Газета Завтра 383 (14 2001) - Газета Завтра Газета

ВЛАДИМИР КАРПОВ Помню, как в 1991 году какие-то амбалы с бандитскими рожами меня, тогда первого секретаря Союза писателей, не пустили в здание. Сейчас, как в страшном сне, все повторяется. Извечный писательский особняк хочет прибрать к рукам коммерческая структура. Это сегодня, а завтра квартиры наши отнимут, наши рукописи отберут. Какая-то горсточка авантюристов имеет всемерную поддержку властей. Почему Матвиенко поддерживает Филатова? Видимо, потому, что они родственники. Эти родственники захватили силой этот "Белый дом" и всю власть прибрали к рукам. Теперь кучка рэкетиров пытается захватить и писательский дом. В час беды мы, писатели России, пришли на Горбатый мост, на место, где пролилась народная кровь. Мы, русские писатели, заодно со своим народом.

ВЛАДИМИР БУШИН В последних главах “Войны и мира” рассказывается, как французы заняли Москву. Уже было Бородинское сражение. На военном совете в Филях Кутузов уже сказал свою бессмертную фразу: "Я их заставлю конину жрать!" Армия через Москву отходит на рязанскую дорогу. Почти все население города ушло. Семья Ростовых из-за нерасторопности старого графа Ильи Андреевича замешкалась. Они ждали подводы из своих подмосковных деревень. 31 августа на Поварской, у ворот дома Ростовых, остановился большой поезд раненых. Вид их был ужасен. У некоторых еще кровоточили раны. Бывшая ключница старушка Мавра Кузьминишна, обмирая от жалости и сострадания, подошла к одной кибитке и, не спросясь свои господ, предложила молодому бледному офицеру остановиться в их доме, отдохнуть. Наташа, стоявшая рядом, тут же обратилась к майору, начальнику поезда. Он разрешил...

"Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, — пишет Толстой, — и десятки телег с ранеными стали по приглашениям городских жителей заворачивать в дворы Поварской... Наташа вместе с Маврой Кузьминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых".

А потом пришли подводы из подмосковных деревень. Тридцать подвод. И дворовые люди Ростовых начали грузить барские вещи — мебель, зеркала, фамильные сервизы... А раненые остались без транспорта: кто-то забрал их лошадей, видимо, для каких-то важных нужд отходящей армии. И на другой день, 1 сентября, иные из них просили Васильича, дворецкого Ростовых, прихватить их с собой, дав местечко на подводе. Но Васильич даже не решался передать такую просьбу графу. Тогда один офицер подошел к нему на крыльцо и сказал:" Граф, сделайте одолжение, позвольте мне... ради Бога... приютиться на ваших подводах...

— А! да, да, да, — поспешно заговорил граф. — Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги...”

Но жена была против. Граф пытался ее урезонить:" Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, ты подумай!.."

А потом произошло вот что. Младший брат Петя спросил Наташу, знает ли она, за что поссорились родители. "Она не отвечала.

— За то, что папенька хотел отдать все подводы под раненых, — сказал Петя. — А маменька... Мне Васильич сказал. По-моему...

— По-моему, — почти закричала Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, — по-моему, это такая гадость, такая мерзость... Разве мы немцы какие-нибудь?.. — Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она стремительно бросилась по лестнице...

Граф с трубкой в руке ходил по комнате, когда Наташа с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.

— Это гадость! Это мерзость! — закричала она. — Это не может быть, чтобы вы приказали... Это нельзя: посмотрите, что на дворе! — кричала Наташа. — Они остаются!..

— Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?

— Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже... Ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе... Маменька!.. Это не может быть!..

Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, ее волнение, поняла, отчего муж не оглядывался и с растерянным видом оглянулась вокруг.

— Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому-нибудь! — сказала она.

— Маменька, голубушка, простите меня!

Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.

— Mon cher, распорядись, как надо...

Граф утвердительно кивнул головой, а Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала во двор. Люди собрались около Наташи, но до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания — отдать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые”.

Так семья Ростовых, отдав все подводы раненым, оставив себе только четыре кареты, спасла от плена и гибели много раненых героев Бородинской битвы... А сегодня ранена русская литература, истекает кровью вся наша культура. Кто их спасет? Если бы Наташа пришла сегодня в свой родной дом, она бы все сразу поняла и быстрым бегом, каким бегивала в горелки, помчалась бы в Кремль. Там она, как буря, ворвалась бы в самый высокий кабинет и бросила бы в лицо его обитателю:

— Что вы сделали с моей Родиной? Вы и ваши шкурники-учителя. Посмотрите, что на дворе! Какого вы рода-племени — немец? дзюдоист? Второй год занимаетесь раздачей наград, а страна гибнет, народ вымирает. В Минводах и Черкесске чеченцы только что убили больше двадцати человек, около сотни раненых. И все русские. За одно это министра внутренних дел следовало вытряхнуть из кресла, а вы именно в эти дни пересадили его в еще более высокое. Посмотрите, что на дворе!..

Из Кремля она помчалась бы в Дом правительства и там разыскала самый высокий кабинет. "Сударь, — сказала бы она и этому обитателю, — вас зовут так же, как Кутузова — Михаил. Но князь был истинный мужчина и подлинно русский герой. А вы — безнациональная фемина. Недавно в Италии вы брякнули, что ваше правительство защищает интересы частника, а не государство. Тем самым вы на весь мир объявили, что ваше правительство — сборище врагов России”.

Потом графиня поспешила бы в Министерство культуры и разыскала там его шефа. "Полупочтейнейший, — сказала бы она ему, — как вам не стыдно занимать пост министра культуры России? Вам, который ночей не спит из-за того, что гимн России написал не Иосиф Бродский. Кто вам дал право таким журналам, как "Знамя" и "Новый мир", отмусоливать по два с половиной миллиона в год — это 200 тысяч рулей на каждый номер! — а газетам "Завтра", "Правда", "Советская Россия", журналам "Наш современник", "Москва", "Слово" — ни рубля. Это же не ваши, а народные деньги!..

Из министерства Наташа явится в родной дом на Поварской, соберет московских писателей и произнесет пламенную речь, которую закончит так: “Долой антинациональное правительство! Заставим Швыдкого и Матвиенко жрать конину! Даешь русское правительство России!"

Записал Андрей ФЕФЕЛОВ

[guestbook _new_gstb]

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 16 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

17

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Владимир Бондаренко В ЗАЩИТУ ДОМА СВОЕГО

ВСЕ СМЕШАЛОСЬ в доме Ростовых. Там, где когда-то по гениальному замыслу Льва Толстого состоялся первый бал Наташи Ростовой. Там, где с 1933 года решались судьбы отечественной литературы, где работали, спорили, читали рукописи и отдыхали с друзьями Михаил Шолохов и Александр Фадеев, Андрей Платонов и Леонид Леонов, Борис Пастернак и Константин Паустовский. Там, где почти шестьдесят лет бурлила жизнь Союза писателей СССР, там сегодня пока еще неприметно скользят порученцы одного из самых двурушных ельцинских негодяев, склизкого и предавитого Сергея Филатова. Начинал он когда-то предательством своего отца — прекрасного рабочего поэта, закончил предательством Державы, предательством народа, ну и, конечно, громогласным предательством партии, в которой он состоял. За свою предавитость его и Ельцин-то не шибко жаловал, кинув ему от своих щедрот кормление от бедноватой интеллигенции. Это тебе не газ Черномырдина, не нефть Березовского и даже не электронные СМИ Гусинского. Хватает, конечно, на икру с коньячком, но аппетиты-то растут, а тут в самом центре Москвы роскошное, почти бесхозное здание Союза писателей, почему бы не попользоваться для пополнения своего интеллектуального запаса. Говорят, там бродят рассерженные тени героев Льва Толстого, заряжает свой пистоль Пьер Безухов, вынимает саблю Андрей Болконский. Ничего, дюжие охранники расправятся со всем толстовским наследием. Говорят, гневаются былые обитатели Дома писателей, вспоминает о революционных мерах Михаил Шолохов, задумчиво смотрит на свой маузер Всеволод Вишневский, и даже красный граф Алексей Толстой грозится устроить филатовцам хмурое утро. Ну с этими коммуняками ренегат Филатов не собирается церемониться. Все продраит душем Шарко, чтобы даже памяти о советской литературе в стенах не оставалось.