Бледные короли и принцы - Роберт Паркер

В зеркале заднего вида появился голубой пикап «шеви». На участке дороги, где обгон был разрешен, я сбавил скорость. Водитель пикапа повторил мои действия. Ага! Я нажал на газ и «шеви» помчался следом за мной. Ясно.

С боковой дороги на шоссе вырулил бордовый «форд седан» с бежевым виниловым верхом и занял позицию впереди меня. Я достал «кольт-питон» и положил рядом с собой на сиденье.

Все три машины вереницей проследовали по опоясывающей холм дороге и съехали в низину. С обеих сторон шоссе обступал молодой лес — деревьям лет пятьдесят, не больше. Сейчас, зимой, они щетинились голыми ветками, сквозь которые в уже наступающих сумерках просвечивали грязно-белые заплаты снега. Дорога уходила влево и устремлялась вверх на следующий холм. Если посмотреть на нее сверху, она напомнила бы букву "S", вписанную между двух холмов-близнецов. На этом участке дороги, кроме наших трех, других машин не наблюдалось.

Перед самой вершиной следующего холма дорога круто уходила вправо. За изгибом поворота на встречной полосе замер зеленый фургон «форд». Крышка капота была поднята, внутри, согнувшись, копался водитель в красной куртке из плотной шотландки. Седан впереди меня затормозил и остановился бок о бок с заглохшим фургоном. Мне тоже пришлось остановиться. Позади меня взвизгнули тормоза: водитель пикапа повернул машину, поставив ее так, что практически полностью перекрыл обе полосы.

Короткий декабрьский день был на исходе. Свет фар, бьющих в разных направлениях, пробивал сгущающиеся сумерки. На мрачный лес и пустынную дорогу ложились жутковатые, фантастические перехлесты лучей.

Обладатель красной куртки оставил в покое капот и двинулся в мою сторону: в свете фар своей машины я увидел, что он в лыжной маске. Такая же маска была и на толстяке из пикапа, и еще двоих, вылезших из седана. У всех в руках — бейсбольные биты, только водитель фургона держал что-то вроде топорища.

Прижимая к бедру «питон», я выбрался из машины. Люди с битами надвигались молча. Я ждал. Из лесу тоже не доносилось ни звука. Ни щебета птиц, ни шелеста листвы, которую теребит ветер. Только приглушенный гул моторов и удары сердца в груди.

Я обошел машину и встал между ней и обочиной дороги. Трое в масках, рассыпавшись веером, двинулись на меня. Четвертый — сзади — оставался стоять там, где стоял: он держал биту на правом плече, крепко сжимая обеими руками. Я заметил, что держал он ее на дюйм выше, чем положено.

— Ну что, парень, тебя ведь по-хорошему предупреждали, что ты здесь — заноза в заднице. До тебя, видать, не дошло. Сейчас будем предупреждать по-плохому, — пообещал обладатель красной куртки.

Троица подобралась почти вплотную к машине. Лыжные маски были в каком-то красочном переплетении толстых нитей красной и желтой пряжи. Может, я на маскарад попал?

Маска в красной куртке застыла у передка моей машины.

— Может, договоримся? — миролюбиво предложил я.

— Договоримся? — красный зловеще усмехнулся. — Договариваться будешь в больнице насчет страховки.

Он замахнулся битой и врезал по правой фаре. Посыпались осколки.

— Хочешь и машину мою отправить в больницу?

Он ничего не ответил, но расправился и с левой фарой.

Света на дороге поубавилось, но под лучами фар остальных машин асфальт казался желтым, и по нему, как по какому-то сюрреалистическому полотну, перетекали вытянутые тени «бейсболистов».

Я медленно набрал полные легкие, взвел курок, вскинул мощный «кольт», аккуратно прицелился и нежно нажал на спусковой крючок, посылая пулю в левую красной куртки: ранение в мышцу, даже если будет задета кость, особых осложнений не вызовет.

В тишине выстрел прогрохотал раскатом грома. Мощный удар тяжелой пули «магнум» крутанул беднягу и кинул правым боком на полотно дороги. Бейсбольная бита звонко забарабанила по асфальту, потом приглушенно застучала, скатываясь со склона холма, и затихла, застряв в кустарнике.

Красная маска простонал:

— Господи Исусе... Он выстрелил в меня...

Трое остальных застыли на мгновение, остолбенев от страха. Два прыжка — и я уже стоял в лесу под покровом темноты.

Красная маска продолжал причитать:

— Господи Исусе... Господи Исусе...

Скорее от страха и неожиданности, чем от боли.

Боли особой он чувствовать не мог, так как находился в шоке. Трое остальных столпились вокруг него. Крайне глупо: я мог запросто перестрелять их всех, даже не перезаряжая револьвера.

Один из них, огромная жирная туша в синем бушлате, растерянно всхлипнул:

— Что делать-то?

Трудно было понять, к кому он обращается.

Я стоял в темноте за деревом, ярдах в пяти.

— Наложите тугую повязку, чтобы остановить кровь, и везите в больницу.

Жирный повернулся на звук моего голоса:

— Ты убил его, ублюдок!

— Если вы не уберетесь отсюда вместе с ним как можно быстрее, я ухлопаю вас всех.

— Ублюдок, — сплюнул жирный. Наверное, он не знал других ругательств.

Водитель пикапа опустился на колени рядом с красной маской и успокаивал:

— Ты в порядке...

Но красная маска все причитал и причитал:

— Господи Исусе... Господи Исусе...

Может, он молился?

Я снова скомандовал из темноты:

— Возьмите носовой платок, или какую-нибудь чистую тряпку, а лучше шарф, сложите в несколько слоев и приложите к ране. Потом перетяните потуже ремнем — чтоб повязка держалась. И тащите его в машину, везите быстрее в больницу, пока он не истек кровью и не окочурился.

Они приподняли его и поволокли. Запихали на заднее сиденье, кто-то сел рядом. Водитель пикапа пробежал под прикрытием моей машины, старательно огибая то место, где находился я, видимо опасаясь схлопотать пулю, запрыгнул в свой грузовик и погнал его прямиком на мою старушку. Я заметил, как что-то полетело в нее, когда он притормозил на мгновение, звякнуло разбитое стекло — и машину охватило пламя. Грузовик стремительно рванул прочь. Седан последовал за ним.

А я стоял в темноте леса и смотрел, как горит моя машина.

Глава 10

До мотеля было мили две, и я одолел их меньше чем за полчаса. В вестибюле мотеля сидела, закинув ноги на свой чемодан, Сьюзен.

Мы поцеловались.

— В номер меня не пустили, сказали, что я не значусь в списке постояльцев.

— Похвальная осторожность. Пусти тебя в номер, так ты там еще и разденешься.

— Полагаю, именно этого они и боялись.

От Сьюзен исходил запах духов и помады. Желтое пальто из какой-то фантастической блестящей ткани выглядело как дождевик за семь сотен. Под ним лоснился замшевый костюм цвета зеленого яблока. Большие темные глаза светились умом и возбуждением. Никогда не встречал другой такой женщины, как она, и не надеюсь, что когда-нибудь встречу.

— Иди рядом, малышка, — сказал я Сьюзен, взял ее за руку и подхватил чемодан. — Я проведу тебя.

Администратор проводил нас ледяным взглядом по всей лестнице и до самого номера. Я открыл дверь и вошел в номер первым. В комнате было тихо и пусто. Включив свет, я впустил Сьюзен в комнату и закрыл дверь. Она внимательно посмотрела на меня, поскольку не могла не обратить внимания на то, что я вошел первым.

— Скверный гостиничный номер, — констатировала она. Ей хватило мгновения, чтобы оценить все достоинства моей комнаты.

— Здесь есть ванная. И здесь чисто. Не будь привередой.

— Будь я привередой, стала бы проводить выходные в каком-то Уитоне, штат Массачусетс!

Она сняла пальто, бросила его на спинку стула, открыла чемодан и занялась его содержимым. Уезжая из дома, Сьюзен всегда брала с собой наряды на все случаи жизни. Неофициальный обед в Белом Доме, пикник в Королевском Ранчо, коктейль с Холстоном, спуск по бурной горной реке... — все было предусмотрено. Не только вечерние платья, но и всевозможные аксессуары: колготки, туфли, белье, драгоценности, шляпы, пальто, перчатки, пояса... Ее чемодан напоминал безразмерный саквояж иллюзиониста: сколько бы зрителей в него ни набивалось, в нем всегда остается место еще для одного, и еще, и еще...

Любому занятию Сьюзен отдавала себя целиком, она погружалась в него с головой, даже когда распаковывала свой бездонный чемодан. Способность концентрировать всю себя в лазерный луч была одним из атрибутов ее профессии психотерапевта.

— Когда все кажется в равной степени важным, не признак ли это какой-нибудь болезни?

— Анально-сексуальная мания, — диагностировала Сьюзен, продолжая аккуратно, прежде чем положить в комод, перезаворачивать в тонкую бумагу очередную блузку.

Я сидел на кровати, наблюдая за ней. Мне нравилось за ней наблюдать. Нравилось смотреть на ее руки, шею, голову, которую она чуть наклоняла, принимая важное для себя решение. Нравилось, что она всегда выглядит безупречно: одежда, волосы, макияж — можно подумать, что она секунду назад отошла от зеркала. Нравилось, как сужались к лодыжкам икры ее ног. Как она слегка прикусывала нижнюю губу, раздумывая, какую блузку положить сверху. Мир светлел, звуки замирали, время отступало...