Сам без оружия - Алексей Фомичев

Половой не отреагировал на издевку.

— А что кушать будете?

— Ее, родимую, и будем кушать. А закуску сам сообрази. И горячее!

Половой уловил в голосе Щепкина недовольные нотки, спрятал усмешечку и торопливо кивнул:

— Сей момент! Все будет сделано!

Офицеры подождали, пока тот убежит, а потом более свободно осмотрелись. Такое любопытство вполне понятно, не все ж истуканами сидеть! Тем более многие посетители глазеют по сторонам и ведут себя куда как привольно.

— Наши здесь, — прошептал Гоглидзе.

Щепкин кивнул. Он еще от входа заметил Диану, та сидела за столом у окна вместе с двумя молодыми щеголеватого вида франтами. Франтов капитан сегодня видел на Фурштатской — те самые «не примелькавшиеся» люди Игнатьева. Ребята старательно играли свои роли, только слегка перебарщивали. Но в присутствии Дианы это было допустимо — со стороны их немного напряженные позы и бегающие глаза выглядели играми жеребцов вокруг кобылки.

Холодова перехватила взгляд капитана, едва заметно повела глазами. Щепкин скользнул взглядом в сторону. У противоположной стены под висевшим вышитым полотнищем за большим столом сидели трое. Козырь, его подручный Баклан и молодая смазливая девка с диковатыми глазами. Ага, уже здесь.

— Вижу цель, — прошелестел Белкин. — А вот где их контакты?..

Щепкин вновь посмотрел по сторонам. Не нравилось ему здесь, активно не нравилось. Народу много, сложно будет работать, коли что. Капитан хорошо знал нравы таких заведений, тут каждый второй с ходу ввяжется в драку просто так, ради куража, а каждый первый эту драку готов затеять.

Он отметил несколько персон явно не из благородного сословия, а из того, который часть своей беспутной жизни проводит в местах не столь отдаленных, сиречь в тюрьмах и каторгах. И что характерно, сии персоны расположились аккурат с двух сторон от Козыря и его компании. Случайно или как?

Сотрудники Игнатьева сидят спокойно, пьют минеральную воду, ковыряются вилками в закусках, что-то шепчут на ухо Диане, та знай себе заливается хохотком и игриво закатывает глаза. Никаких признаков тревоги или волнения. Не видят соседей Козыря или не обращают на них внимания?

Явился половой с подносом, ловко выгрузил на стол запотевший графин с водкой, рюмки, пару тарелок с закуской, вазочку с икрой. Вот шнырь, икру-то не заказывали, но не требовать же, чтобы унес! Нарочно устроил.

— Горячее сей час подадут-с! — затараторил половой, хитро поглядывая влажными глазками на Щепкина. — Приятственного аппетиту!

Слева чертыхнулся Гоглидзе, свирепо уставился на графин.

— Ты, сын ишака, зачем графин принес?! Что туда намешал? Тащи бутылку, убогий!

Половой вжал голову в плечи, покраснел.

— У нас водку не разбавляют! — залепетал он, разом позабыв про «-с». — Помилуйте, господа! Как можно?!

— Неси давай, «как можна», — продолжал куражиться Гоглидзе. — Пока я тебе этот графин о голову не разбил!

Половой возмущенно фыркнул, но графин взял и убежал.

— Черт, громко вышло! — вполголоса проговорил Гоглидзе.

— Да ладно, никто и не смотрел, — вставил Белкин. — Не до нас… Капитан, ты чего такой хмурной?

Щепкин дернул головой, растянул губы в приторной улыбке.

— Лишних глаз много. Чую.

Белкин пожал плечами.

— Время такое… битком все.

— Да я не о том. Что-то не то здесь. Не видишь?

Белкин быстро обвел взглядом зал, зацепился за столик, где сидели четверо крупных мужиков, опять пожал плечами.

— Да ну… Фартовые гуляют…

Щепкин поморщился. Поручик хоть и служил в жандармском, но с уголовной публикой дела не имел. А капитан во Владивостоке сталкивался с ними. Знал немного их повадки и привычки. Оттого сейчас и сидел неровно. Не все здесь правильно, не все так, как надо.

Капитан бросил еще один взгляд по сторонам и тронул локтем рукоятку браунинга.

…Павел Семенин, больше известный как Паша-Гусь, шнифер, вор со стажем, без особой охоты ковырял вилкой в тарелке и угрюмо посматривал по сторонам. Взгляд чаще уходил направо, где за большим столом сидел Козырь. Видеть эту противную рожу Гусь не хотел, но что поделать, раз этот оребурок сидит так близко. Не уходить же самому! Это будет урон его авторитету, который Гусь зарабатывал с четырнадцати лет.

— А чего это Козырь своих дружков за стол не посадил? — прогудел над ухом густой голос. — Брезгует, что ли?

Гусь повернул голову. Его сын Мишка, давно уже заслуживший кличку Храп, тоже шнифер и городушник, обогнавший батю ростом, но, к сожалению, не умом, удивленно смотрел на отца, теребя ухо. Старая привычка, ставшая приметой Храпа, по которой его уже вычисляли и свои и чужие. Сколько раз говорил ему Гусь — не трожь ухо! Ан нет, денек погодит и опять начинает. Эх-х, недотепа! Но своя кровь, родная.

— Стережется он, — пояснил Гусь вполголоса. — Два дня как ювелира грохнул.

— Тогда грохнул, а сегодня гуляет? Лягашей не боится? Смелый какой.

Гусь одобрительно кивнул, сынок-то не совсем уж простачок. Соображает.

— Может, уйдем, батя? — продолжил Храп. — А ну как легавые нагрянут?!

— Нельзя, — с досадой протянул Гусь. — Да и Гришка просил… Куда он пропал-то?..

Храп завертел головой, ища взглядом брата.

— Он же во второй зал пошел. С кем-то говорить хотел.

— С кем-то!.. Притащил нас сюда, сам ушел. Да еще Козырь. Ладно… — Гусь высмотрел полового, поймал его взгляд и кивнул.

Тот, ловко огибая столики, бросился вперед. Когда зовет Гусь, к нему бегут на полусогнутых.

— Подай жаркое и рассчитай нас. Но тихо, чтобы без шуму, понял?

Половой кивнул, едва шевеля губами, вышептал:

— Не извольте-с…

Гусь вновь покосился в сторону соседского стола и вдруг озлился и на Козыря, и на шум в зале, а пуще того на младшого сынка Гриню, хитрости коего поставили Гуся в глупое положение.

…Зал на втором этаже был куда как меньше, зато обставлен богаче и выглядел солиднее. Никаких общих столов, только отдельные кабинки, а по периметру шитые покрывала. Свет давали светильники, вставленные в стены, оттого верхний зал был окутан легким полумраком, как в дорогих борделях.

По идее здесь должны были отдыхать и вкушать пищу купцы да дворяне из богатых. Да только эта публика сюда заглядывала редко, а честно говоря — никогда. Поэтому верхний зал занимали то представители какой-нибудь партии, то мелкие торгаши, ухватившие куш, а уж совсем редко лихие налетчики, рисковавшие своим появлением здесь и тем самым показывающие смелость и отвагу.

В этот час все семь кабинетов пустовали, а за портьерой в углу стояли два человека, говорившие на пониженных тонах. Вернее, говорил один из них — низкорослый господин лет тридцати пяти в приличном, но утратившем лоск костюме. Второй собеседник — Гриша Семенин, младший сын Паши-Гуся — сдавленно шипел, пронзая яростным взглядом низенького господина и постукивая ладонью по перилам.

— …Я за вашего человечка перед Козырем забожился! Слово дал, что будет все тихо и гладко! Вы же клялись мне, что он мешать не станет, только поговорит с ювелиром и его гостями. А вышло как? Ювелир и его жена наповал! И их гость тоже! Хоть деток не тронул! Это и есть — не помешает?

Вид Григория внушал страх — рост гренадерский, плечи широченные, лицо красное, налитые красным глаза сверкают. Под кожей играют тугие желваки.

Вот только низенький собеседник Грини страха не показывал и вообще вид имел донельзя спокойный.

— Не рвите голос, молодой человек, — сухо декламировал он, позволяя себе малозаметную хмурость. — Сделанного не воротишь. И потом, ювелира сам Козырь завалил. И жену заодно.

— Потому как ваш «надежный человек» пристрелил гостя ювелира! А свидетелей оставлять было нельзя.

— Потому что сорвался ваш «осторожный Митюня»! — явно передразнивая, хмыкнул невозмутимый тип. — Что до свидетелей — весь Питер уже знает о произошедшем! И полиция тоже!

— Но зачем было убивать гостя Штельмана?

— А это уже не ваше дело, юноша! Знаете воровское правило — за лишний спрос рубят нос! А то и голову! — Тип скользнул по Грише мрачным взглядом, вдруг смягчился: — Но вам, как надежному человеку, товарищу по борьбе, скажу: и сам ювелир и его гость — люди охранки. Мешали они нам сильно. Их хотели допросить, и только. Но гость повел себя… нервно. Стал за револьвер хвататься. Вот и получил… Ясно?

— А Козырь теперь мне предъявит и за поручительство, и за убийство.

— Козырь стал лишней картой в игре, — нахмурился тип. — Он слишком известен и горд — тихо уйти не захочет… или не сможет. А попадет в руки полиции — лишнего наболтает.

— Митяй не такой! Он вор настоящий!

— Григорий! Давайте без уголовной патетики! Козырь сдаст и вас и нас! Его спасение в немедленном уходе. А он приперся сюда, да еще всех подручных притащил и каких-то бугаев нанял. Для чего?