Разорванный круг - Владимир Федорович Попов

В разгар этой перепалки прозвенел междугородный звонок. На проводе был Хлебников.

— Главный?

— Да.

— В какое время перешли на старую технологию? — Тон Хлебникова хоть кого мог повергнуть в страх.

Бушуев промычал что-то нечленораздельное.

— Не слышу, не понял, — последовал ответ.

И главный инженер, почувствовав опору в людях, которые с надеждой смотрели на него, выпалил:

— Не перешли! И перейдем, когда вы лично, товарищ Хлебников, докажете нам, что наша резина хуже вашей!

Хлебников не обозлился, не вспылил, как можно было ожидать, — понял, должно быть, что горлом тут не возьмешь. Спокойно, терпеливо, словно несмышленому ученику, он принялся объяснять, что отмена антистарителя — мера временная, что как только в институте испытают шины на ходимость в естественных условиях и получат положительные данные, выпуск заводской резины будет возобновлен.

— Какая у вас в НИИРИКе норма пробега для испытательных машин в сутки? — поинтересовался Бушуев.

— Пятьсот километров, — ответил Хлебников.

— Стало быть, езды на полгода, — сделал вывод Бушуев. — Потом еще полгода будете дискутировать, научную базу подводить. А нам что? Выпускать все это время незащищенную резину? Так, что ли?

В трубке долго ничего не было слышно, потом Хлебников деловито осведомился:

— Значит, все вы там действуете вопреки распоряжению директора!

— Именно все! Все исследователи! — Набрав полную грудь воздуха, словно собирался нырнуть в неизведанную глубину, Бушуев дерзостно присовокупил: — И ваш покорный слуга, кстати, тоже!

На эту тираду ответа не последовало — Хлебников положил трубку.

В кабинете воцарилось настороженное молчание. От молодого, еще не оперившегося главного инженера никто не ожидал такого мужественного поступка и никто не мог поручиться, что он тут же не пожалеет о содеянном.

— Ну, теперь заварится каша… — предрек наученный жизнью Целин.

Бушуев оглядел соратников с видом победителя.

— Что ж, будем варить, пока не разварится!

Все сообща долго еще рассуждали о том, каким образом уломали в Москве Алексея Алексеевича, бескомпромиссного, твердого, никогда не сдававшего собственных позиций, взвесили, подвела ли директора их настойчивость или, наоборот, сослужила полезную службу, и гурьбой вывалились из кабинета, направляясь в помещение, отведенное для общественного института рабочих-исследователей, в ту самую комнату, которая была свидетельницей стольких вспышек, стольких горячих перепалок и бесконечных споров, в которых рождался новый препарат. Посовещавшись еще немного, пошли в резиносмесилку поднимать настроение остальным рабочим.

Целину очень хотелось побыть в одиночестве. Не так часто удавалось ему это. Его постоянно осаждали исследователи, а последнее время не было отбоя и от посланцев с разных заводов. Одни приезжали с намерением перенять опыт, другие — убедиться, что институт рабочих-исследователей — всего-навсего шумовой номер, разрекламированная организация и можно не отягчать себя излишними заботами, не затевать столь хлопотливое дело.

Невеселые думы овладели Целиным. У него было такое ощущение, будто висит он на тонкой веревочке, которая вот-вот оборвется, и он рухнет, да так, что больше не поднимется. Многоопытный и много битый, он лучше других понимал, что грозит Брянцеву. А без Брянцева и институт отомрет — как же, не оправдал себя! — и все поисковые работы канут в Лету.

ГЛАВА 6

Изобретательством Илья Михайлович Целин заболел давно, с первых дней своей работы на Ленинградском заводе «Красный треугольник». Попав в технический отдел, молодой инженер, к неудовольствию начальства, не стал копаться в бумагах, а целыми днями пропадал в цехах.

Еще в студенческие годы, на производственной практике у него родилась интереснейшая идея, которой долго не смел поделиться, дабы не вызвать глумливого смешка скептиков. Со временем эта идея захватила его целиком.

В начале тридцатых годов автомобильные шины собирали по слоям на надутой резиновой камере, укрепленной на вращающемся кронштейне — «журавлике». Тяжелый, трудоемкий и весьма примитивный способ. Подбирали для этой работы «дядьков» роста огромного, силы медвежьей, каждый делал за смену три, три с половиной покрышки — норма по тому времени высокая. Через десяток лет такой верзила получал искривление позвоночника и вынужден был перейти на легкую работу.

Техническая идея Целина была на удивление проста: собирать шину в виде широкого кольца на плоском барабане и, уже сняв со станка, придавать ей нужную форму. Удобно и просто. Но именно эта простота отпугивала специалистов, когда Целин заикался о таком методе сборки.

Набравшись смелости, он решил обратиться к своему непосредственному начальнику. Выслушав инженера, тот долго изучающе рассматривал его сквозь толстые стекла очков и наконец изрек:

— Я был лучшего мнения о ваших умственных способностях, товарищ Целин, возможно, потому, что пока чуши от вас не слышал. Заберите свои прожекты на память. Будете настаивать — поставлю на обсуждение, но в таком случае приготовьтесь к серьезным баталиям и, очень может быть, ко всеобщему осмеянию.

Илье Михайловичу не оставалось ничего другого, как подать заявку в бюро изобретательства. И опять тщетно. Ее рассмотрели и вернули, мотивировав отказ абсурдностью замысла.

Нужно быть очень уверенным в себе, чтобы мнение сведущих людей, да еще выраженное в категорической форме, не сбило тебя с толку. Заколебался и Целин. Но прошло время и, снова скрупулезно проанализировав предлагаемый метод, он утвердился во мнении, что осуществить его труда не составит, и взбунтовался, написал резкое письмо в Резинообъединение. Не дождавшись ответа, попросил отпуск и укатил в Москву.

Его предложение разбиралось в кабинете начальника Резинообъединения в присутствии трех десятков специалистов, и все они обрушились на изобретателя, утверждая, что замысел его несостоятелен, и негодуя на то, что зеленый, еще не оперившийся инженер потревожил бывалых и весьма авторитетных людей, заставив зря тратить драгоценное время. На всю жизнь запомнилось Илье Михайловичу выступление красивого импозантного человека, говорившего с великолепным пренебрежением:

— Во время мировой войны четырнадцатого года один англичанин посоветовал повесить над Лондоном сетку, дабы защитить его от неприятельских бомб. Предложение, патриотичное по своей сути, было фактически идиотичным. Такой пример патриотического идиотизма рассматриваем мы с вами сегодня. Мы не сомневаемся в добрых порывах новоиспеченного Эдисона, но нелепость его утверждений для всех очевидна.

Целин ушел с совещания уничтоженный и опустошенный. Он утратил способность мыслить и чувствовать, потерял веру… Нет, не в себя. В человечество.

В таком состоянии вернулся он в Ленинград под тяжеловесное крыло своего начальства.

Но молодость на то и молодость, чтоб дерзать, упорствовать, идти в наступление, преодолевать преграды. Отряхнулся Целин от пережитого, отдышался и решил снова ударить в набат.

И вот беспартийный инженер появился у секретаря партийного комитета завода. Старый рабочий долго слушал, еще дольше прикидывал, что да как. Слесарь по специальности, он слабо разбирался в шинном производстве, но обладал неоценимым качеством: никогда не делал вид, что понимает, если не понимал.