Человек среди чувств. Начало. Сказки и размышления о внутреннем ориентировании - Виктор Кротов

Непоследовательность открывает мне возможность вырваться из русла, в которое моё мировосприятие было втиснуто за счёт внешних воздействий. Непоследовательность позволяет мне отказаться идти по следам того, кто когда-то пленил меня и повёл за собой, не заботясь о том, что у меня может быть собственный путь.

Непоследовательность связана с тем, что человек существует одновременно во многих разных измерениях и не всегда может свести их в себе воедино.

Многие учения, понимая это, культивируют определённую непоследовательность в своих собственных границах. Но человек вправе перешагнуть и эти границы. Он может следовать разным учениям, одновременно или поочерёдно, и ни одно из них не должно требовать от него верности навсегда только потому человек однажды сказал ему «да» или в чём-то на него положился.

Право на заблуждение

Учение может оправдывать свои притязания на человека тем, что спасает его от заблуждений. Но человек имеет право выбрать и неверное направление, право зайти в тупик, право впадать в заблуждения и преодолевать их.

Всякое усилие по ориентированию несёт нам необходимый внутренний опыт.

Вряд ли кто-то может решить для другого, какой опыт ему необходим, а какой нет. Чтобы научиться узнавать своё, необходимо встретить на жизненных путях много не своего – того, что потом, в сравнении со своим, мы можем назвать заблуждением.

Учение не может упрекать человека в заблуждении, пока тот не научился видеть нужные ориентиры своим зрением. На глазах ему эти ориентиры не нарисуешь. Право на заблуждение – это право на постепенную разгадку и постепенное осуществление своей личности.

Право на признание личности

Право на признание личности собирает в себе все остальные права человека в философии, и добавляет к ним нечто особое, с чем не всегда просто примириться.

Нам легко признать личностью тех, кто вызывает наше одобрение и уважение. Мы вынуждены признать личностью человека с характером, даже если он нам антипатичен. Но этого мало. Философия должна признать личностью абсолютно каждого. Полноценной личностью является даже самый малый ребёнок – и не лучше ли взрослых ориентируется он в главном? Личностью является любое ничтожество, любой злодей, любой идиот. Это звучит не слишком приятно, но всякий другой подход искажает реальность. Каждый по-своему решает вечную для человечества задачу ориентирования в главном, и мы должны признавать как факт любое достигнутое человеком на сегодняшний день решение.

Да, многим людям не удаётся, с нашей точки зрения, а иногда и с их собственной, решить эту задачу наилучшим образом. Кому-то вообще не удаётся её решить – и тогда его жизнь превращается не в становление, а в крушение личности. Да, человек может заблудиться окончательно, как альпинист может сорваться в пропасть. Это неизбежный риск свободы. Но каждый начинает жизнь с попыток понять, что для него всего важнее, и сориентироваться в этом. И в этом смысле каждый является личностью.

Если кто-то чувствует себя в состоянии помочь другим ориентироваться в главном так, чтобы личность могла осуществиться, – тут философия перестаёт быть личным делом. Она может концентрироваться в общепризнанное учение или служить немногим, но в любом случае она обращена к личности. И важно помнить, что существует великое множество других личностей, которым не в силах помочь это учение, а может быть, и никакое другое. Но каждый из нас – всё та же личность, имеющая своё право на свободу. Каждый по-своему, иногда в недомыслии, иногда в отчаянии, иногда в неведомой нам мудрости, пытается определить свой путь или хотя бы нащупать место для следующего шага.

От общей философии к внутренней

Начну сразу со сказки:

Ветряные люди

Мы живём себе плотной жизнью, а про воздушную знаем мало. Почти никто из нас не знает, что живут в воздухе ветряные люди. Ещё с тех незапамятных времён живут, когда ветров вовсе не было. А вот ветряные люди уже были.

Каждому из них хватало воздушной силы только на то, чтобы самому перелетать с места на место. Так они и порхали туда-сюда: прозрачные, из плотной жизни незаметные, лёгкие и свободные.

Потом научились ветряные люди вместе сливаться. Если собраться им вместе – хоть мало, хоть много их будет, – если обняться крепко-накрепко, если удержать это объятие час-другой, превращаются они в один общий ветер. Уже ни рук, ни ног, ни голов в нём не различить. Зато и все силы в одну общую воздушную силу соединяются.

Дуют с тех пор большие и малые ветра по всему воздушному океану.

И каждому хочется ещё сильнее стать. Подлетит ветер к ветряному человеку, который ещё сам по себе, зовёт: давай сольёмся! Иногда бросится человек в его объятия, вольётся в общий ветер, у того силы и прибавится. А если откажется, ветер гонится за ним, но человек только дальше отлетает – под ветряным-то напором.

Так и гоняются ветры за ветряными людьми. Друг друга отпихивают, силой мерятся. А ветряные люди летят от них вверх тормашками в разные стороны. Поневоле захочешь слиться с каким-нибудь могучим ветром. Или наоборот – затаиться от всех ветров в густой кроне дерева.

Но мы живём своей плотной жизнью и об этих ветряных приключениях даже не ведаем. Хотя спрятаться от ветра порою хочется и плотному человеку.

Как эти ветры в воздухе, так учения сражаются за нас, земных людей, которые могут принять предлагаемые ими направления или отвергнуть. Но нам вовсе не нужны их сражения. Для нас был бы лучше миролюбивый человеческий язык – чтобы что-то понять до того, как бросаться в могучие объятия. Если философия не даст нам такого языка извне, может быть стоит отбежать в сторону и от философии.

И, отбежав в сторону, самое время вспомнить про то, что мы живём не только во внешнем мире.

Может быть, сам наш внутренний мир и послужит нам спасительной кроной густого дерева, чтобы на время затаиться от напористых идеологических и философических ветров?..

Может быть, вообще невозможно надёжно решать свои проблемы, не научившись ориентироваться в собственной душе? Ведь и знакомство с учениями нужно нам не для того, чтобы служить выбранному учению-повелителю, а для того, чтобы обрести внутреннюю свободу и уметь пользоваться ею. Каждый из нас является главным философом для себя самого, и если нам нужна философия, то прежде всего для того, чтобы помогать этому философу. Чтобы он был не плохим философом, а хорошим.

Превращение философии в наше личное дело не облегчает нам жизнь.

Внутренний мир ничуть не проще внешнего, и ориентация в нём требует немалых усилий. Более того – как раз во внутреннем мире нас ждут самые удивительные приключения: даже тех, кто по натуре благополучно избегает приключений в мире внешнем.

Для внутренних путешествий и приключений нужно хорошее снаряжение. Многие мастерят его сами. Многим помогают учения, но и здесь без индивидуальной подгонки не обойтись. Во всяком случае общего рецепта нет. Ведь у каждого своё сообщение внутреннего мира с внешним.

Глубинный шланг

На самое дно океанской впадины спустили учёные подводный аппарат. Были в нём всякие приборы и подводный исследователь Сумбад, чтобы ими управлять. Но когда настало время подниматься, оказалось, что аппарат зацепился за камень – и ни в какую.

Вот живёт Сумбад внизу, а наверху учёные голову ломают: как же его поднять. Долго живёт.

Хорошо, что к его аппарату вёл глубинный шланг конструктора Дамбуса. По этому шлангу можно было передать воздух, электричество, еду, одежду, книги и всё прочее. Дамбус сумел спустить Сумбаду даже водолазный костюм для прогулок по дну.

Наконец придумали освободительное устройство. Только одному с ним не справиться. Пришлось и Дамбусу надеть водолазный костюм. Спустился он к Сумбаду прямо по своему необычному шлангу. Установили они устройство, вернулись в аппарат и стали ждать, пока сработает.

А Дамбус всё по сторонам оглядывается. Странно! Водолазный костюм у Сумбада совсем не такой, как он посылал, и остальные вещи не такие. Даже у книг незнакомые названия. Спрашивает Сумбада: в чём дело? Тот плечами пожимает. «Такой вот у тебя глубинный шланг, – говорит. – Пока до дна вещь дойдёт, очень изменяется».

«Так это что же – и я изменился?» – хмыкнул Дамбус. «Ещё как, – кивнул Сумбад. – Даже глаза другого цвета. Ну ничего, нам долго подниматься, успеешь прежним стать. А я успею последнюю книгу дочитать: наверху таких нет».

Тут как раз устройство сработало. Начали они подъём. Сумбад в книгу уткнулся, а Дамбус зеркало схватил и смотрит, когда же цвет глаз восстановится.

Как бы искусно ни был устроен наш глубинный шланг, по которому сознание получает то, что ему нужно, от внешнего мира, всё доходит к нам изменённым. Учение, снабжающее нас представлениями о жизни, должно знать об этом и интересоваться происходящими метаморфозами – чтобы приготовленная им для нас мировоззренческая провизия оставалась съедобной. Если это так, если учение понимает, что работает на человека (и мы сами понимаем, что оно работает на нас), можно надеяться на успешное обеспечение нашей глубинной деятельности.