Почувствуйте разницу - Михаил Мишин

— А луидор — это сколько рублей? — с интересом спросил Брикетов.

Супонин задумался.

— Луидор, — решил он, — это рубля полтора.

— Сто пятьдесят тысяч, значит, — сосчитал Брикетов. — За одну штуку. Ничего себе жил.

— Ну и правильно, — сказал Супонин. — Ведь скрипка, понимаешь ты, это такая вещь! Золотой инструмент. Сама малюсенькая, а звук такой — всю душу переворачивает.

— Это верно, — согласился Брикетов. — Звук у нее пронзительный, даже уши закладывает, такой звук. А возьмешь ее в руки и не подумаешь. Помню, я одному профессору как-то скрипку нес. В футляре. Красивый был футляр, черный. Так мне профессор за это пятерку дал, а там весу-то было от силы два кило.

— Вот я и говорю, — сказал Супонин. — Умный был человек этот Страдивариус. Хорошую вещь изобрел. Свои деньги по совести получал.

— А тому, кто вот эту бандуру придумал, я бы ни луидора не дал, сказал Брикетов.

— Точно, — подтвердил Супонин. — Намучаешься с ней, будь здоров, а получишь ту же пятерку.

Они погасили сигареты, бросили окурки, надели лямки и потащили пианино на следующий этаж.

Кстати о птицах

— Телевизор включить? — спросил Супонин.

— Обязательно, — сказал Брикетов. — Телевизор — это, я тебе скажу, окно в мир!

— Вот именно, — сказал Супонин, включая телевизор. — Именно окно.

— Ну, будем! — сказал Брикетов.

— Давай! — сказал Супонин.

— Ффффффу! — скривился Брикетов. — Гадость!

— Ничего, — сказал Супонин. — Запей!

На телеэкране закружились под музыку черные журавли.

— "В мире животных", — сказал Брикетов. — Интересно, про кого сегодня будет. Прошлый раз про этих было, про кенгуру.

"Сегодня, товарищи, мы расскажем вам о пингвинах", — сказал мужчина с экрана.

— Нормально, — сказал Супонин. — Про пингвинов — это нормально.

— Про кенгуру тоже колоссально было, — сказал Брикетов. — Смотрел?

— Не смотрел, — сказал Супонин. — Про кенгуру не смотрел.

— Ну, будем, — сказал Брикетов.

— Давай, — сказал Супонин.

— Охххххх, гадость, а? — сказал Брикетов. — Бррр!

— Ничего, — сказал Супонин. — Если запить.

"Пингвины, — сказал голос за кадром, — достигают роста ста двадцати сантиметров…"

— Гляди, — сказал Супонин. — Вон их сколько. Стоят, ничего не делают!

"Пищей пингвинам служит в основном рыба…"

— Слыхал? — сказал Супонин. — Рыбу им подавай. Тоже мне, цацы.

"Пингвины, — ласково сказали с экрана, — великолепно плавают и ныряют…"

— Слышь, — сказал Супонин. — Плавают и ныряют, а летать не могут ни шиша. Курица — не птица, понял?

"Самка пингвина приносит одно яйцо", — сказал телевизор.

— Гляди-ка! — сказал Супонин. — Здоровое. Это тебе не по рубль тридцать.

— Само собой, — сказал Брикетов.

— Интересно, — сказал Супонин. — Съедобные эти пингвины или нет?

— Ну, будем, — сказал Брикетов.

— Давай, — сказал Супонин.

— Ффффффу! — сказал Брикетов.

— Нич-чо! — сказал Супонин. — Главное — запивать!

"…А сейчас мы простимся с этими удивительными птицами…"

— Летят перелетные птицы! — запел Брикетов. — А я остаюся с тобой! Ты понял, перелетные птицы летят! А я остаюся! Об-бидно!

"Теперь мы переходим ко второй теме нашей передачи, — сказал мужик с экрана. — Это тоже птицы, на этот раз самые маленькие — колибри…"

— Обратно птицы? — мрачно сказал Супонин. — Все птицы, птицы… Ты мне про кенгуру давай.

"Некоторые колибри так малы, что их вес едва превышает полтора-два грамма…"

— Стой! — сказал Брикетов. — Стой, Коля! У меня на них душа горит, на этих гадов. Зачем птичек мучают?

— Давай, — сказал Супонин. — За их здоровье!

— Фффффууу! — сказал Брикетов. — Ф-фу ты!..

— Нормально, — сказал Супонин. — Только запивать, и все!

"Поразительно яркая окраска этих птичек не имеет себе равных", — сказали с экрана.

— Окраска! — сказал Супонин. — Ты давай скажи лучше, съедобные они или нет?

— А ну переключи! — сказал Брикетов. — Переключи, пока я ему не врезал!

Супонин крутанул переключатель.

Там оказалась тетка, которая сказала в микрофон: "Сен-Санс. "Умирающий лебедь". Исполняет…"

— Нет, ты видел? — сказал Брикетов. — За что животных мучают, а?

— Там птицы и здесь птицы! — закипел Супонин. — Везде птицы! А я тебе не птица, понял? Я по восемь часов вкалываю!

— Ну! — закричал Брикетов. — А я по сколько?! Оба с чувством пожали друг другу руки.

— Давай!

— Поехали!

— Ффффуууххх, — сказал Брикетов. — Тьффу!

— Нич-чо, — сказал Супонин. — Запей, или я тебя уважать не буду!

— Гляди, — сказал Брикетов. — Чего это там?

— Лебедь умер, — сказал Супонин.

— Замучали птицу, — со слезами сказал Брикетов. — Живодеры!

— Все, — сказал Супонин. — Кончилось.

— Поч-чему кончилось? — обиделся Брикетов. — Нич-чего не кончилось! Я им этого не прощу, понял? Я за птицу, знаешь!..

— Нет, — сказал Супонин. — У нас тут уже кончилось. Надо, это, сбегать…

— Сбегать? — сказал Брикетов. — Раз надо — значит, надо! Никто не отказывается, понял?

— Вот сейчас выключим, — сказал Супонин, — и пойдем!

— Правильно, — сказал Брикетов. — Выключи, пока я ему не врезал. Ты меня знаешь!

— Гляди, — сказал Супонин. — Диктор! Во морду отъел, а?

— Погоди, — сказал Брикетов. — Это трюмо… Телевизор вон… Дай я сам!

Они выключили телевизор, обменялись рукопожатием и в обнимку пошли вниз по лестнице.

Экология

— Нет, ты скажи, — в сердцах сказал Брикетов, — ты мне скажи, откуда этого мусора столько берется?

— Ясно, откуда, — откликнулся Супонин. — Загрязнение среды называется. Все загрязняют, кому не лень. В Японии — жуткое дело! В реках уже воды не осталось, одна ртуть течет.

— Япония — ерунда, — сказал Брикетов. — Ты про Бискайский залив слыхал?

— Слыхал, — сказал Супонин. — Он между Грецией и Турцией.

— Ты что! — сказал Брикетов. — Между Турцией и Грецией — пролив Ла-Манш. А Бискайский залив — он ближе к Норвегии. Ну так вот, в заливе этом вообще уже все сдохло. И рыбы все сдохли, и водоросли. Все из-за нефти.

— Конечно, — сказал Супонин. — Эти пароходы как тонут, так всю нефть и выливают. Чтоб пожара не было. А так они спокойно утонут, и все.

— Им-то наплевать, — подтвердил Брикетов. — Они утонули, и все. А тебе потом в заливе в этом не искупаться. Так что, Коля, я тебе говорю: хреново с океанами у нас.

— Да, — сказал Супонин. — С океанами я тебя не поздравляю. И с сушей не поздравляю. А атмосфера? Ты чувствуешь, чем мы дышим?

— Нет, — сказал Брикетов. — У меня нос заложен.

— Потому и заложен, — объяснил Супонин. — В атмосфере-то воздуха уже не осталось ни черта. Автобусы — раз! Папиросы все на улице курят, даже бабы, — два! Заводы всякие — три! Я тебе говорю: кислорода у нас осталось года на два. А потом? Как тут жить, я тебя спрашиваю?

— А никто и не живет уже, — сказал Брикетов. — Животные все раньше чувствуют, вот и вымирают. А птицы? В лесах, понял, никто уже не поет, не чирикает. Одни комары.

— Ха! — вдруг засмеялся Супонин. — Гляди, тебе от голубя подарок!

— Где? — закричал Брикетов. — Ах ты!.. — Он задрал голову и поглядел в небо. — Вот паразит, а! Пиджак испортил, новый почти!

— Птичка божия не знает ни заботы, ни труда, — продекламировал Супонин.

— Птичка, — разозлился Брикетов. — Убивать их, сволочей, надо! Птички, твои, собачки! Всю планету загадили!

— Смотри-ка, — сказал Супонин, показывая на асфальт, — вон пачка иностранная. "Мальборо", понял?

— Иностранцы, — неодобрительно сказал Брикетов. — Ходят, только пачкают.

— А может, не иностранец, — сказал Супонин. — Может, и наш. Я такие сам курил, мне один друг давал.

— Наши тоже мусорят, — сказал Брикетов. — Вон "Беломор" валяется!

— А может, "Беломор" иностранец курил, — сказал Супонин.

— Охрана среды, охрана среды, — в сердцах сказал Брикетов. — Так бы их всех носом и ткнул! В среду эту носом… Кстати, день-то какой сегодня? Не среда?

— Четверг, — сказал Супонин. Он оглянулся и начал вяло махать метлой. — Мети давай, сержант смотрит.

— Четверг, значит, — сказал Брикетов, тоже принимаясь махать метлой. — Это сколько ж нам еще охраной среды заниматься?

— Неделю, — ответил Супонин. — В ту среду как раз пятнадцатые сутки пойдут.

Место среди звезд

Когда теперь меня спрашивают, что главное для актера кино, я отвечаю: найти себя. А чтобы найти — искать, а искать — значит пробовать. Вернее — пробоваться… Ах! Если бы вы знали, что это такое, когда режиссер впервые творит тебе: "Я хочу попробовать вас на главную роль!" Да, он так и сказал! Он сказал: "Правда, придется попробовать еще трех актрис на главную роль!" Да, он так и сказал! Он сказал: "Правда, придется попробовать еще трех актрис, но это для проформы, чтобы худсовет мог сделать вид, что они там что-то решают… Но снимать я буду только вас!" У меня даже глаз задергался! От волнения у меня всегда… А тогда — я была настолько наивна!.. Я еще не знала тогда, что человечество делится на две половины: на честных людей и режиссеров. Я уже потом узнала, что каждой из тех трех он тоже сказал, что снимать будет только ее. Так что каждая из нас была за себя спокойна. И режиссер был за себя спокоен — он с самого начала знал, что снимать будет только свою жену…