Однажды случилось… - Влад Авилов

Портрет висел над склонившем голову президентом.

С вылезшими из орбит, от гремучей смеси сивушных масел и жидкости органического происхождения, которая просачивалась с пастбище в подземный источник, питающий речку Моча, глазами, члены правительства видели чудо. Перед ними сидели два мудрых и заботливых руководителя, строгих и снисходительных, всевидящих и всеслышащих, истинные отцы нации.

Мафия, пардон, партия, как и наша глупость бессмертна.

С заседания премьер и министр финансов возвращались вместе. Обняв костлявые плечи бывшего счетовода, кремезный премьер почти нес его на руках, ноги у того цеплялись одна за другую, отчего со стороны казалось, что он обьясняет своему партнеру какие-то сложные танцевальные движения.

– Ну и набрались же вы куме, – бывший колхозный голова тяжело сопел.

Ответа не последовало. Вздохнув, он поволок его дальше.

– Вы, куме, чего на меня бочку катите? – на бывшего счетовода нашло просветление.

– Яку бочку? – не понял бывший голова.

– Та на счет моего кабанчика.

– Нехай, куме, ваш кабанчик не подрывает мою картошку. Це ж нарушение территориальной целостности моего суверенного подворья. Вы его, куме, предупредите, бо я могу и двустволку взять. В порядке самообороны.

Столь явная угроза задела глубинные чувства бывшего счетовода. Его ноги перестали заплетаться, он остановился и с горестным удивлением уставился на своего приятеля.

– Та шо вы, куме, мне войну объявить хотите? Из-за двух кустов картошки! Спровоцировать военный конфликт?

– Пристыженный премьер пошел на попятную.

– Вы такое скажете, куме. Какой военный конфликт? То же просто так говорится, если он вас не послухае.

– Кто не послухае? – временное просветление покинуло бывшего счетовода. – Кто мене не послухае?

– Как кто? Та же ваш кабанчик.

– Який кабанчик?

– Тьфу, – плюнул на землю бывший колхозный голова, поставив тем самым точку на малоплодотворной дискуссии.

Несколько дней провел Лаврентий Петрович у себя в кабинете, мрачно подперев кулаком щеку и изредка ковыряясь в носу. Члены правительства боялись к нему даже заглядывать. Только кум номер один, как особа наиболее приближенная к телу, позволял себе зайти, молча постоять несколько минут, так же молча поднять согнутую, со сжатым кулаком руку, призывая президента быть мужественным. Потом он неслышно удалялся тихонько прикрывая за собой дверь. Влетевший в кабинет, чтобы похвастаться своими успехами в борьбе с контрабандистами, Микола папоролся на тусклый, со свинцовым отливом взгляд, не сказал ни слова и тут же ретировался. Он выскочил на освещенную улицу, от внутреннего озноба даже не почувствовав горячих лучей солнца, заливших все вокруг.

9

На простой деревянной лавке вдоль бывшего колхозного правления, а ныне резиденции президента, мирно сидели члены правительства, неторопливо лузгая семечки.

– Ну что? – спросил премьер.

Микола беспомощно пожал плечами.

– Думае?

– Ага, – подтвердил он. – Сильно думае.

– Он у нас голова, – не удержался от подхалимажа министр финансов.

Мысль о том, что у него могут конфисковать кабанчика, чтобы оплатить командировку Аркаше, доводила до зубной боли.

Микола сел на лавку, остальные высокие должностные лица нехотя подвинулись. Премьер протянул ему горсть семечек.

Твердо утоптанная перед лавкой земля постепенно покрывалась лузгой.

Изредка набегавший ветерок беззвучно шевелил ее, изменяя незамысловатые узоры, которые Аркаша чертил большим пальцем правой ноги, нахально пролезшим в дырку носка. Пятки ног он положил на снятые сандалии.

– Може…, – протянул Микола, глядя в сторону и демонстративно ни к кому конкретно не обращаясь.

Головы членов правительства, как по команде, одновременно повернулись и заинтересованно уставились него.

Польщенный всеобщим вниманием, Микола продолжил:

– Я вот тут подумал…

– Подумал? – не удержавшись, язвительно переспросил Аркаша.

– Не мешай человеку сказать, – рявкнул премьер – у нас демократия.

– И независимость, – пискнул бывший счетовод. Желание лизнуть зад начальству было неодолимым.

– При чем тут независимость? – сурово спросил премьер. Он жалел, что сам не добавил этого слова, могут обвинить в политической близорукости.

Аркаша ехидно ухмыльнулся.

«Точно при случае вспомнит,» – тоскливо подумал премьер и тут же переменил тактику.

– Не будем опошлять святое, – проникновенным голосом сказал он, тяжелым взглядом ответив Аркашиной ухмылке.

Лицо Аркаши мгновенно приняло соответствующее текущему моменту выражение.

Оставшийся на обочине вспыхнувшей дискуссии Микола растерянно молчал. Остальные также сидели молча – скорбная группа, собравшаяся проводить в последний путь давно ненавистного родственника и пытающаяся изобразить трогательно-мученическую любовь на его похоронах.

Воздух, напоенный ароматами речки Моча и ожиданием чегото доброго, постепенно разгладил их лица. Дружно сплевывая лузгу, они расслабились и отправили текущий политический момент в небытие.

– Я подумал…, – вновь начал Микола.

Теперь Аркаша не только не стал подначивать его, но и дружеской улыбкой поощрил к продолжению.

– Скоро вечер, вот, – жизнеутверждающе закончил Микола.

– Правильно, – поддержал его министр финансов. Из-за мысли о кабанчике, которая засела, как заноза в заднице, у него действительно разболелся зуб.

Кум номер один многозначительно посмотрел на премьера.

Тот попытался было изобразить тяжелое раздумье на своем челе, но решил плюнуть, уж в чем, а в этом они всегда были единодушны. И все же так быстро сдаваться было негоже, премьер-министр он или нет.

– Если в высших государственных интересах, – значительно произнес он, – то оно, конечно.

– Консенсус достигнут, – жизнеутверждающе подвел итог Аркаша.

– Чего? – переспросил Микола.

– В смысле, кто пойдет, – объяснил Аркаша.

После минутного молчания Микола заерзал.

– Чего это всегда я?

Кум номер один ласково посмотрел на него.

– Правительство выбрало лучшего.

– Мне же дальше всех, – обреченно попытался увильнуть Микола.

– Любишь ты, Микола, на халяву, – укоризненно покачал головой премьер.

– В высших государственных интересах, – добавил министр финансов, – что скажет наш президент, если узнает… Микола был единственным из членов правительства, которому он не считал нужным лизнуть то самое место, хотя ему иногда снился сон, как Микола пытает его, выбивая секретную информацию о том, где спрятан горшок с золотым запасом Мочалок. Тогда он просыпался в холодном поту.

– У тебя на чем настояна? – поинтересовался первый кум.

– Есть на калине с медом, есть с перцем, есть на березовых почках.

– Где ты их взял, – строго спросил премьер. – У нас в селе одна береза и та растет на подворье президента.

– Так это я случайно шел мимо ночью, – заюлил Микола, – подумал, не прячутся ли там террористы, что бы это, значит, покуситься на нашего дорогого президента, а там как раз…

– Неужели террористы? – разом вскинулись собеседники.

– Та не, береза эта почки налила. Вот я и подумал, хай члены правительства попробуют это…

– Молодец, Микола, хвалю за бдительность, – расслабился премьер, – давай, одна нога там, другая бутылка здесь.

– А президент не узнает? – с надеждой спросил Микола.

Не, – хором заверили его подельники.

– Добра, – выразил общее мнение премьер, заглотнув до краев наполненный стаканчик.

– Добра, бо наилучшая, – подтвердил Микола. – Домашняя.

После второго потянулись за ломтиками помидор и кусками сала, которые Микола разложил на чистой тряпочке.

– Ой, добра, – крякнул премьер.

– Бо домашняя. – снова подтвердил Микола.

– Чего это ты, Микола, малосольных огурчиков не принес? – В голосе премьера прозвучало легкое осуждение. Ну, не любил он закусывать помидорами, не по казацки это. Другое дело ядреный огурчик, один только хруст душу согревает.

– Так они еще не поспели.

– Это почему? – поинтересовался Аркаша. – Если премьер каже…

– Не гони, Аркаша, – между второй и третьей бывшего колхозного голову всегда тянуло на справедливость.

– Та ни, – ответил Микола. Ему самому хотелось похрустеть огурчиком.

– Бульбы еще в банке.

– Если бульбы, – Аркаша обреченно пожал плечами, – если бульбы…

– Не скажи, – решил вмешаться бывший счетовод, – у меня самый ядреный огурчик получается, когда еще не все бульбы вышли. – Ты, Микола, добре смотрел. Какие бульбы?

– Что какие?

– Ну, по величине.

Микола пожал плечами.

– Бульбы як бульбы.

– Темный ты, Микола.

Микола хотел обидеться, но не стал. «Ничего, – думал он, – пусть только президент позволит. Я тебя быстро за это самое место. Пусть только президент намекнет. Ты мне все скажешь!» Картина подвешенного за яйца, извивающегося и молящего о пощаде бывшего счетовода совершенно отчетливо предстала перед его взором. Микола закрыл глаза и счастливо улыбнулся.