс, что суть бытия вампиров — это жажда жизни, нежелание умирать. Тот, в ком нет этой обжигающей жажды, этой воли, просто не выдержит… процесса… в течение которого живущий становится неумершим. А если даже и выдержит, то надолго его не хватит. Быть хорошим вампиром — значит быть осторожным, быть все время начеку, применять все физические и психические возможности вампиров, словом, поддерживать то пламя, что питается радостью бытия… Лотта при всей ее вульгарности (а она доходила в этом до смешного) привлекала именно жаждой жизни. Даже я это чувствовал. Наше существование было для нее пиршеством.

Желтый свет фонаря скользнул по гранитным ступеням, ведущим наверх, в мрачную аллею, где и днем-то всегда царил зеленоватый сумрак, блеснул на металлической облицовке двери. Еще входя сюда, Эшер обратил внимание, что пыль и коричневая палая листва лежат на пороге не так густо, как везде; обратил он внимание и на неприметную тропинку, ведущую вправо от склепа, — путь, которым по ночам уходила и возвращалась Лотта и по которому ее, надо полагать, в итоге выследили.

— Я так понимаю, что вы знали ее еще в те времена, когда она была живой?

— Нет. — Вампир скрестил руки на груди, почти что не смяв при этом складки своего шотландского плаща.

Когда они покидали вагон на Паддингтонской платформе, Эшер заметил в свете газового фонаря, что меловое лицо Исидро порозовело, стало почти человеческим. «Видимо, — с оттенком черного юмора подумал Эшер, — поужинал в поезде». О себе он так сказать не мог. Поэтому, пока Исидро нанимал кэб, он купил у старичка лоточника пирог с мясом и, вновь испытав острое чувство нереальности происходящего, закусил прямо в экипаже в компании сидящего рядом вампира. Исидро предложил сразу возместить стоимость покупки, но Эшер попросил просто внести эту сумму в счет.