Ануш. Обрученные судьбой - Мартина Мэдден

В начале этой недели я получил новости о моей статье «Причины и лечение трахомы в Османской империи», ее напечатает Американский медицинский журнал. Я очень доволен, это только начало моего исследования, но весьма обнадеживающее!

Турция, как всегда, слишком многого требует. Я должен иметь навыки хирурга, анестезиолога, врача патолога и дантиста. Люди здесь полагают, что я способен на все: от вскрытия гнойника до определения пола ребенка в утробе матери, и мне пока не удалось разуверить их в этом. Однако я не жалуюсь.

Мне нравится моя работа, и я нуждаюсь в постоянном доходе, вечный вопрос денег никогда не уходил на задний план. Несмотря на то что Хетти и я с момента прибытия в эту страну не считали себя миссионерами, наша крайняя нужда говорит о том, что мы уж точно живем как они.

Местные жители слишком бедны, чтобы нам платить, они приносят что-нибудь из съестного, например, курицу. Более зажиточные пациенты вообще не озабочены мыслями об оплате или ждут, пока вылечатся, а уж потом решают, заплатить ли нам.

Мы ежемесячно получаем небольшое содержание от Элиаса Риггса, которое в основном тратится на различные медикаменты, и мы, наверное, умерли бы с голоду, если бы не изобретательность и находчивость Хетти. Она посадила маис и овощи за домом, мы держим несколько кур и козу.

Это, собственно, основа нашего существования, и зачастую кроме козьего молока и репы у нас ничего больше нет.

Иногда приезжает Пол и привозит в подарок французский сыр, или бутылку итальянского вина, или турецкие сласти для Томаса и малышки Элеанор. Хотя, я знаю, сам он вовсе не роскошествует.

Пол привозит местные сплетни из Трапезунда и Константинополя. Хетти предвкушает его визиты, я думаю, ей очень не хватает умственной стимуляции Нью-Йорка.

Политика всегда очень интересовала Хетти, и, когда приезжает Пол, мы допоздна обсуждаем все мировые новости и вообще любые сплетни, которые ему удается собрать на рынках Трапезунда.

Мне очень нравятся такие вечера, хотя временами мнение Пола удивляет меня.

Он полностью на стороне армян и считает, ошибочно, по моему мнению, что они стали объектом всяческого рода суровых правил и запретов, и все по инициативе турок. Я не видел доказательств такой дискриминации и считаю турок вполне разумной нацией, толерантной и больше всего любящей поговорить.

Пол очень мягкосердечный человек и всегда выступает на стороне слабых. У него слишком английское понимание честной игры, оно еще не пришло в соответствие со здешними реалиями.

Ануш

Вечерело, солнце клонилось к закату, но все еще было жарко. Дорога дышала пылью и зноем. Ануш решила пойти по короткому пути, через лес. Красное закатное солнце поблескивало между деревьями, птицы шумно устраивались на ночь. Ануш раздумывала о разговоре, произошедшем несколько дней назад между ней и доктором Стюартом.

«Ты должна стать профессиональной медсестрой. Ты зря тратишь свой талант, работая помощницей. Сестра Манон и я обсуждали это, и мы хотим, чтобы ты училась», – сказал он тогда.

Работы в больнице всегда было много, в том числе и весьма неприятной, но Ануш никогда не считала это пустой тратой времени.

Учиться на медсестру означало покинуть деревню и переехать на два года в муниципальную больницу Трапезунда.

Ануш всегда думала, что станет учительницей, как госпожа Стюарт. Но сторону доктора Стюарта приняла сестра Манон, а с ней спорить было бесполезно.

«Это правильный путь для тебя! У тебя будут деньги, еда и прекрасные навыки! Конечно, ты поедешь учиться!»

Когда мать Ануш услышала эту новость, она не обрадовалась.

«Грязная работа! Не намного лучше, чем работать прислугой!»

В деревне верили в то, что уход за больными может принести несчастье. Но, подумав, Хандут в конце концов согласилась. Она знала, что из-за отсутствия приданого у дочери нет особых шансов выйти замуж.

В начале осени Ануш уедет из деревни на два года.

Размышляя об этом, она наконец вышла из леса прямо к морю. Солнце опускалось в воду, и Ануш повернулась, чтобы поймать последние закатные лучи.

– Барев, Ануш!

– Барев, Хусик, – отозвалась она, не открывая глаз.

– Откуда ты знаешь, что это я?

– Потому что это всегда ты.

Он пошел рядом с ней, от него пахло потом, кровью животных и свежей землей.

– Я видел тебя вчера на девичнике у Парзик. С другими женщинами.

– И что с того?

– Я слышал, что Монголке разрешат окаймить платье.

– Ты, похоже, много знаешь о свадьбе, Хусик.

– Меня позвали зарезать козу, вот и все.

Обычно на проводы девушки забивают корову, но мать Парзик не могла позволить себе это и пожертвовала козой.

– Ты оставалась там допоздна, – заметил он.

– Это не твое дело.

– Небезопасно ходить одной ночью.

Ануш открыла глаза и посмотрела на Хусика. Это была самая длинная беседа с ним за последнее время.

– Мне не угрожала опасность, ведь я была не одна.

– Они бы тебя не защитили. Вокруг полно солдат.

– И что с того? – гаркнула Ануш.

Хусик удивленно уставился на ее вспыхнувшее лицо своими болотного цвета глазами.

– В любом случае я знаю, что ты где-то рядом, – примирительно сказала она.

Он улыбнулся, и она увидела щель между зубами – он потерял один зуб, когда одна из его ловушек отскочила и попала ему в лицо.

– Ты придешь на свадьбу? – спросил он.

– Конечно.

Там будет вся деревня. Это будет праздник, которого не видывали еще с начала войны. Все семьи скорбели по мужчинам, ушедшим на войну, и это станет поводом хоть на время забыть об одиночестве и пустых желудках. И будет повод потанцевать. Ануш вздрогнула.

– Иди домой, Хусик.

Он стоял у ворот отцовской фермы и наблюдал за тем, как Ануш скрылась за поворотом.

Дневник доктора Чарльза Стюарта

Сегодня знаменательный день в истории нашей деревни. Этим утром, в присутствии горожан и многих сановников, включая самого вали, мы открыли нашу новую больницу. После десяти месяцев ожидания разрешений, пиломатериалов и камня наконец закончено строительство деревенской больницы.

Жители становились в очередь с самого утра, чтобы увидеть ее, а Хетти внутри поставила столик со сладостями для детей и пловом для взрослых. Многие принесли подарки, масло виноградных косточек в маленьких мешочках из козьей шерсти, козье молоко и сыр. Все пришли к общему выводу, что доктор Стиппет и его ханум постарались на славу и здание вышло впечатляющим.

Самым странным в этот день была моя угрюмость. Я не мог избавиться от мысли, что все окончится провалом. Пол первым заметил мое настроение.

– Приободрись, Чарльз, – сказал он; мой сын сидел у него на плечах, болтая ногами. – Вдруг ветер переменится и все такое.

– Да все в порядке.

– Ты выглядишь несчастным.

– Видишь ли, я всегда так выгляжу.

Пол засмеялся, спустил Томаса на землю, и тот побежал к матери.

– Ну и почему ты такой хмурый?

Я посмотрел на новое здание, небольшое, каменное, в два этажа, построенное полукругом, с внутренним двориком и разделенное на женскую и мужскую половины. Полностью законченное, оно было таким, каким я его представлял, но только снаружи.

– У нас закончились деньги, – ответил я.

Предоставленные нам Элиасом Риггсом значительные средства были потрачены задолго до того, как заложили первый камень в фундамент здания. Взятки для получения разрешений, жадные строители и вороватые рабочие. К тому времени, когда здание было полностью возведено, не осталось денег, чтобы обставить помещения и купить оборудование.

– Отсюда все выглядит прекрасно, – заметил Пол.

– Но ты еще внутрь не заходил.

Я рассказал ему, что в операционной нет ничего, кроме нашего кухонного стола, покрытого листом железа, половой тряпки и швабры, чтобы смывать кровь. Нет никакой другой возможности стерилизовать инструменты, кроме как кипятить их в чайнике! Нет рентген-аппарата, отопления, гардеробной для зимней одежды, отдельных палат для инфекционных больных, в том числе больных туберкулезом, а большинство операционных инструментов я вынужден был изготовить сам.

– Ну, тогда работай, как раньше! – засмеялся Пол.

Жители деревни то и дело заходили в здание больницы, некоторые ели плов прямо руками с виноградных листьев, другие задерживались, чтобы поговорить с ханум. Наблюдая за тем, как жена Махмуда запихивает плов в карманы платья, я пытался объяснить Полу, что хотел построить нечто необычное. Современное учреждение. Он напомнил мне, что в Турции дела делаются очень медленно и все наладится в конце концов. Мне просто необходимо чуть больше верить в это.

– Верить? Вера – это единственное, в чем я преуспел за последнее время.

У стола с едой сидела Хетти с младенцем Робертом на руках, пытаясь вытащить горсти печенья из рук Томаса и Элеанор.

По такому торжественному случаю на Хетти было голубое шелковое платье и она постаралась уложить волосы как можно красивее. Щеки ее чуть раскраснелись, и, когда она начала что-то шептать на ушко Томасу, я был сражен ее девичьей привлекательностью.