Имперская идея в Великобритании (вторая половина XIX в.) - Марина Глеб

Разграничение между проблемами колониальными и собственно английскими, стремление к максимальному расширению самостоятельности колоний, выраженные в речи премьер-министра, на практике часто выливалось в предоставление колониям довольно значительных прав и преимуществ. Англия не остановила даже постепенное введение Канадой, Новой Зеландией и австралийскими колониями протекционистских таможенных пошлин на ввозимую продукцию, хотя они распространялись и на британские товары. Рынки малонаселенных и относительно слаборазвитых стран «белой империи» не могли представлять значительной экономической привлекательности в эпоху безраздельной гегемонии Англии в мировой торговле. Тем не менее следует отметить, что уже в этот период метрополия была связана с данными рынками поставками сырья и продовольствия. Еще большее значение имело быстрое развитие финансовых операций. Около половины всего инвестированного за границу в 1850—1860-х гг. британского капитала уходило в колонии. В 1869 г. «Банковский журнал» признавал исключительную привлекательность англо-саксонских ценных бумаг, которые «растут в цене одновременно с прогрессом колоний, являются надежными как гранитные скалы, которые лежат в основании земли, не подверженные опасности революций»[59].

Таким образом, период 1850—1860-х гг. можно определить как время господства либеральных принципов и схем в рассмотрении перспектив и путей экономического развития Британской империи. Своеобразное преимущество, полученное Англией как наиболее промышленно развитой страны мира, обусловило отсутствие интереса к совершенствованию и укреплению внутриимперских экономических связей. Формирование имперской идеи в ее экономической составляющей в этот период проходило под определяющим влиянием представителей либерального течения политической мысли.

В имперской идее последней трети XIX в. колониям придается совершенно новое значение для экономики Великобритании. В этот период Англия, как и другие индустриально развитые страны, заново открыла для себя безграничные возможности и перспективы, заложенные в азиатских и африканских странах. В задачи данного исследования не входит определение реальной экономической выгоды, извлекавшейся англичанами из зависимых владений. Жители викторианской Англии могли владеть ограниченной или искаженной информацией о странах, входивших в состав империи, проявлять неоправданный оптимизм или излишний скептицизм в вопросах о возможности их экономической эксплуатации и развития. Тем не менее в теоретических построениях последних десятилетий XIX в. в имперской идее будущее Великобритании начинает тесным образом связываться с периферией цивилизованного мира.

В это время на имперскую идею и политику начинают оказывать воздействие разнообразные факторы. Прежде всего, к этому времени экспедициями Д. Ливингстона, Г. Стэнли и других исследователей для европейцев были открыты неведомые ранее территории Африки. Улучшение средств коммуникации и развитие железнодорожного строительства позволяло перейти к контролю не только над прибрежными и островными районами Азии и Африки, которые и составляли большую часть британских владений в середине XIX в., но и закрепиться на хинтерландах, внутренних территориях. Таким образом, наука сыграла значительную роль в изменении представлений англичан об окружавшем их мире, а новые технологии облегчили его завоевание.

Появившимся возможностям поиска и открытия новых земель соответствовал и мощный стимул, ускоривший этот процесс. Казалось, что более активная колониальная политика позволит решить актуальные экономические проблемы индустриального общества. Такая перемена в значительной степени связана с тем, что во второй половине 1870-х гг. усиливались негативные тенденции в экономическом развитии Англии, знаменуя начало кризисного для английской экономики этапа. У современников экономическая ситуация 1873–1896 гг. получила название «Великая Депрессия». Этот период в экономическом плане характеризовался перманентным кризисом в сельском хозяйстве, замедлением темпов роста в некоторых отраслях промышленности, падением цен на промышленные товары, ростом безработицы[60]. Несомненно, из-за резкого контраста с периодом бурного экономического роста, отмечавшегося в 1850—1860-х гг., такая ситуация оказалась одним из важнейших факторов, повлиявших на рассеивание атмосферы процветания и ослабление позиций либеральных идей в обществе.

Непривычная для викторианской Англии ситуация наблюдалась и в международной торговле. «Мастерская мира», которая в силу своего передового промышленного развития традиционно снабжала своими изделиями европейские страны, начала вытесняться с привычных рынков при помощи протекционистских тарифов. США, а за ними Франция и Германия решительно продемонстрировали, что приоритетом их экономической политики является развитие национальных экономик и отказались от принятия политики свободной торговли. Вместе с тем значение внешней торговли для Англии в последней трети XIX в. продолжало возрастать. Продолжался процесс индустриализации, в результате промышленность страны, в основном ориентированная на экспорт, требовала постоянных поставок сырья и обширных рынков сбыта готовой продукции. В Англии продолжалось увеличение объемов промышленной продукции, хоть и не такими быстрыми темпами, как в Германии и США. В результате с 1870-х гг. начинает возрастать отрицательный баланс во внешней торговле. В 1875 г. импорт превышал британский экспорт на 92 млн фунтов стерлингов, в 1880 г. – уже на 125 млн фунтов стерлингов. В последние десятилетия XIX в. в силу ряда внутренних и внешних причин Англия постепенно утрачивала свою торгово-промышленную монополию и исключительное положение в мировой экономической системе.

На повестке дня в стране стояла проблема рынков, гарантировавших бесперебойное снабжение промышленности страны сырьем и материалами и поглощение излишков промышленной продукции в периоды перепроизводства. Таможенная политика, охранявшая рынки европейских стран, заставляла обратить внимание на неразработанные до сих пор возможности рынков Азии и Африки. В 1880 г. ведущая лондонская газета «Таймс» писала: «Земля обширна. Потеря европейского покупателя замещается, все в большей и большей степени, новым спросом из более отдаленных регионов»[61].

Изменению отношения к роли империи в жизни Великобритании в последней трети XIX в. в значительной мере способствовало и появление новых подходов к определению роли государства в экономической деятельности его субъектов. В 1850—1860-х гг. доктрина свободной торговли отводила государству минимальную роль в регулировании частной предпринимательской деятельности. По мере развития конкуренции со стороны Европы и США, повсеместного введения протекционизма, растущих вызовов позиции Англии как передовой индустриальной страны мира, переоценивался потенциал государства, который можно было бы направить на поддержку индивидуального предпринимателя. Появляется идея о том, что «сила государства может и должна быть использована за пределами государства в экономических целях членов этого государства»[62]. Иными словами, предприниматели, представлявшие Британию в различных коронных колониях и нейтральных странах, иногда были не в состоянии выдержать конкуренцию представителей французских или германских деловых кругов, за которыми явно или скрыто стояло государство. Известный журналист Ф. Гринвуд отмечал: «Новые рынки – это постоянный лозунг капитанов нашей промышленности и торговых принцев, и хорошо, что правительство прислушивается к подобным требованиям»[63].

Коммерческие интересы британских подданных в азиатских и африканских странах неукоснительно соблюдались как в 1850—1860-х гг., так и в последние десятилетия XIX в. Известно, что британское правительство в 1856 г. начало войну с Китаем, стремясь обеспечить беспрепятственный доступ индийского опиума на рынки страны. Отказ Турции от выплат по внешнему долгу рассматривался лидером либеральной партии У. Гладстоном как «величайшее из политических преступлений», которое должно было караться адекватными методами[64]. Действия британского правительства во время Восточного кризиса 1875–1878 гг. были направлены не в последнюю очередь на соблюдение английских экономических интересов на Востоке. «Капитал никогда не будет инвестироваться свободно, если в стране существует возможность возникновения войны в ближайшем будущем», – так оценивал премьер-министр Англии и лидер консервативной партии Б. Дизраэли итоги урегулирования кризиса на Балканах и в Турции во второй половине 1870-х гг.[65]

В последней трети XIX в. активная защита интересов британских деловых кругов превратилась в одну из первоочередных функций правительства, что ярко продемонстрировала политика Великобритании по отношению к Египту. Либеральное правительство У. Гладстона пришло к власти в 1880 г. под лозунгом «дешевая внешняя политика»[66]. Однако банкротство египетского правительства, национальное восстание в Александрии были однозначно восприняты либеральным правительством как непосредственная угроза британским капиталовложениям в стране. Бомбардировкой Александрии и оккупацией Египта правительство Гладстона доказало общественности готовность защищать экономические интересы Англии и ее граждан любыми средствами. Символом перемен стала отставка из кабинета одного из наиболее авторитетных фритредеров Дж. Брайта. Ведь фактически при захвате одного из важнейших в стратегическом и экономическом значении государств Африки Англия действовала в значительной мере в целях охраны интересов держателей египетских акций и всех предпринимателей, заинтересованных в контроле над Суэцким каналом.