Красивая, как ночь - Лиз Карлайл

— А, Шривз! Будь любезен, приведи нового жеребца, — сказал Кэм, поправляя седло на плече. — Хочу несколько размяться.

Лицо конюха расплылось в ухмылке.

— Конечно, милорд, если желаете размяться, то получите сполна. Этот дьявол сегодня не в духе.

— Тогда из нас выйдет хорошая парочка, — мрачно улыбнулся граф.

— Ах, даже так! — Широкая ухмылка конюха открыла пустоту на месте переднего зуба. — Вроде утром разгружали вещи этого безрассудного парня, сразу после новой гувернантки.

Кэм про себя улыбнулся прозвищу, которое слуги дали его брату.

— Да, Шривз, именно так. А теперь приведи мне жеребца, чтобы я мог погибнуть красиво.

Он вынес седло из конюшни и десять минут спустя был уже близок к тому, чтобы сломать себе шею. Жеребец оказался не просто раздраженным, а по-настоящему злобным, и граф потратил более получаса, стараясь привести в нормальное состояние и лошадь, и себя. Наконец животное успокоилось, смирившись с перспективой долгой прогулки, и Кэм стал обдумывать, что ему делать с Хелен. Это всегда было сложной задачей!

Впервые он увидел ее совсем девочкой с широко распахнутыми глазами, но уже в те годы Хелен обещала превратиться в красивую темноволосую кокетку, имея перед глазами соответствующий примеру. Ее мать — красавица Мэри Мидлтон, французская эмигрантка неопределенного происхождения и очаровательная вдова, — прибыв в Лондон, мгновенно покорила его. Вскоре она похоронила двух респектабельных английских мужей, а уж число ее любовников известно одному Богу.

Мать Кэма умерла через несколько месяцев после рождения Бентли, когда Кэм был подростком, а Кэтрин совсем ребенком. Рэндольф Ратледж недолго пребывал в трауре и с радостью пустился во все тяжкие. По правде говоря, фарс, который он разыгрывал, изображая убитого горем мужа, вовсе не шел ему, ибо он никогда не любил жену.

Миссис Мидлтон вращалась в несколько странных кругах, едва признаваемых светским обществом. Теперь Кэм понимал, что для такой женщины было вполне естественно подружиться с его отцом. Всю осень Халкот буквально гудел от шумных вечеринок, пикников, выездов на охоту, и все это время Кэм зачарованно наблюдал за порывистой, энергичной Хелен, поскольку она являлась воплощением того, чего так недоставало ему самому.

Мэри Мидлтон стала возлюбленной его отца, а они с Хелен стали друзьями и партнерами в разных шалостях, потому что она, как никто другой, умела найти приключение во всем. Будучи по природе серьезным даже еще ребенком, Кэм пришел в ужас, когда под беспутным влиянием Хелен у него появилась склонность к озорным проделкам.

Время шло, их дружба крепла, и постепенно возникла привязанность более опасного свойства. Потом Хелен буквально околдовала и измучила бедного Кэма до такой степени, что он находился в беспрестанном возбуждении. Он был совершенно унижен, совершенно очарован и совершенно утонул в ее бездонных темно-синих глазах.

В конце концов желание настолько свело его с ума, что, потеряв над собой контроль, он скомпрометировал ее, даже по самым либеральным английским меркам. Если бы Мэри Мидлтон имела хоть какой-то вес в свете, Кэм не избежал бы ловушки брака, и даже юные годы не спасли бы его.

Но какой тогда стала бы его жизнь?

Будь он честным, Кэм признал бы, что думал об этом все годы. И ответ всегда был одинаков: его жизнь стала бы чертовски трудной. Ведь тогда не появилось бы состояние жены, чтобы спасти Халкот or чрезмерных аппетитов его батюшки. Не появились бы деньги ни на приданое сестры, ни на обучение Бентли. По крайней мере в этом отношении брак Кэма можно было счесть удачным. Но эта мысль уже не согревала его, когда он вспоминал прошедшие десять лет своей жизни и чувствовал, как его снедает бесконечный голод.

А теперь… Хелен вернулась. И на его взгляд, хотя ей вскоре будет уже двадцать восемь, она совсем не изменилась. Если он позволит ей остаться, то могут последовать нежелательные осложнения. И его спор с Бентли — тому пример.

Но черт побери, она сама напросилась на подобные высказывания! Эта обольстительная улыбка! Эта кокетливая шляпка! Этот смелый, оценивающий взгляд! Тем не менее Кэм вынужден был признать, что в данном споре Хелен не виновата. Как смел этот мальчишка даже мечтать о том, чтобы уложить Хелен в свою постель? Или другую служанку? Черт бы его побрал, так в приличных домах не поступают.

Увы, поступали, он был достаточно умен, чтобы это знать. Но только не в его доме!

Бентли и так уже слишком похож на их отца. В восемнадцать лет мальчик был красавцем обольстителем, выглядевшим гораздо старше своих лет и успевшим посетить самые злачные места Лондона. Граф совершенно точно знал, что мальчишка при удобном случае не пропускал ни шлюх Нью-Маркета, ни деревенских служанок. Кэму оставалось лишь надеяться, что брат не осуществит свою угрозу поразвлечься с Хелен.

Тем не менее он подумал о возможной реакции Хелен. Польстило бы ей внимание более молодого человека? Бентли весьма красив, а через несколько лет у него будет вполне приличное состояние.

Кэм вспомнил себя в восемнадцать лет. Он хотел уложить в постель Хелен и был уверен, что ничто его не остановит. Ее мать едва успела помешать ему. Потом он старался убедить себя, что это не его вина, что Хелен сама такое искушение, которому не смог бы противиться ни один молодой человек.

Но по правде говоря, она была виновата не больше его, и Кэма влекло не просто ее тело. Он злился на родителей за то, что они разлучили их, злился на себя за то, что скомпрометировал Хелен, И довольно часто, причем совершенно необоснованно, злился на Хелен за то, что она заставляет его желать ее.

Конь размеренно шел по знакомой тропе, его сильные мускулы плавно перекатывались при движении, но Кэм давно забыл, где находится.

Ариана стояла на цыпочках, пока у нее не заболели ноги, следя за новой дамой в щелку приоткрытой двери гардеробной. Ей почти ничего не видно! Какая досада! Если бы не Милфорд, она бы сейчас была уже под кроватью этой дамы.

Дама ходила по комнате, наморщив лоб, как папа, и сложив руки на… впереди. Но Бентли называл это как-то иначе… Ах да, грудь. Она едва не хихикнула. Дядя Бентли такой занятный.

«Чтоб мне не жить, — услышала она как-то слова дедушки, адресованные Бентли, — если это не замечательная пара титек».

«Да уж под такой грудью можно задохнуться!» — ответил Бентли.

Они хохотали и хохотали. Но речь шла о мисс Эггерз, а не об этой красивой даме. Теперь мисс Эггерз… больше нет.

Дедушки тоже нет. Судя по тому, что Милфорд говорил внизу, дедушка, наверное, задохнулся под титьками, или грудью, мисс Эггерз, хотя Ариана не понимала, как такое может случиться. Но что бы там ни произошло, дедушки больше нет. И мамы. Они ушли навсегда, а не как мисс Эггерз. Все считают, что она не понимает разницу, но она уже не ребенок и многое понимает.