Шутки Господа - Вуди Аллен

– Что я могу сделать для тебя, детка?

– Вы занимаетесь розыском пропавших?

– А кто-то потерялся? В полицию ты уже обращалась?

– Не то чтобы потерялся. Видите ли, мистер Любошиц…

– Просто Кайзер, малыш. Так кого же мы ищем?

– Бога.

– Бога?

– Бога. Всевышнего, Творца мироздания, Первопричину всего сущего, Верховный принцип бытия. Прошу вас, Кайзер: его надо найти.

Чокнутые у меня в конторе не редкость, но когда они так сложены – слушаешь не моргая.

– Зачем?

– Неважно. Ваше дело разыскать Его.

– Извини, детка. Ты не по адресу.

– Но почему?

– Мне нужно знать все до конца.

Я встал.

– Подождите, хорошо, ладно.

Она закусила нижнюю губу, потом принялась расправлять морщинку на чулочке. Я оценил спектакль, но не купился.

– Давай-ка начистоту, малыш.

– Хорошо. Дело в том, что я не натурщица.

– Нет?

– Нет. И зовут меня не Хизер Баткис, а Клер Розенцвейг, я студентка. Учусь в Вассаре[20] на философском. Изучаю историю западной мысли и тому подобное. В январе мы сдаем дипломную. Тема – религия Запада. Все, конечно, отделаются общими рассуждениями. Но я хочу дать точный ответ. Профессор Гербанье сказал: кто даст точный ответ – диплом в кармане. А отец обещал «мерс», если будут все пятерки.

Я открыл пачку «Лаки», потом пачку жвачки и взял из той и другой по штучке. История начинала мне нравиться. Бывалая малышка. Неслабый IQ[21] и фигурка, с которой следовало познакомиться поближе.

– Как же он выглядит, твой Бог?

– Понятия не имею, я никогда его не видела.

– Так с чего ты взяла, что он вообще существует?

– Вот это и требуется выяснить.

– Неплохо. Не зная ни какой он из себя, ни откуда копать?

– Откровенно говоря, да. То есть я-то, вообще, подозреваю, что он повсюду. В воздухе, в каждом цветке, в вас, и во мне, и вот в этом стуле.

– М-да…

Ну, понятно: пантеистка. Буду иметь в виду. Я сказал, что готов взяться за дело. Сто баксов в сутки плюс дополнительные расходы и дружеский ужин с клиенткой. Она улыбнулась и согласилась. Мы вместе спустились в лифте. Вечерело. «Есть Бог или нет, – подумал я, – в Нью-Йорке немало парней, которые любой ценой помешают мне это выяснить».

Ребе Ицхак Вайсман, местный раввин, был моим должником, – как-то раз я помог выяснить, кто натирает его шляпу свиным салом, – и теперь мне пришло в голову, что он мог бы, пожалуй, подкинуть какую-то зацепку. Но едва ребе услышал, о чем речь, я понял: дело нечисто. Ребе испугался. Здорово испугался.

– Конечно, конечно, Тот, о ком ты спрашиваешь, существует. Но я не имею права даже сказать, как Его зовут. Он просто уничтожит меня. Хотя я никогда не мог понять, почему некоторые так чувствительны к тому, чтобы их называли по имени.

– Ты когда-нибудь видел Его?

– Я? Ты шутишь, что ли? Хорошо, что я собственных внуков увидел.

– Тогда откуда ты знаешь, что Он существует?

– Откуда? Хороший вопрос! Да как бы я купил такой костюм за четырнадцать долларов, если бы там никого не было? А ну пощупай, какой габардин! Нужны еще доказательства?

– Это единственное?

– Минуточку, минуточку! А Ветхий Завет? Это что тебе, вчерашний форшмак? Как, по-твоему, Моисей вывел евреев из Египта? Или ты воображаешь, он сбацал фараону чечетку и обаятельно улыбнулся? Будь спокоен, Красное море домкратом не разведешь. Тут настоящая сила нужна.

– Выходит, Он крутой, а?

– Да. Очень крутой. Иной раз подумаешь, что в Его положении можно бы уже быть чуть помягче.

– Откуда ты столько знаешь о Нем?

– Мы – избранный народ. Он выбрал нас среди других племен и окружил особенной заботой. О чем я тоже как-нибудь переговорил бы с Ним с глазу на глаз.

– Избранный народ? И сколько же вы за это отстегиваете?

– Не спрашивай.

Вот оно как. Выходит, евреи давно с Ним повязаны. Старый как мир рэкет: Он дает им крышу, они башляют. И, судя по настроению ребе Вайсмана, доит Он их основательно.

Я взял такси и двинул в бильярдную к Дэнни на Десятой авеню. Плюгавый живчик на дверях сразу мне не понравился.

– Фил Чикаго здесь?

– А кто спрашивает?

Я сгреб его за лацканы, прихватив немного его паршивой шкуры.

– Что-что, сучок?

– Он в задней комнате, сэр.

Сразу понял, с кем имеет дело.

Легендарный Фил Чикаго. Медвежатник, фальшивомонетчик. Руки по локоть в крови. Отпетый атеист.

– Никакого Шефа не существует, Кайзер. Это полная туфта. Сказки для малышей. И никогда не существовало. Есть синдикат, международный синдикат. В основном сицилийцы. Но никакого главного там нет. Ну, если разве что не считать Папы.

– Мне бы повидать его.

– Подумаем. – Фил подмигнул мне.

– Ты слышал что-нибудь о некой Клер Розенцвейг?

– Никогда.

– А Хизер Баткис?

– Погоди, погоди… Слыхал. Пергидрольная киска из Рэдклиффа[22] с вот такими буферами?

– Из Рэдклиффа? А говорит, из Вассара.

– Да? Врёт. Она профессорша в Рэдклиффе. Одно время путалась с каким-то философом.

– Пантеистом?

– Нет. Мне говорили, эмпириком. Стремный тип. Клал на Гегеля, вообще забил на диалектику.

– Понятно.

– Вот именно. Сначала он лабал джаз с двумя корешами, колотил по барабанам. А потом подсел на логический позитивизм. Дальше показалось мало – попробовал прагматизм. Последний раз я слышал о нем от его корешей: он их кинул на кучу бабок, чтобы дослушать курс по Шопенгауэру в Колумбии. Они теперь точат зуб, надеются по крайней мере добраться до его конспектов, худо-бедно отбить хоть что-нибудь на продаже.

– Спасибо, Фил.

– Не за что, Кайзер. Не за что. Ничего там нет. Одна пустота. Неужели ты думаешь, если бы я хоть столечко сомневался в полной бессмысленности бытия – я рисовал бы фальшивые чеки и дрючил сограждан, как я их дрючу? Вселенная сугубо феноменальна. Нет ничего абсолютного. И смысла никакого нет.

– Кто победил в пятом забеге на Акведуке?

– Санта-Бэби.

Я зашел к «О'Рурку», взял пива и попытался свести все воедино. Но ничего не получалось. Сократ покончил с собой – по крайней мере, так говорили. Христа убили. Ницше сошел с ума. Черт возьми! – если Он существует, то явно не хочет, чтобы об этом узнали. Но зачем Клер Розенцвейг врала про Вассар? И что, если Декарт прав насчет дуализма Вселенной? А может, в точку попал как раз Кант, когда постулировал существование Бога через моральный императив?

Вечером я ужинал с Клер. Не прошло и десяти минут после десерта, как мы были в койке, и скажу тебе, приятель: пусть твоя западная мысль додумает остальное. Она показала мне такую акробатику, какую ты видал только на олимпиаде. Потом мы лежали височек к височку, ее светлые волосы разметались, наши тела так и не расплелись. Я курил и глядел в потолок.

– Слушай, Клер: а что, если Кьеркегор прав?

– То есть?

– Что, если знать невозможно? Можно только верить.

– Полный абсурд.

– Не надо быть такой рационалисткой.

– Да нет, я вовсе не рационалистка. – Она закурила. – Просто я не хочу онтологии. Не сейчас. Если ты будешь настаивать, я… я просто не смогу.

Клер разволновалась. Я приподнялся и поцеловал ее. Зазвонил телефон, она сняла трубку.

– Тебя.

Это был сержант Рид из отдела по расследованию убийств, я узнал по голосу.

– Ну что, нашел Бога?

– Пока нет.

– Всемогущий Творец? Он же демиург, он же абсолют, он же начало всех начал и творец мироздания? Так?

– Все правильно.

– Только что в морг доставили одного жмурика. По приметам все совпадает. Тебе бы подъехать по-быстрому.

…Да, это был Он, никаких сомнений. И, судя по Его виду, работал профессионал.

– Когда привезли, он уже был готов.

– Где нашли?

– На складе по Деланси-стрит.

– Ну и какие идеи? Улики есть?

– Почерк экзистенциалиста. Сто процентов.

– Думаешь?

– По всему видно, плана у него не было. Чистая импровизация.

– Убийство в состоянии аффекта?

– Вот именно. Так что подозрения падают на тебя, Кайзер.

– На меня?

– Ну кто же в управлении не знает, как ты относишься к Ясперсу?

– Из этого следует, что я убийца?

– Пока нет. Пока что подозреваемый.

Выйдя на улицу, я глотнул кислорода и попытался прочистить мозги. Потом схватил тачку, вылез в Ньюарке и прошел пешком квартал до итальянского ресторана Джордино. Там за укромным столиком сидел Его Святейшество. Папа папой, что и говорить. Двое жлобов рядом с ним были мне знакомы по дюжине фотороботов.

– Садись, – сказал Папа, не отрываясь от феттучине, и сунул мне перстенек под нос. Я улыбнулся во весь оскал, но руки лизать не стал. Его это явно обломало, и я приободрился. Один-ноль.

– Съешь макарон?

– Нет, спасибо, Святейшество. А ты ешь.