Твоя любовь сильнее смерти (сборник) - Мария Садловская

– Сенька, чего ты испугалась? Это же от твоих бус, помнишь? Даже я узнал! Бери, не бойся!

С той минуты Ксения ждала мужа днем, ночью, в дождь и слякоть. Двойную суровую нитку подлиннее продела в бусину из яшмы и повесила на шею. Так всю жизнь и носила вместо креста, спрятав на груди.

Однажды Ксюша осталась одна в доме, что было редко, и решила написать письмо Алеше. Вдруг еще придет посланец – она сможет передать весточку. Книга по агрономии осталась от бывшего постояльца-студента, проходившего практику в их колхозе еще до войны. Она вырвала из книги весь в подтеках лист, представлявший собой таблицу севооборота, и, выбирая чистые места, начала писать письмо, старательно зачеркивая химическим карандашом печатные слова.

После нескольких присестов письмо, хоть и со многими исправлениями, было написано. Ксения любила его перечитывать:

"Добрый день, а может и вечер, мой муж Алеша!

Во первых строках моего письма пишу, что мы с Наталей живы и здоровы, чего и тебе желаем. А еще очень хотим, чтобы ты приехал, и был с нами, и защитил нас от всяческих злых языков. Мне уже не в первой, что зовут "полицайкой", а Наталя не понимает и думает, что это ее имя. А сама еще не все буквы выговаривает. Хуже всего в поле: никто не хочет со мной в паре работать. И обедать рядом никто не садится.

А Колю нашего забрали в армию. Но я все перетерплю, мой муж, лишь бы ты приехал. Твоего посланца я не застала дома. Поэтому очень мне грустно, может, узнала бы, где ты находишься, есть ли там, куда прислонить свою головушку? А за камешек от наших с тобой бус – спасибочки! Ношу его на шее вместо креста. Теперь точно знаю, что ты живой, и будто сил у меня прибавилось от этого!

Пишу письмо, Алеша, а послать его некуда. Но все равно пишу, легче становится, будто с тобой поговорила. Ты, Алеша, не обращай внимания на слова "овес, гречиха" – это я не все позачеркивала, а листок вырвала из агрономической книжки, другой бумаги нету.

Заворачиваю это письмо в фартук – помнишь, в белых ромашках по синему полю, что подарил мне на Новый год? И прячу в закуток около печи, чтобы ты знал. Туда никто не залезет, он очень маленький. А вытащить письмо оттуда можно прутиком. Как будет минутка, что буду одна – напишу еще.

Обнимаю тебя, мой родной муж Алексей Гаврилович. Твоя жена Ксения.

Писала вечером в пятницу, в Петров день".

Война к тому времени закончилась. Возвращались домой те, кто остался жив. Вернулись Ксюшины братья – Саша и Петя. Прибыл Андрей Матюшин, чья гимнастерка была увешана медалями. Сразу же стал самым видным женихом в Зорянском.

Ксюша жила с убеждением – ее Алеша живой, но прятала это глубоко и вслух заикнуться не смела даже своим родным. Все считали, что полицая Бойчука пристрелили его же хозяева – немцы. Многие добавляли: "Собаке – собачья смерть!" Единственная поддержка – брат Коля – достиг призывного возраста и ушел служить в армию. Отношения с Сашей и Петей не сложились. По прибытии им сразу же донесли, что пока они сражались за Родину, родная сеструха стала полицайской женой. И приплод в доме имеется. Братья вскоре женились и ушли из дому в "примаки". Лидка подросла и на людях стыдилась подходить к сестре, которую звали полицайкой. Старая Александра, как всегда, ворчала: "Завязал аферист свет, а сам сгинул!" И довольно часто вымещала зло на маленькой Наталье, которая, по словам бабки, "вся в татуся пошла".

С утра до вечера Ксюша работала в поле. Шла уборка урожая, горячая пора. Хотя какой там урожай, если два года подряд засуха? Всюду лютовал голод. На целый день Ксения брала в поле небольшую краюшку хлеба и половину луковицы. В тряпочке – щепотка соли. Запивала водой из бутылки.

Самой приятной порой для всех был обеденный перерыв. Настилали свежей, ароматной соломы, садились в круг, каждый со своей едой, и начинался обед. Поначалу Ксения пыталась примкнуть ко всем остальным, но увидев, что рядом с ней никто не хочет садиться, уходила со своим узелком в сторону. Редко к ней присоединялась ее давнишняя подруга Зинка. Но в последнее время Зинаида не выходила в поле, наколола ногу – случился нарыв.

Однажды Ксюша привычно, поодаль ото всех, разложила соломы, застелив ее фартуком, и приступила к еде. Неожиданно, впервые за последнее время, к ней подошел Андрей Матюшин. В поле он был уважаемым человеком – работал комбайнером.

Ксения вся съежилась, ожидая нападок. Они не замедлили последовать:

– Ну так чем же твой полицай лучше меня?

Во взгляде Матюшина было презрение и злость, которые и прозвучали в его следующей фразе:

– А-а, понятно! Инструмент у него толще, чем у меня! Да, Ксюнька?

Лицо женщины залилось помидорным румянцем. Она давно забыла, как плакать, и лишь пристально, молча глядела в лицо обидчику. Матюшину, ожидавшему, что Ксения расплачется, будет оправдываться, стало неуютно. Пауза затягивалась, и Андрей, решив забить последний гвоздь, протяжно, с нажимом выдал:

– С-с-ука! – и ушел.

До ушей Ксении донесся вопрос Володьки Лагутина, подручного Матюшина:

– Что, Андрюха, потянуло на полицайские объедки?

В ответ ему прозвучал отборный мат.

Вышла в поле после болезни Зинаида. Но почему-то также стала избегать Ксению. А та, привыкшая к опале, не стала навязываться, хотя была удивлена. Поведение подруги Зины вскоре объяснилось. Как-то за ужином Лида, Ксюшина сестра, сообщила:

– Слыхали новость? Зинка наша выходит замуж за Андрюху Матюшина. Что только он в ней нашел? Разве что сиськи как две тыквы? Девок-красавиц полно, а он кикимору берет! Она ему совсем не пара.

Александра, убирая со стола, проворчала:

– А то ты – пара? Подрасти еще маленько такие разговоры разговаривать!

И глянув осуждающе на Ксюшу, добавила:

– Хватит нам одной замужней!

Ксения от всей души порадовалась за подругу, поздравила. На свадьбу не пошла, хоть и была приглашена, сказалась больной.

С наступлением осени заладили дожди. Иногда в непогоду устраивали выходной, в поле не шли. Для Ксении это была передышка от нападок. Но дома при постоянном брюзжании матери покоя тоже не было.

В один из таких дней Ксюша взяла мешок, приспособив его на голову вместо накидки от дождя, и пошла в поле принести домой соломы. Надо было заготавливать на зиму.

После уборки зерна, когда в поле подобрали все колосья (даже школьники помогали), колхоз выделил на каждый двор подводу соломы на трудодни. Лошадей не дождаться – очередь, и Ксения, договорившись с бригадиром, носила солому сама, благо, поле было сразу за огородом.

В поле – никого, лишь настырный мелкий дождик не прекращался, умывая Ксюшино лицо. Подойдя к скирде, Ксюша первым делом надергала соломы и наполнила мешок. В образовавшееся углубление залезла сама, отгородившись со всех сторон…

Это были самые приятные минуты для Ксении. Здесь она могла вслух рассказывать своему мужу Алеше все новости. Иногда мечтала, также вслух:

– Ох и заживем мы с тобой, Алешенька! Только приезжай поскорее. Знаешь, наверное, будет лучше нам уехать. А то многие тебя так и считают полицаем. А сами-то в твой след не достойны вступить!.. Я так уже привыкла ко всем прозвищам и внимания не обращаю. А чтобы тебя обзывали – ни-ни! Боже упаси! Обидно!.. Наталка наша растет. Мама говорит, что характер у нее твой. А чей же он у нее будет? Конечно, твой!

Очень хотелось Ксюше пожалиться, но не дозволяла себе. А то придет домой совсем раскисшей.

Сегодня Ксения не мечтала. Она сидела в своем гнезде и упивалась покоем. Солома со всех сторон, если пошевелишься, шуршит. А больше – никого. Никто не крикнет, не обзовет… Почему-то последние дни нападки участились. Раньше все-таки к ней обращались по имени, а теперь иначе как "полицайка" не называли.

Ксюша закрыла ладонями глаза, чтобы полнее ощутить защищенность, и, неожиданно для себя, заскулила. И хлынули слезы. И казалось, не только из глаз, но и из носа…

Ксения последний раз плакала в разгромленном немцами доме мужа, в Озерках, когда обращалась к Божьему образу. И, видимо, тогда все выплакала: с тех пор ее глаза были сухие, ни одной слезы. И сейчас она испугалась, заставила себя замолчать, лишь изредка всхлипывала и подвывала. Затем высморкалась в подол, вытерлась насухо рукавом и со злостью, громко, неизвестно к кому обращаясь, бросила:

– Ничего! Будет еще у меня все хорошо! Слышите, вы!?

Где-то там, снаружи, послышался шорох. Ксения испуганно замолчала, отняв руки от лица, выглянула из своего укрытия… Над нею высился во всю мощь своего роста Андрей Матюшин. От испуга ладони женщины стали влажными, холодный липкий пот потек по спине, вдоль позвоночника. Наверное, это отразилось на ее лице, потому что Андрей поспешил сказать:

– Ты не бойся. Не трону. Я подумал, щенок забрался в солому, скулит. У нас сучка ощенилась. Только одного и привела. Уполз куда-то… А она ищет, воет все время.

Безмолвная, оцепеневшая Ксения так и сидела в своем убежище, ждала, чтобы Андрей ушел, не хотела при нем вылезать. А Матюшин не спеша достал из кармана клочок газеты, насыпал в него табаку и, сделав самокрутку, закурил. Между затяжками, избегая глядеть Ксении в лицо, с натугой произнес: