Личное счастье - Любовь Воронкова

– Уж ты не больна ли, девочка? – спросила Антонина Андроновна и тут же изобразила тревогу на своем румяном лице.

Олечка молча повела на нее ничего не выражающими глазами:

– Я вполне здорова.

– Она у нас как водяная лилия, не правда ли? – негромко, но так, что Олечка все-таки слышала, сказала Лидия Константиновна. – Однако давайте уйдем, дорогая, не будем им мешать.

ПРИНЦ ГАМЛЕТ

Гости сразу разделились на званых и избранных. Тамара почувствовала, что ее новая подруга никому не понравилась. Гришка Брянцев сделал за спиной у Олечки недоумевающее лицо, словно стараясь понять, что это такое. Глаза Симы Агатовой насмешливо сверкнули, а этот дурак Андрюшка Бурмистров уставился на Олечку и глядел не спуская глаз, как она двигается, как она, поклонившись, сразу села и протянула ноги, будто очень устала. Андрей глядел на нее до тех пор, пока Сима не дернула его за рукав:

– Ты что? Съесть ее хочешь?

Андрей вспомнил, что неприлично так вот, в упор, разглядывать человека. Да, кажется, и разглядывать было больше нечего.

– Кривляка, – сделал он вывод.

И Олечка с этой минуты потеряла для него всякий интерес.

Тамара, оскорбленная за подругу, села с ней рядом. У них сразу начался какой-то разговор вполголоса. Тамара рассказывала о чем-то с нарочитым оживлением, то хмурилась, то задыхалась от смеха. А Олечка еле улыбалась, еле отвечала, еле приподнимала тяжелые ресницы – она во что бы то ни стало должна была сохранить свой стиль «водяной лилии».

Тамара разговаривала с Олечкой, а сама искоса поглядывала на своих одноклассников, на своих друзей, с которыми так и не подружилась. Она радовалась недоброй радостью, чувствуя, что обижает их и что они вот сидят и молчат, никому здесь не нужные, и не знают, что им делать. Тамара мстила, как могла, мстила за то, что она была плохой пионеркой и плохой ученицей, мстила за то, что, боясь отказа, не подавала заявления в комсомол, мстила за то, что обманывала и лгала им, зная, что они презирают ее за это. Мстила за то, что она так и осталась среди них чужой, несмотря на внешние приятельские отношения, за то, что они никогда не доверяли ей. И вот теперь, нарядная, красивая, в своей богатой квартире она может, наконец, показать, что она не их поля ягода, что у нее в друзьях вот такие богатые, вот такие «стильные», вот такие, приезжающие на вороной сверкающей «Волге»…

А остальные гости и действительно не знали, что им делать. Зина и Фатьма забились в уголок дивана и сидели тихо, как птицы, попавшие в клетку. Вася хмурился и все подбирал под стул долговязые ноги: он страдал от того, что ботинки у него с побелевшими от футбола носами, что брюки у него не отутюжены, что надо лбом у него торчит неукротимый вихор, словно хохол у попугая.

Сима покусывала губу, в черных глазах ее горели сердитые огоньки. Она понимала, что происходит, но еще не знала, как вырваться из этого положения. Понимал это и Гришка Брянцев. Он поглядывал то на одного, то на другого своими светлыми узкими озорными глазами.

«Зачем мы сюда пришли? – спрашивал его взгляд. – Не встать ли да не уйти торжественно?»

Словно подхватив его мысль, Вася вдруг встал и решительно направился к двери. Он больше не мог и не хотел терпеть мучительного положения гостя, которого лишь допустили в дом.

Тамара вскочила, шумя оборками:

– Ты хочешь обидеть меня, Горшков?

Она с упреком глядела ему прямо в глаза. Горшков опустил ресницы:

– Да нет… Чего там – обидеть… Дела у меня есть.

– Никаких дел у тебя нет! – резко возразила Тамара. – Как не стыдно!

– Пошли, ребята, на волейбольную площадку! – объявил Гришка Брянцев. – Чего тут сидеть! Зря только галстук надевал!

Сима с готовностью встала.

Зина и Фатьма поднялись вслед за ней. Если Сима уходит, то…

У Тамары гневно загорелись глаза, щеки побледнели.

«Ну и уходите, – хотелось ей крикнуть, – вылетайте! Пожалуйста!»

Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы сдержаться и не крикнуть этого. Она только сверкала почерневшими глазами, не зная, что сделать…

В это время прозвучал звонок. И в комнату вошел новый гость.

– Ян! – Тамара почти побежала ему навстречу. – Наконец-то!.. Знакомься, мои товарищи по школе. И подруги.

В этом слове «подруги» невольно прозвучала ироническая нотка, и девочки, почувствовав ее, переглянулись.

Но что такое вошло в комнату вместе с Яном Рогозиным? То ли его простодушная белозубая улыбка, то ли добрые и какие-то радостные глаза, то ли веселый голос его, а вернее, все это вместе сразу рассеяло нервную атмосферу. Высокий, стройный, с густыми блестящими волосами, зачесанными назад, он был весь какой-то подтянутый, щеголеватый. Чувствовалось, что его радует собственная внешность, радует то, что красив, что хорошо одет. Но эта его радость никого не обижала и не задевала; наоборот, всем глядевшим на него тоже хотелось радоваться вместе с ним и его красоте, и его щеголеватости, и его присутствию. И даже цветок в петлице никого не смешил.

В первую минуту мальчики настороженно подобрались, а девочки застеснялись. Только Олечка не изменила раз заданного выражения лица, она слегка кивнула Яну своей растрепкой-прической и чуть-чуть покривила губы, изображая улыбку. Но стоило Яну заговорить, как все почувствовали себя свободно, всем стало просто, весело, готовая вспыхнуть ссора погасла.

– Да тут дивная компания! – радостно, словно он никогда в жизни не надеялся очутиться в такой очаровательной компании, воскликнул Ян, пожимая руки ребятам. – Как я рад, ребята, честное слово!

С девочками он был почтителен. Зеленоватые красивые глаза его ласково светились из-под длинных ресниц. Зина оробела, когда он подошел к ней, вскочила, как маленькая девочка-второклашка вскакивает перед учителем. Смуглая Фатьма опустила глаза и вдруг залилась густым румянцем: ей показалось, что этот красивый восемнадцатилетний юноша как-то по-особенному поглядел на нее и пожал ей руку. Только одна Сима встретила его ироническим взглядом. Она быстро справилась с первым смущением и совсем холодными глазами за несколько минут успела разглядеть Яна. И как странно – она увидела его совсем другим, чем остальные ребята. Ее смешили маленькие, чуть заметные бакенбарды, которые тянулись у него от виска до половины уха. Она еле удержалась, чтобы не фыркнуть при виде цветка в петлице его голубого пиджака. Сима сдержалась, но насмешка светилась в ее глазах, Сима не сумела, а может, и не захотела ее скрыть.

Ян тотчас почувствовал это.

– Не приемлете? – негромко, с усмешкой спросил он.

– Посмотрим! – в тон ему ответила Сима.

У Яна пропала улыбка, брови приподнялись и горестно изогнулись. Мгновенный облик задумавшегося над жизнью, чем-то разочарованного и тоскующего человека мелькнул перед ней и тут же исчез. Ян уже улыбался:

– Товарищи, а я притащил торт! – объявил он. – Может, сейчас прямо и съедим, а?

– Давайте! – Фатьма подпрыгнула на стуле и хлопнула в ладоши.

– Давайте! Ура! – тотчас подхватил Гришка Брянцев. – Это нам в полдела!

Но Тамара остановила их:

– Ничего подобного! Торт к чаю. А пока давайте играть.

– В шарады, – сказал Андрей, – я уже придумал.

– Отлично! Отлично! – радостно поддержал Ян. – Мы с Андреем начинаем. Кто с нами? Фатьма, хотите?

Фатьма вспыхнула и вскочила:

– Да!

– Я тоже! – немедленно заявила Тамара. – Начинаем!

Ян подошел к Олечке:

– А вы?

– О, нет…

Тамара ревнивыми глазами следила за ними. Да, конечно, он глядит на нее! Вон как заломились у него брови, каким долгим, тоскующим взглядом смотрит он на Олечку, взглядом Гамлета, принца Датского… Ну конечно, Олечка нежная, воздушная, держится как принцесса какая. Конечно, Олечка ему нравится. А разве может ему нравиться она, Тамара, крепкая, грубая, как молодая лошадка, она даже топает, когда ходит!

Но Ян отошел, а Олечка осталась на месте. Нет, Тамаре показалось. Он такой же веселый, как и был. Только вот что это он все глядит на Фатьму? Сколько уже раз она из его уст слышит сегодня это имя – Фатьма, Фатьма, Фатьма!

И Тамара в глубине своей ревнивой души уже почти жалела, что дала угаснуть ссоре, что не выгнала вон всех этих девчонок, всех своих «дорогих» подруг.

Шарады, шарады! Живо была устроена сцена – отодвинули стол и стулья. Из шкафа полетели всякие шарфы, кофты, простыни… Из отцова кабинета явился старый портфель.

Ян был талантлив. Он играл, он дирижировал, он тут же, по ходу действия, сочинял песенки. Публика хохотала, и сами актеры хохотали, убегая за кулисы. И даже Сима, правда то и дело цапаясь с Яном, увлеклась игрой. Зина не участвовала в шарадах. Она была бессменной публикой. Она стеснялась играть, а кроме того, что-то неясное тревожило ее. Она отгоняла эту тревогу, не хотела задумываться и доискиваться причины такого неподходящего настроения. Вытирая слезы, выступившие от смеха, Зина смотрела на Фатьму и, удивляясь, не узнавала ее. Как смела была сегодня Фатьма, как живо и находчиво отвечала она на реплики Яна! Она танцевала, изображала то разбойницу, то няню, то доктора с трубкой. Фатьму словно зажгли изнутри, она так и сияла, так и светилась вся счастьем и радостью.