Соблазненная подлецом - Луиза Аллен

— Кому? — спросила Эйврил, и угол ее рта дернулся, что можно было принять за полуулыбку.

Однако она выпила и почувствовала разливающееся тепло, коварным образом расслабляющее ее. Внутренний голос подсказывал ей, что он того и добивался.

— Но кто вы? Что здесь делаете?

— Пишем дурные стихи, собираем на берегах всякую всячину.

Он пожал плечами и отрезал кусок сыра.

— Не пытайтесь играть со мной, — жестко сказала она. — Вы мародеры? Контрабандисты?

— Ни то, ни другое.

Взглянув на отрезанный кусок сыра, он нахмурился, но тем не менее съел его.

— Когда-то вы были военными моряками, не так ли? — внезапно догадалась она. — Вы дезертиры?

— Да, мы служили в военном флоте, — согласился он, отрезая для нее кусок хлеба, так непринужденно, будто они обсуждали погоду. — Однако, если мы вернемся на флот, большинство из нас, осмелюсь заметить, повесят.

Эйврил заставила себя есть, пытаясь осмыслить услышанное. Следовательно, они дезертиры. Пока размышляла, она успела осушить полный кубок вина, прежде чем поняла, что сделала это. Возможно, выпитое поможет ей смириться с тем неизбежным, что скоро должно произойти… Она задвинула все размышления в дальний угол сознания и принялась за еду. Ей нужны силы если не для сопротивления, то, по крайней мере, для того, чтобы вытерпеть все.

Люк тем временем ел так спокойно, словно его вовсе не заботило ничто в мире.

— Вы бежите к французам? — спросила она, когда сыр и холодная вареная грудинка были съедены.

— Французы убьют нас с той же охотой, что и англичане, — сказал он, тонко улыбнувшись шутке, которую она не смогла понять.

Наконец ужин был окончен. Люк отодвинул свой стул и сел на него, вытянув ноги, устроившись перед огнем с миролюбием большого кота. Эйврил взглянула на стол с пустыми блюдами, хлебными корками и крошками.

— Вы ожидаете, что я стану не только вашей наложницей, но и горничной?

Реакция последовала молниеносно. Человек, только сейчас выглядевший таким расслабленным, вскочил и прижал ее к себе, схватив за запястье. Его глаза стали цвета темного железа и опалили взглядом ее лицо. Лед в них растаял, уступив место гневу, заставившему ее вздрогнуть.

— Слушайте меня и думайте при этом, — сказал он неожиданно мягким голосом. — Там, за стенами дома, волчья стая, иначе говоря, люди с волчьей совестью и совсем немилосердные. Я командую ими не потому, что они поклялись мне или мы верим в одно и то же, а потому, что сейчас они боятся меня больше, чем кого-либо другого. Если я проявлю слабость — в чем угодно, — они сотрут меня в порошок. Как бы хорошо я ни дрался, мне не одолеть двенадцать человек. А вы подобны зажженной спичке в пороховом погребе. Они хотят, чтобы вы достались им, при этом не имеют ничего против общего пользования женщиной, поэтому мгновенно станут бандой. Если они будут думать, что вы — моя женщина, и я готов убить за любое посягательство, то задумаются, стоит ли рисковать жизнью ради сомнительного «хорошего». Они знают, что я убью, по крайней мере, половину из них, прежде чем они доберутся до вас.

Он выпустил ее руку, и Эйврил, отступив, наткнулась на стол. Сердце ее колотилось в первобытном страхе перед мужской силой.

— Как они узнают, ваша ли я женщина…

Она осеклась.

— Вы поистине юны и невинны, — улыбнулся он. — Что, по-вашему, они думают, я делаю здесь каждый раз, когда прихожу? Всё они узнают, как узнали бы волки. Поэтому вы по-прежнему будете спать со мной в одной кровати и выйдете отсюда с моим запахом на теле. Или вы желаете ускорить события, выйдя отсюда прямо сейчас, чтобы нас обоих убили?

— Я выбираю жизнь, — произнесла Эйврил и сжала пальцами край стола, чтобы почувствовать себя увереннее. — И не сомневаюсь, что вы — меньшее из двух зол. — Она с гордостью заметила, что высоко держит подбородок, хотя голос слегка дрожит. — Несомненно, угроза смерти — преувеличение. Вы собираетесь выпустить меня отсюда завтра?

— Они должны к вам привыкнуть. Здесь, за закрытой дверью, вы — загадка, которую не терпится разгадать. Одетая как мальчишка, занятая работой, вы будете привлекать их намного меньше.

— Но почему бы вам просто не отпустить меня? Почему не подать сигнал поисковым лодкам и не сказать, что нашли меня на берегу?

— Потому что вы видели мою команду. И знаете слишком много.

Сказав это, он потянулся за открытым складным ножом, лежавшим на столе. Эйврил наблюдала, как скрывается тяжелое лезвие в рукоятке.

— Я могу обещать вам, что не пророню ни слова, — наконец произнесла она.

— Да? Вы закроете глаза на то, кто мы, только ради собственной безопасности?

— Я…

Она не могла так поступить и знала, что он прочел это по ее лицу.

— Так я и думал. — Люк сунул нож в карман и отошел от стола. — Я вернусь через полчаса, будьте в постели.

Эйврил собрата тарелки, смахнула со стола крошки, хлебные корки завернула в тряпку и заткнула пробкой винную бутыль. Она не намерена жить в грязи даже в заключении.

Она подмела возле очага влажной метелкой, сделанной из прутьев, и подбросила свилеватое полено в очаг. Просоленное дерево вспыхнуло синим и золотым огнем, пока она возилась с оконной занавеской. Пусть то, что должно случиться, по крайней мере, случится вдали от посторонних глаз. Она вытерла слезу тыльной стороной ладони.

«Я — Хейдон. Я не выкажу страха, не стану просить, умолять и плакать».

Поклявшись себе в этом, она повернулась к отсыревшей во влажном воздухе постели. С тем же желанием она легла бы в крысиное логово. Эйврил перетряхнула одеяла, разгладила сбившийся комьями матрас, накрыла его простыней, которая все это время служила ей юбкой, и, как могла, взбила подушку.

Она осталась в рубашке Люка, с рассыпавшимися по плечам волосами. Смерила кровать долгим взглядом. Затем откинула одеяло, легла, укуталась в одеяло и принялась ждать.

Люк провел некоторое время возле костра, наблюдая за тем, как играют в кости в одной палатке, храпят в другой, затем рассудил спор Харриса и Хорька по поводу лучших питейных заведениях Лиссабона. Напряженность в команде ослабла благодаря охоте за предметами, выброшенными морем в течение дня. Ничего ценного не нашлось, однако выловленного бочонка с духами хватило, чтобы поднять настроение моряков.

Люк не спешил возвращаться к небольшому зданию лечебницы, стараясь не думать об Эйврил. Он хотел, чтобы она оставалась лишь проблемой, которую нужно решить. Никто из его людей не хотел оказаться здесь, большинство из них, скорее всего, умрет, и у него нет желания растрачивать свою жалость на какую-то девчонку, которая, если повезет, выйдет из этой передряги живой, хотя и куда менее невинной.