Кавалер Сен-Жюст - Анатолий Левандовский

— Я пройду к Максимильену, — сказал он.

— У нас нет больше Максимильена, — всхлипнула Элиза. Когда она немного успокоилась, Антуан узнал все.

— Максимильен очень щепетильный человек, — говорила Элиза. — Конечно, он любит нас, дорожит нашей дружбой, но временами его словно подменяют. Это ее влияние. Старая дева, без меры гордая успехами своего брата, она хотела бы завладеть им целиком. А Максимильен очень слаб…

«Ого! — подумал Сен-Жюст, — очень слаб! И это говорит слабое существо о человеке, потрясающем троны и партии!»

— Мы терпеливо сносили ее чванство, — продолжала девушка. — Я даже удивляюсь выдержке мамы; будь я хозяйка, я не могла бы так. Она ненавидит всех нас, но больше всех, конечно, Элеонору.

— Почему же именно Элеонору? — невинно спросил Сен-Жюст.

Девушка покраснела.

— А вы не догадываетесь почему?

— Догадываюсь, — улыбнулся Сен-Жюст. — Но продолжайте, Элиза.

— Так вот, позавчера во время обеда отец сообщил, что Максимильен переезжает. Он якобы снял квартиру на улице Сен-Флорантен и будет жить там. Мы поняли, кто снял ему квартиру. Мама набросилась было на отца, упрекая, что он не удержал Максимильена. Но отец ответил, что это было бы бестактно, и мама с этим согласилась. А вчера он простился с нами, да и простился-то уж очень поспешно, словно его гнали, и уехал. Потом мастеровые отца отнесли его вещи — улица Сен-Флорантен совсем неподалеку от нас. Вот и все, милый Флорель. Надеюсь, что вы-то не покинете нас по примеру своего друга и хоть изредка будете навещать?

Сен-Жюст крепко пожал ей руку.

— Можете не сомневаться. Да и он-то никуда не денется; не претендуя на роль пророка, скажу вам, что он скоро вернется…

Во время ближайшего заседания Конвента Сен-Жюсту показалось, что Робеспьер избегает его взгляда. В перерыве Антуан подошел к другу.

— Почему не зовешь на новоселье? Смотри, будешь тянуть — приду без приглашения.

Робеспьер смутился, бросил на Антуана умоляющий взгляд, и было в этом взгляде что-то от побитой собаки.

«Ну и ну, — подумал Сен-Жюст, — и это ты, Неподкупный, Непреклонный, Непоколебимый, перед которым я всегда чувствовал себя жалким мальчишкой…»

А на следующее заседание Робеспьер не пришел.

И через день тоже не пришел.

Сен-Жюст узнал у Дюпле номер дома и ринулся на улицу Сен-Флорантен.

Он постучал.

— Что вам угодно? — спросил за дверью сухой женский голос.

Без лишних церемоний Антуан с силой нажал на дверь и очутился в темной прихожей.

— Здравствуйте, — сказал он Шарлотте, — вы меня не узнали?

— Это ваш обычный способ проникать в чужие дома? — ехидно спросила сестра Робеспьера.

— Он не чужой мне, поскольку здесь живет мой друг… Проводите, пожалуйста, меня к нему.

— Робеспьер болен.

— Тем более я должен видеть его.

Она не шевельнулась.

— Сюда, сюда, милый Флорель, — услышал он слабый голос друга.

…Комната была как комната, скорее маленькая, чем большая, да к тому же заставленная дешевой мебелью. В нос била затхлость, смешанная с запахом лекарств. Закрытые и зашторенные окна не пропускали ни воздуха, ни света. У противоположной стены на узкой кушетке лежал Робеспьер. Даже при слабом освещении была заметна восковая бледность его лица.

Сен-Жюст бросился к нему.

— О небо, да что же с тобой, Максимильен?

— Сядь, — тихо сказал Робеспьер и тут же быстро спросил: — Что нового в Конвенте?

— Что нового в Конвенте, — передразнил его Сен-Жюст, отдергивая шторы и раскрывая окно. — В Конвенте все по-старому, но если так будет продолжаться, Конвент потеряет выдающегося депутата!

— Как вы смеете! — вдруг взвизгнула Шарлотта и запоздало кинулась к окну, чтобы помешать действиям Сен-Жюста.

— Шарлотта, будь добра, оставь нас, — попросил Робеспьер.

— Но, Максимильен…

— Немедленно оставь нас! — раздраженно повторил Робеспьер.

Девушка, метнув убийственный взгляд на Антуана, вышла, но шаги ее смолкли у самой двери.

«Подслушивает, — подумал Сен-Жюст. — Тем хуже для нее».

— Друг мой, — простонал Робеспьер, едва закрылась дверь, — я страдаю физически, но еще более духовно.

— Поделом тебе.

— Я не могу больше без них.

— А кто велел тебе уезжать?

— Но я не хотел уезжать. Все получилось как-то само собой. А они меня и не слишком задерживали.

— У них достало деликатности.

Тут дверь с шумом распахнулась: Шарлотта не выдержала.

— Уходите, немедленно уходите! — вопила она. — Разве не видите, что он болен? Это подлые Дюпле довели его до болезни…

Робеспьер мигом вскочил с кушетки и заорал еще громче:

— Прочь! Убирайся отсюда, исчадие ада, или я выброшу тебя!

Лицо его конвульсивно дергалось, голос срывался. Таким его Антуан не видел никогда и не представлял, что может увидеть.

Девушка с плачем исчезла. Сен-Жюст обнял друга.

— Полно, мой милый, ты не жалеешь себя. Не горячись. Побеждают флегматики. И не думай, что ты забыт. Они ждут тебя…

…Час спустя он был у Дюпле.

— Зовите родителей, — сказал он Элизе, — Максимильен дозрел. Быстрее везите его обратно и никуда больше не выпускайте!

— О Флорель! — радостно воскликнула девушка, — вы и впрямь волшебник! Бегу, бегу, и если то, что вы говорите, правда, он сегодня же будет дома!..

4

Вспоминая прошлое, Сен-Жюст не раз задумывался над тем, почему, одержав победу на процессе короля и получив поддержку «болота», они тут же, в начале 1793 года, не сокрушили Жиронду.

Теперь, когда все было позади, он понимал: тогда они испугались. Просто испугались санкюлотов, того самого народа, во имя которого вели борьбу.

Взять хотя бы его, Антуана.

Да, он потомок крестьян, он не обманывал Робеспьера, заявив ему об этом. Но его детство и юность, прошедшие на ферме, напоминающей помещичью усадьбу, его воспитание, домашний уклад — все это было весьма далеко от жизни подлинного народа — бедняков, трудившихся с утра до ночи, чтобы не умереть с голоду.

Он пришел в революцию ради свободы и счастья народа.

Но сам-то народ был известен ему больше по произведениям просветителей, нежели на основании глубокого личного с ним знакомства.

И поэтому нет ничего удивительного, что, когда зимой и весной 1793 года по всей Франции начались народные волнения, они на первых порах поставили его, как и других монтаньяров, в тупик.

Робеспьер и Сен-Жюст не могли отмахнуться от этих событий. Еще в дни суда Антуан погрузился в экономические проблемы. И если речь по делу короля явилась как бы экспромтом, то речь о продовольственном вопросе, составленная им к концу ноября, была тщательно подготовлена и стоила нескольких бессонных ночей.