Буратино - В. Бирюк

   Она заткнулась, а я... охренел. Первая моя фраза в этом мире для туземцев. Туземки. Заговорил. Фраза историческая... Наверное, что-то значит. Предвещает, прорекает и указует. Может быть. А пока - побежали. Сначала по ручью - текучая вода собак со следа сбивает. Какие собаки?! У половцев в набеге? Я же говорю -- полено берёзовое, неадекватное. Потом, как посуше стало - вылезли на берег. Она опять падает. Ну, я её своим дрючком берёзовым - по спине. Побежала.

   Я никогда не бил женщин. В прошлой жизни. Вот так воспитан. Или просто не подпускал к себе таких, которых надо "мордой об тэйбл"? А тут - как само собой. Это я уже так сильно в этот мир всосался, или просто сам по себе сволочью становлюсь?

   Добежали до места, где телега наша застряла. Баба эта опять носом в землю, а я пошёл осматривать место нашего дорожно-транспортного. Фатима уже... Кони - тоже. Один еще глазом косит, но не дёргается. И стал я мародерничать по-крупному. Мешки отвязал, торбочку с золотом прибрал, серебро Перемогово и Фатимы в одну кису ссыпал, бабы этой цацки присовокупил. Опа - а она уже шевелится. В ручей полезла. Сперва воды напилась, а потом купаться вздумала. Прямо в одежде. Типа постирушки по-быстрому.. Пришлось вернуться и снова дрючком по плечам. На одежде ее - кровищи, вода снесёт вниз - кони половецкие учуют. А то и сами они. И хана нам. От этих... ханов.

  -- Раздевайся.

  -- Н-н-н...

  -- Дура. Я видал как тебя поганый жарил. Потом голую на четвереньках волок. Что я еще увижу?

  -- Н-е-е-е

   И в слезы. Это когда я ей про половца напомнил. Дрючок в левой руке - торцом прямой вперёд, в солнечное сплетение. Замолкла - задохнулась.

   А я снова... охренел. Я же говорил, перед попаданством ходил в секцию айкидо. Мало, недолго. Но... Есть там такая штука - дзе называется. Посох. В нормальном состоянии, не при исполнении упражнений, его положено держать в левой. Как у меня сейчас. Одно из упражнений -- прямой удар-укол. Как я сейчас. И вообще, как-то мне этот сук берёзовый подобранный... по руке. И длиной, и толщиной. Как Буратинина заготовка -- папе Карле. Стругать, конечно, надо. Верхушку обрезать, комель стесать, остатки коры убрать... Но - легло на руку. Я же его подобрал там, после "приберёзывания", не глядя. Худо соображая. Когда моя "обезьяна" малость... отъехала. И "крокодил" из под неё вылез. Мораль: лучший способ интенсифицировать интеллектуальную деятельность - побиться о что-нибудь твёрдое. Например - проламывать головой стены. Или - берёзы.

   Мы с собой тащили кучу одежды. Женской. Мою, Юлькину, Фатимы. Вот это все я перед бабой и вывалил. Только никаб свой прибрал. На память. Предложил ей на выбор штаны. Хоть с Фатимы, хоть с Перемога или половчанина. Совсем перепугалась - глаза по юбилейному рублю имени пятидесятилетия советской власти. А я как мышка-норушка - все в мешок. Юлькины снадобья нашёл. Горшочки-корчажки - вдребезги. Но не все - та самая желтоватая "пенистая" мазька уцелела. И еще что-то от потёртостей. И порошки травяные сушёные. А гербарии пришлось бросить.

   Два пояса - половецкий и торкский, две сабли. Это вообще... Ну никуда. Сабля длинная. Кавалерийская. И бросить жалко. Вот возьму с собой - буду потом перед внучатами хвастать. Хорошо же тебя, Ваня, приложило - тут неизвестно: до вечера ли доживёшь, в ты про внучат... Но взял. К двум мешкам лямки приделал. Не абалаковский, но на сидор времён Великой Отечественной - похоже.

   Пока убирал да упаковывал - моя тряпки себе выбрала. От покойниц. А ничего - миленько получилось. Моя... Она мне кто? Дама? Баба? Пленница, наложница, спасённая, служанка...

  -- Ты кто?

  -- Я - боярыня Марья Акимовна. Ты меня не бей - за меня много дадут.

   Да что у них тут - куда не плюнь везде боярыня. Я еще от Степаниды свет Слудовны не очухался. Там еще где-то младшая Гордеевна зубы точит. А вот тут еще одна на мою голову. Врёт. Хотя... судя по платью - не из простых. А последняя фраза... Не понял.

  -- Чего дадут-то?

  -- Известно чего. Выкуп. Серебром. Гривен десять за меня дадут. А то и двадцать.

   Как-то я бабами торговать... Расплачиваться за них приходилось. И с ними. А вот продавать...

  -- И кто ж за тебя такую... цену даст?

  -- Муж мой, Храбрит Смушкович. Он служилый человек князя черниговского. Князь его любит, вот вотчину пожаловал. Мы туда и ехали. А тут поганые...

   И слезы полились. Сперва ручьём, потом рекой, потом взахлёб... Дело шло к полномасштабному плачу с воем. Пришлось сшибить боярыню в ручеёк. Холодная вода - лучшее средство и от бабьей истерии, и от мужской "готовности". Вылезла вся мокрая, трясётся, холодно. Пришлось искать по яру Перемогов армяк, вытаскивать из мешка следующие сухие тряпки. Заодно и глаза закрыл упокойнице. Прощай Фатима. Учительница-мучительница. Науку не забуду, а остальное... - бог простит.

   На своём пути жизненном встречал я немало людей, кои на меня разную хулу и зло творили. Таковых я смерти предавал поелику возможно было. И ноне - тако же. Но и иные были. Кто мне разные благие дела делали. Благодеяния понимая по своему разумению. Юлька-лекарка меня от смерти спасла, в богатый дом на хорошее место устроила. Фатима выучила многому, из Киева живым вывела. И еще были. Всех их называю я "Благодетели мои". Все умерли. Кто от руки моей, кто по моей воле как Саввушка. Кто от дел моих, либо от дел, от моих дел произошедших. Во всяком случае таковом - своя причина была. Но никто живым не остался. Вот и мнится мне, что и общая на все случаи таковые причина должна быть. А вот какая - промыслить не могу. Или мир сей так от меня боронится?

   Потом я сунул дрючок Марьяше под нос и убедил, что еще раз мявкнет громко - никаких гривен у меня не будет - пойдёт поганым в полон. Отбитая по всем местам до полной готовности. Наконец она заткнулась, оделась, волосы, которые от грязи и крови колом встали, платочком прикрыла и... полилось повествование.

   Интересно у женщин рефлексы устроены. Пришлось как-то вытаскивать одну даму из глубокого наркоза после кесарева. Она чуть шевелиться начала, в глазах еще муть полная, координация нарушена, брюхо распанахано - только-только швы наложили. А она первым делом ручкой к голове - волосы поправить.

   И эта такая же - чуть не убили, изнасиловали, одежда - тряпье чужое, на голове - воронье гнездо слипшееся, а все равно - причёску поправляет.

   Я сидел, слушал, кивал, стругал ножичком свой дрючок, приводя его к каноническому виду. Ждал. Лезть по светлому времени на открытое место против конных - глупость и смерть. Лезть наверх в этот светлый лес - снова против конного. Тоже самое, только моего поту больше. Идти вверх по яру и искать укрытие... Кыпчаки не только скотоводы, но и охотники. А мы тут наследили так... Если они начнут искать убийцу этого парня - найдут. Две сабли у меня есть. Только саблист я... такой же как шпажист. Себя бы не поранить. Как попаданцам удаётся сразу же фехтовальщиками становится - непонятно. Там же и мышечная память, и развитие, объем соответствующих мышц. А еще тактика, стратегия. Оба уровня - и рефлекторный, и сознательный должны работать синхронно. Весьма нетривиальная психология боя. Представилось как у очередной попадуньи или попаданки стремительно разрастаются бицепс и трицепс на правой руке, широчайшая и двуглавые бедренные... И вся она становится... как у Шварцнегера.