Большевики по Чемберлену(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том ХХХ) - Тов. Инкогнито

В дом были приглашены мастера Мосстроя, которые и приступили к работе.

Никто не знал, что уже на другой день после работы этих мастеров, в доме и во дворе остался целый ряд хорошо замаскированных гнезд, из которых теперь неусыпно должны были высматривать и выслушивать все происходящее здесь глаза и уши маленьких пролаз — пионеров, помощников Граудина.

В самом дворе в пяти шагах от особнячка лежало несколько штабелей дров.

В одном из этих штабелей теперь находился записной пионерский оратор Егор Чекарев, хорошо запомнивший, что он не должен пропустить ни одного существа через ворота, не рассмотрев его примет и особенностей. В вестибюле парадного подъезда под доской подоконника находился Сенька Шевердин, пятнадцатилетний сорванец, сын рабкора газеты «Правда». Под подоконником же, в комнате самого Пит Графа устроился Гришка Сластен и, наконец, в ванной комнате в том ящике рукомойника, куда в случае опасности хотел спрятаться Стремяков, засажен был с необходимой маскировкой самый старший из всех дежуривших пионеров Алеха Скороспелов, сын шофера из гаража МСПО. Нечего и говорить, что каждый из ребят был вооружен натурографами. Отныне каждый визит к Пит Графу и каждое слово, произнесенное кем бы то ни было в его комнате, делались немедленно известными Граудину, и последний не пожалел о том, что принял для надзора над ним столь чрезвычайные меры.

В первый же день засады пионеры сообщили Граудину о том, что индианка Эча-Биби принесла Пит Графу большое письмо. Письмо Пит Граф читал при помощи какой-то книги, в которой не переставал считать буквы, пока не прочел письмо.

Граудину стало ясно, что книга являлась ключом к шифру, посредством которого переписывался фашист.

Вся сцена визита Эча-Биби к Пит Графу была заснята Григорием Сластеном в натурограф и в виде тончайшей пластинки из неведомого материала, изготовленного Таскаевым, находилась в руках Граудина.

Граудин заправил ее в натурограф, щелкнул аппаратом и после воспроизводившихся перед ним в течение пяти минут сцен встречи восточной танцовщицы с ее любовником, встретившим ее с уверенностью ее повелителя-сердцееда, он увидел передачу и вскрытие письма, увидел, как фашист подошел к шкафу с книгами и вынул оттуда томик изящно переплетенного в красной папке издания, в котором нельзя было не узнать советский календарь на 1927 г.

Граудин обождал еще полминуты и увидел, что Пит Граф открыл для шифра отдел о Коминтерне. Вслед за тем фашист начал читать письмо.

Граудин закрыл аппарат. Теперь ему нужно было взяться за попа, у которого должны были находиться в пакете негативы фотографий, карточки и письмо.

Граудин, посмотрел тот слепок воска, на котором Стремяков сделал оттиск ключей от стола священника, заказал по нем сделать ключи и вызвал к себе Яка Вагонетку.

Было утро воскресного дня, когда Вагонетка получил от Граудина ключи от письменного стола в кабинете попа и краткое задание:

— Иди, проникни в кабинет священника, найди у него пакет, запечатанный в желтой бумаге и принеси его сюда. Если сумеешь это сделать не пропадешь и в Индии, а нет, тогда наше дело плохо… Постарайся симулировать кражу, чтобы фашисты не поняли, в чем дело.

— Слушаю, — сказал Вагонетка, — принесу! Но, выйдя от Граудина, парень упал духом.

— Легко сказать — принеси пакет… А как это сделать? Воскресенье… Поп и попадья в церкви, один колдует, а другая бьет себе там дурной лоб; дома одна служанка, но все же как обойти горняшку? Эх, если бы она была комсомолкой отряда…

И меланхолично настроенный Вагонетка, готов был перевернуть весь свет, только бы отличиться на том неребяческом деле, которое поручил ему бесцеремонный латыш.

Он шел по улице и, толкая прохожих, то убавлял шаг, то взволнованно останавливался.

Вдруг ему что то пришло в голову, и у него заблестели глаза.

— Вот фунт будет, пропадай, моя телега! Дядя Граудин, распишись-ка!..

Сразу повеселевший парень «дунул» прямо в Леонтьевский. Он придумал предлог для осуществления своего плана.

Через двадцать минут он был возле дверей поповского домика и отчаянно нажимал кнопку звонка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дверь парадного открылась и на пороге показалась растрепанная, производившая очевидно уборку комнат, деревенская девушка-прислуга.

— Чего ты трезвонишь?

Вагонетка поднял на нее невинные, широко раскрытые глаза.

— Скорее пустите меня в кабинет батюшки. Я дискант из нашего хора. Отец Стефан писал здесь проповедь, чтобы говорить сегодня после обедни и забыл ее в письменном столе. Он прислал, чтобы я скорее взял ее…

— А ключи он дал тебе?

— Ключи вот!

— Ну иди, только ноги оботри, чтобы не насорить…

Вагонетке только этого и нужно было. Он последовал за прислугой в кабинет и пока девушка стояла на пороге, открыл письменный стол. Сразу же он увидел пакет в желтой бумаге. Он ловко подцепил его, остановился взглядом на секунду на часах и связке денег, которые лежали среди других предметов в ящике. Что-то хитрое еще раз пришло ему в голову и, взглянув украдкой на служанку, он незаметным движением сунул и деньги и часы в карман.

— Нашел, готово! — воскликнул он, пряча лист бумаги.

И закрыв снова ящик, он бросил прислуге «до свидания», вышел, вскочив на первого же извозчика и покатил к Граудину.

Граудин ждал его в мастерской Таскаева. Не медля ни минуты, он вскрыл пакет, попросил Таскаева распорядиться сделать ему за четверть часа с сургучной печати пакета ее точную копию, и, слушая сообщения Вагонетки о том, как и что именно парень сделал у попа, пересмотрел негативы и стал расшифровывать по «Советскому календарю» письмо.

Через пять минут он знал его содержание.

Он велел позвать к себе несколько помощников и одного из них послал задержать после обедни попа часа на два, затащив его куда-нибудь на окраину. Другому он велел одеться милиционером.

Пока все это делалось, Таскаев по его указанию взамен изъятых негативов приготовил столько же других с изображением различных групп советских хозяйственников, спортсменских коллективов и юношеских экскурсий. Он их перенумеровал соответственно нумерации подмененных негативов и содержанию письма.

В письме фашиста сообщалось, что такой-то список представляет собой такую то школу, имеющую тайную цель готовить подпольщиков для восточной работы, такой-то группы руководителей и т. д. и т. д.

Граудин сфотографировал письмо, после чего осталось его только опять запечатать вместе с негативами, придать всему пакету такой же самый вид, какой он имел до вскрытия и водворить его обратно в стол попа.

Граудин сделал соответствующие распоряжения.

Через полчаса возле двери домика священника стоял милиционер, державший за руку заплаканного Вагонетку.

Открыла прислуга и сзади нее показалась попадья.

— Этот жулик был у вас сегодня? — спросил милиционер у женщин, открывших дверь.

— Был, — подтвердила прислуга.

— Что он у вас делал?

— Взял проповедь батюшки в письменном столе.

— А украл что-нибудь он у вас?

— Не знаю…

— Это ваши вещи и деньги?

— Ой, господи, да это батюшкины часы и деньги из письменного стола! Обокрал, обокрал, несчастный жулик!

И попадья бросилась на Вагонетку.

Парень заревел.

— Обождите, матушка, пойдемте посмотрим, что еще пропало у вас в письменном столе; у него и поддельные ключи и отмычки отобрали. Ну где это ты все взял, указывай! — ткнул Вагонетку «мильтон».

Тот указал на кабинет.

— Пойдем!

Матушка и прислуга последовали за арестованным и конвоиром. Милиционер, показав матушке ключи и отмычку, вскрыл письменный стол.

Из-за рукава у него тут же незаметно выскользнул в ящик пакет, который только и требовалось возвратить на место его прежнего нахождения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Смотрите, матушка, чего у вас тут еще не достает, — с заботливым участием беспокоился мнимый милиционер, — сосчитайте сколько денег. Хорошо, что он не успел часов продать, как раз поймался, когда рассматривал их возле рынка, а то устроил бы вам праздничек. Арестантюга, оголец несчастный!