Скиталец. Хромой Бог - Василий Баранов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Им не надо было много говорить друг другу. Что не высказано словами, говорили глаза.
Вагон тронулся, качнулся, поплыло деревянное здание вокзала. Поезд отправился в путь. Николай, сильный не молодой мужчина, заковылял обратно к автобусной станции. Его плечи поникли. В один миг он превратился в старика, в безжизненную куклу из которой вынули стержень. Жена уехала, ему можно не прятать свою боль.
Мария добралась до своего места, спрятала под сиденье сумки. Села, безвольно опустив на колени руки. Тело раскачивалось в такт стуку колес. Стук монотонный колес будет нам петь до зари… Только о чем? О чем будет петь этот стук для нее? О потерянных надеждах? О том, что ее единственный сын, ее кручинушка, будет доживать жизнь калекой. Она будет рядом с ним, и боль за него будет сопровождать ее до конца жизни. Губы шептали: Боже, за что ты его, меня бы лучше, старую. Мне век доживать и так бы.
Вот и вокзал большого города, его беспорядочная суматоха, толпы людей. Мария, увешанная котомками, нашла троллейбусную остановку. Выспросила, как доехать.
– Вы на этот маршрут садитесь. Он вас до самого госпиталя довезет. Не быстро. Тут далеконько. Но доедете. Главное, без пересадок. Вам с вещами в самый раз.
– Спасибо вам. Спасибо. – Забралась в троллейбус, поставила сумки. Скоро она увидит своего сыночка.
Павел Павлович с утра отправился на обход. С ним лечащий врач, Константин и медсестра. Главный врач обходил, обычно. Самых тяжелых больных лично.
– Поглядим, как швы. Все нормально. Такими темпами, парень, мы скоро тебя выпишем. Дальше идем, коллеги.
Они переходили от палаты к палате. Осматривали больных.
– В тринадцатую зайдем. Посмотрим, не опоздаем ли. Долго Анатолия держать нельзя. Другого выхода не вижу.
Павел Павлович решительно открыл дверь, вошел в палату.
– Как, орлы, самочувствие? Как настроение? – Павел Павлович старался быть бодрым. Уверенность врача так нужна больным.
– Спасибо, Павел Павлович, хорошо. – Откликнулись оба.
– Сейчас поглядим, чего у вас. Начнем, Толя, с тебя. – Павел Павлович присел рядом с больным.
Он сбросил одеяло с ног больного и…
– Это… Это что? – Врач был в замешательстве. Он совершенно не был готов увидеть подобное.
– Что там, доктор. – Лечащий врач, Константин, заглянул через плечо Павла Павловича.
– Ничего, погоди. Константин, это мне кажется или на самом деле? – Павел Павлович начал ощупывать ноги больного.
– Павел Павлович, не знаю. Ноги… – Константин тоже увидел, синева отступала.
– Что у меня там с ногами? Я же не вижу. – Толя забеспокоился. Эти дни были для него самыми тяжелыми.
– Лежи ты, лежи. Они оживают. Гангрена отступает. Цвет изменился. Кровь в ноги поступает. Константин, вы когда-нибудь видели такое? – Павел Павлович обернулся к доктору. Бесспорно, Константин был поражен не менее главного врача отделения.
Алексею тоже было любопытно, что там так удивило врачей. Он сел на постель, опустил ноги, что заглянуть, что там.
– Мамочки! – воскликнул он. Алексей не думал, что сможет сесть. Тело выполнило желание само, без усилий. Как прежде. Человек не отдает мысленной команды телу. Оно само знает, что и когда делать. Спинной мозг руководит давно написанными программами.
Врачи обернулись на этот возглас.
– Мамочки, – бормотал Алексей, – я же чувствую их. Доктор, они шевелятся!
По лицу Алексея потекли слезы. Он не мог сдержаться.
– Что?! – Одновременно вырвалось у Константина и Павла Павловича.
– Ноги! Они… они… я… вот… – Алексей не знал, как объяснить, что с ним произошло. Мысли в голове скакали и прыгали, радость захлестывала. – Они шевелятся.
Алексей упал лицом на подушку и заплакал еще сильнее, безудержно. Плечи дергались, тело нервно тряслось. Сквозь рыдания можно услышать:
– Толян, он правду нам сказал. Правду!
– Кто он сказал? Кто он? Алексей! – Главный врач хотел знать, кто предсказал это чудо. Откуда здесь взялся чудотворец.
– Доктор, это он от радости. Ему паралич из ног в голову ударил. – Вмешался Анатолий. Не хотелось подводить медбрата, Романа.
– Что ударило? Алесей, прекращай истерику. Кто сказал? Кто был здесь? Посмотрим твои ноги.
Павел Павлович и Константин перешли к больному. Начали осмотр.
– Пошевели пальцами. Еще. Приподними ногу. Можешь? – Настойчиво спрашивал Павел Павлович. Сжимал ладонями до боли атрофированные мышцы.
– Могу. Могу, доктор. – Алексей воспринимал боль, как наслаждение, как величайшую радость. Он давно не чувствовал своих ног, теперь они возвращались к нему в этой боли.
– Хорошо, Очень хорошо. Все просто замечательно. – Павел Павлович взял себя в руки. – Ну, что, коллеги, на лицо прогресс. Успехи нашей медицины. Идемте. И он вышел из палаты, уводя за собой коллег.
– Константин, я ничего не пойму. Что здесь происходит? Вы можете объяснить? – Спрашивал Павел Павлович на ходу.
– Павел Павлович, нет. Объяснений у меня нет. – Константин разводил руками. Ничего подобного в своей практике он не встречал. Не мог припомнить и сообщений в научных журналах.
– Идем ко мне. – Павел Павлович полагал, что там, в тиши кабинета, ему удастся найти решение.
Они закрылись в кабинете. А молва на быстрых ногах медсестры побежала по отделению.
Главный врач сел в кресло за своим столом. Отодвинул в сторону истории болезней. Картина болезни и лечение пациентов из тринадцатой палаты были ему хорошо знакомы. Сколько раз он пытался найти выход из страшной ситуации с этими молодыми ребятами. Все без толку.
– Я не знаю, Костя, что произошло. Я не видел ни одного случая, что бы гангрена на такой стадии отступала. Сама собой. С параличом еще можно притянуть объяснения. Нервные окончания восстановились. Не сразу реакция на хирургическое вмешательство последовала. От лукавого речи такие. Два случая одновременно в одной палате. Это перебор. Как объяснить?
– Ни как, Павел Павлович. – Константин тер лоб рукой, словно это могло ему помочь.
– Кто он? О чем проговорился Алексей? Кто мог зайти в палату? – Он видел, ребята чего-то не договаривают.
– Я вечером делал обход. Все было, как обычно. Ничего подозрительного. Никаких чудес. – В голову не приходила даже самая неправдоподобная версия случившегося.
– Свободен. Дай я подумаю. Может, какая мысль придет. Ты подумай, может, что вспомнишь. – Павел Павлович задумался.
То, что произошло, могло произойти только ночью. Посещения запрещены. Кто ночью мог проникнуть в палату? Медсестра. Санитарка. Это…. Это же был он! Конечно, на этом этаже один медбрат. Ведь Алексей сказал «он», а не она. Мужчина. Новенький. На костыле, хромой. Других больше не было. Роман. До него подобное не происходило. Это с ним связано? Павел Павлович соскочил и направился в комнату Романа.
Роман утром, ровно в восемь часов, оставил пост возле дежурной медсестры и отправился в свою келью. Умылся холодной водой. Вскипятил кофе, достал с вечера принесенные бутерброды. Решил перекусить.
Что ни говори, древний бог, а жрать охота. Кто-то солнечным ветром питается. А ему хлеба с колбаской и сыром подавай. Боги тоже жаждут. А его божество, живот, особенно. Горячий ароматный кофе и бутерброды. Было от чего подняться настроению. Не плохо бы и подремать, но надо работать. Дверь его кельи распахнулась, и через порог влетел Павел Павлович.
– Павел Павлович? – Роман отодвинул чашку с кофе, бутерброд положил на чистый лист бумаги.
– Роман, это что?! – Главврач хотел немедленно получить ответ на самый главный сейчас вопрос.
– Это бутерброд. Крошки от бутерброда. Я сейчас приберу. – Вот, начал трудовую деятельность с нарушения. Есть обеденный перерыв, есть буфет внизу. Надо будет исправляться.
– Объясни, что это? – Врач сел на стул напротив медбрата. Смотрел на того, как следователь на подозреваемого. Нет, как на преступника. Вина казалась очевидной.
– Где, Павел Павлович? – Роман немного растерялся.
– Я тебя спрашиваю про тринадцатую палату. – Павел Павлович пытался объяснить, о чем речь.
– А чего там? Я заходил, судно больному подал. Все было в порядке. – Роман понял, расплата неминуема. Но признаваться не хотел.
– Я спрашиваю про больных. – Павел уточнял свой вопрос.
– А с ними что? – Роман делал вид, что ничего не понимает. Признаваться ему не в чем. Кто съел вишневое варенье? Так это кот, забежал случайно и съел.
– Что?! Анатолий, у него гангрена. Отступила. – Павел Павлович испытующе смотрит на своего собеседника.
– Ну, так, поделом этой самой гангрене. – Роман пожал плечами. Какое отношение ко всему этому имеет он?
– Алексей. У него паралич прошел. Что ты можешь сказать по этому поводу?
– Не могу знать. Нам не по чинам. Я не врач. – Полное непонимание.
– Не прикидывайся. Ромка, говори! – Павел Павлович начинал гневаться.