Идет зеленый шум - Алексей Смирнов

Ночью его посетила Юля.

8

- Привет, - сказала Юля.

- Привет, - пробормотал Александр Терентьевич.

Он спал, он знал это точно.

Он находился в незнакомом дворике, на лавочке. Перед ним шумел богатырский тополь, на нижней ветке которого сидела, свесив босые ноги, Юля. Она была одета в полупрозрачный наряд зеленого цвета и незнакомого фасона.

- Не бойся, ты спишь, - Юля улыбнулась и шмыгнула носом.

- А чего мне бояться? - настороженно отозвался Александр Терентьевич.

- Ну, мало ли! - Юля пожала плечами. - Вдруг решишь, что я к тебе приставать буду.

- С чего мне так решать?

- Фа-фа-фа! - та закатила глаза, и бессмысленная реплика получилась отвратительно пошлой. - А я ведь могу!

С этими словами Юля внезапно спрыгнула с ветки и оказалась у самых ног Клятова. Александр Терентьевич успел осознать, что во сне он стоит по стойке "смирно", одетый как всегда - в то же, в чем лег.

Он испытал сильнейшее в жизни желание - забытое чувство, которое, как он ошибочно полагал, умерло несколько лет тому назад. Но он не мог пошевелить и пальцем: стоял и в глупейшем безмолвии пялился на проворное существо, которое подобралось вплотную и деловито шарило в его ширинке.

- Во сне - это ладно, - брякнул Клятов, озабоченный близким разрушением молодой семьи.

- Угу, - кивнула Юля, расстегнула последнюю застежку, и брюки свалились на...землю? Нет, под ногами была не земля, там не было вообще ничего. Сейчас, мой маленький, Игорь подойдет. Вот увидишь, как славно получится.

Александр Терентьевич хотел спросить, зачем нужно подходить Игорю, но язык отказался ему повиноваться. Он заглянул вниз и в ужасе уставился в раскрытый Юлин рот - там не было зубов, зиял лишь страшный черный провал, откуда вдруг потянуло адским смрадом.

- Нос зажми, если не нравится, - посоветовала Юля. - У всех суккубов плохо пахнет изо рта - я потому и не целуюсь. А ему, - она кивнула на то, что вывалилось из брюк Александра Терентьевича, - ему без разницы. Вот с Игорем придется потерпеть...

- Почему? - спросил Клятов.

- Так он же инкуб, а не суккуб, - удивилась Юля. - Он только женщинам глянется. А ты, может статься, увидишь его, как он есть.

- Раз я не женщина, то зачем ему приходить? - спрашивая, Александр Терентьевич медленно отступал. Он уже на целых два шага удалился от беззубой пасти.

- Дареному коню! - хохотнула Юля. - Может, к нам бабу вселили? Можно и баб поискать, но берем, где поближе. На безрыбье...

С нее поползли мелкие насекомые.

Клятов сделал еще шаг, и очутился в комнате Чаусова. Никаких книг, вопреки утверждениям Неокесарийского, в ней не было. Висели шкуры и потемневшие от времени сабли; хозяин в парче и шелках сидел, развалясь, на антикварного вида диване.

- За подснежниками, деточка? - прошамкал он участливо и тут же засмеялся. - За ними - к братцу Апрелю. А я, сударь мой, Март!

- Что здесь происходит? - зубы у Александра Терентьевича застучали. Между прочим, он снова был полностью одет.

- Это ты скоро узнаешь, - успокоил его Чаусов. - Я тебе книжку дам почитать. Про друидов. Ты ведь любишь читать книжки? Ну вот.

- Какие друиды? - Клятов, против воли, сорвался на крик. - Что это за идиотский театр?

- Ух ты! - Чаусов вскочил и моментально переместился поближе к Александру Терентьевичу. - Не в твоем положении, сударь, голос повышать. Не в твоем! Потому что мы тебя до капли выдоим. Слыхал, что с прежним жильцом было?

Старик вцепился Александру Терентьевичу в щеки.

- Живым не выйдешь, - прохрипел он, утрачивая всяческий контроль над темными чувствами. - Думаешь, так уж это приятно - изо дня в день с древесами?

Клятов рванулся и попробовал перекреститься.

- Не поможет! - радостно закричал Чаусов, но помогло. Возможно, вовсе не крестное знамение, поскольку Александр Терентьевич не успел довершить его до конца. Возможно, вмешалась какая-то другая сила - так или иначе, Клятов проснулся и обратил выпученные глаза к потолку, плохо различимому в ночном мраке. Сердце отчаянно билось нескладно, с устрашающими паузами. .

9

Несчастье помогло. Александр Терентьевич Клятов проснулся.

До сих пор его терзали призрачные, надуманные страхи - светлую тему Эриксона, Фрейда и "того, что позади", он выкинул из головы, - надеясь, что навсегда.

По одной единственной причине: страх, который завладел его существом, не имел ничего общего с фантазиями. Клятов ни на секунду не усомнился в абсолютной реальности недавнего сна - более того, он точно знал, что это никакой не сон, это естественное (с позволения сказать) событие, с которым нужно жить.

"Саша, успокойся, - сказал он себе. - Теперь все завершилось. Ты наконец-то попал. Теперь ты должен думать. Для этого придется перестать пить, и ты перестанешь. Ты будешь думать. Ты столкнулся с какой-то гнусью, которую необходимо извести. Ты же врач, ты забыл? Ты ученый. Ты все позабыл, мать твою так. Но пора просыпаться".

Сначала книги. Читал ли он когда-либо в прошлом о подобных вещах? Да, кое-что было. К сожалению, все, что Александр Терентьевич читал на эту тему, было литературой либо пространно-отстраненного, либо информативно-познавательного толка. Нигде не содержалось прямых указаний на то, как следует вести себя при реальном столкновении с предметом описаний. Но все-таки он попытался внести ясность. " Друиды. Кто они такие? Какие-то древесные духи. При чем здесь Зодиак? подснежники? Что дальше? Инкубы и суккубы? Какое они имеют отношение к Зодиаку и, главное, к коммуналке, в которой он отныне вынужден доживать свой век? Черт подери, почему же они так обрадовались? Почему такой прием?" Александр Терентьевич вспомнил, как несколько лет тому назад прочел в газете фантастический рассказ про запойного алкоголика, которого мафиозная квартирная сеть взяла, можно сказать, на ставку и подселяла в коммуналки, не желавшие расселяться. Он, вселившись, пил, дебоширил, и все уезжали...пока несчастный не нарвался на квартиру вампиров. Но тут - тут все было иначе. Ему обрадовались, его приняли с невозможными почестями - почему? Так, отложим. Начнем с начала. Чему они обрадовались - новому жильцу? Нет. Они обрадовались алкоголику, и не однажды это подчеркнули. Андреев говорил про восприимчивость - может быть, разгадка в этом? Очень может быть. Да, с этого все началось - с понятия восприимчивости. Человек, приведя себя в известное состояние, начинает воспринимать явления, недоступные прочим. Но какая им в этом корысть? Очень понятная: им не хватает контакта, живой "отдачи", "подпитки", как выражаются телевизионные лидеры. Они изголодались, они питаются его "отрицательно заряженной аурой" (Александр Терентьевич не знал, насколько согласуется подобное предположение с желанием служить науке). Им безразличен его пол, они накинутся на него, не разбирая, что есть у него в штанах, а чего нету...

Здесь Александр Терентьевич остановился. Выпитые стаканы исправно уводили его в долину безответных кошмаров - вернуться! Вернуться любой ценой, встать двумя ногами на твердую землю...о ком это было? Верно, о Солодовниковой, никуда не деться...но есть же какой-то выход?

Выход был только один: принять бой. Сон - значит, сон; Клятов закрыл глаза и приготовился к новым встречам.

10

И явилась Гортензия.

Она вплыла, подобно "Титанику".

- Я женщина одинокая, - заявила она без обиняков.

Клятов непроизвольно сместился на матраце.

Гортензия Гермогеновна уселась со всей солидностью и глубоко вздохнула.

- Скоро лето, - сообщила она глубокомысленно.

- И? - подхватил Александр Терентьевич, проявляя неожиданную резвость соображения.

- Все распустится, - вздохнула полной грудью гостья. Расцветет...Благодать! Почки, бутоны...

"Пора!"- решил Александр Терентьевич. Он протянул руку и с силой ударил Гортензию Гермогеновну по загривку. Рука прошла сквозь гостью, и та расхохоталась:

- Неправильно делаешь, родимчик! Вот, прочувствуй...

С этими словами она безнаказанно навалилась на Клятова и чем-то вроде губ впилась ему в затылочный лимфатический узел. Клятов ощутил, как энергия - он-то думал, что ее уже в помине не осталось - но нет! эта глубоко законспирированная, в средоточье яиц упрятанная сила вдруг начала покидать его. Сам же он был полностью пассивен и не мог ответить ни единым жестом. Гортензия, напитавшись, отвалилась и одобрительно подмигнула Александру Терентьевичу. Она рыгнула и сплюнула на загаженный пол багровый сгусток.

- Хорошо! - сказала она- Ох, и любовь у нас пойдет!

Клятов решил, что если уж не в силах он повлиять на сами события, то стоит хотя бы попытаться выяснить их подоплеку. А заодно - выгадать время и отсрочить худшее. Он мрачно проговорил:

- Хоть про деревья расскажите. А то ведь так и сдохну без понятия.

- Запросто сдохнешь. Отчего не рассказать? - Гортензия Гермогеновна, сытая, раскурила папиросу. Клятов явственно вдыхал вполне реальный, посюсторонний дым. - Деревья - это, можно сказать, основное; все прочее баловство. По-настоящему мы сожительствуем только с ними.