Труды - Сульпиций Север

Таким образом, можно считать, что Сульпиций вполне определенно знал “Житие Илариона” и “Житие Павла” Иеронима, письмо о девстве к Евстохии, а также, как мы видели ранее, иеронимов перевод и продолжение “Хроники” Евсевия. Вдобавок, Сульпиций мог ознакомиться и с другими работами Иеронима, такими как “Житие Малха” и иными письмами. Наверное, можно утверждать то, что Иероним существенно повлиял на стилистику произведений Сульпиция. В этом убеждает количество имеющихся параллелей между произведениями двух авторов вкупе с явно высказываемым уважением Сульпиция к Иерониму. Дальнейший указатель в этом направлении - вероятность того, что жития святых Иеронима и его письма сообщили Сульпицию два монашеских техническими термина, которые он не мог позаимствовать из латинских переводов “Жития Антония”: anachoreta (отшельник) и cellula (келья)[144]. Мы должны добавить, что связь между Иеронимом и Сульпицием была не только односторонней. Самое позднее к 412 г. Иероним узнал о “Диалогах” Сульпиция и похоже, что он также знал и “Житие Мартина”, хотя прямо об этом нигде не упоминает.

Через своего друга Паулина Сульпиций также косвенным образом вошел в соприкосновение с группой людей, собравшихся вокруг прежде любимого Иеронимом, а ныне “ненавистного” Руфина. После получения “Жития Мартина” Паулин прочитал его покровительнице Руфина, Мелании, и в 403/4 г. помог Сульпицию в получении необходимой исторической справки у Руфина[145]. Такого рода контакты могли повлиять на заметное сходство между произведениями Сульпиция о Мартине и переводом Руфина “Истории монахов”. Это позволяет сделать вывод о том, что Руфин мог использовать “Хронику” Сульпиция для продолжения “Церковной истории” Евсевия[146]. Что касается Сульпиция, то почти наверняка он читал “О фальсификации книг Оригена” Руфина до написания своих “Диалогов”.

В итоге мы можем сделать вывод о том, что Сульпиций был хорошо начитан в классической языческой литературе, особенно в исторической, где он находился под глубоким влиянием Саллюстия. Сходным образом, в случае с христианскими авторами, он, похоже, увлекался скорее не теологическими работами, но историей, а также аскетической и мученической литературой, особенно аскетическими произведениями Иеронима и полемическими - Илария. История, биография и полемика, языческая классика и христианские авторы - вот то, что читал Сульпиций. И теперь самое время посмотреть как этот разнообразный культурный фундамент сочетается с историческим фоном, который сыграл немалую роль в генезисе произведений о Мартине.

III. Генезис произведений Сульпиция

1. “Житие Мартина” и Письма

Первое произведение Сульпиция - это “Житие Мартина”, для которого он начал собирать материал после первого посещения святого в 393/4 г. В течение последующих 3 лет он близко сошелся с Мартином, ибо к нему было послано 2 монаха из Тура с тем, чтобы сообщить о смерти епископа в ноябре 397 г.[147] К тому времени “Житие Мартина” было уже закончено. Известие о смерти Мартина Сульпиций сначала получил благодаря видению, которое имело место до прихода монахов. В этом видении Мартин, улыбаясь, “протянул мне своей правой рукой маленькую книжицу, которую я написал о его жизни”[148]. Вне всякого сомнения, “Житие” к этому времени было уже закончено и начало свой путь к читателю: оно уже достигло Паулина в Италии[149], а также других людей, менее к нему расположенных. Среди таких “многих” были и те, которые весьма скептически восприняли данное произведение и спрашивали: как же могло случиться так, что человек, которого Сульпиций называл имеющим власть над смертью и огнем, в действительности, сам пострадал при пожаре. К тому времени Мартин был еще жив и, как выясняется, вполне здоров, хотя бы для того, чтобы посетить Трир[150].

Уточненную дату обнародования “Жития” можно, со всей определенностью, отнести к 396 г. Как мы уже видели, Сульпиций состоял в регулярной переписке с Паулином, но последний не упоминает об этой работе в своем письме 5 к Сульпицию, написанном летом 396 г., а сообщает о ней только лишь в письме 11, которое он написал осенью 397 г[151]. Из этого можно сделать вывод о том, что Сульпиций послал Паулину копию “Жития” с курьерами, которые, согласно обычной практики, отправились в Нолу осенью 396 г. Следовательно, мы можем предположить, что книга была завершена примерно между этим временем и осенью 395 г., когда предыдущий посланец направился в Нолу.

У нас также есть еще один блок дополнительной информации, помогающий датировать “Житие”. Сульпиций говорит о том, что Мартин умер после Кляра, а с последним это случилось тогда, когда книга была уже написана. Поэтому она не могла быть завершена задолго до смерти Мартина и потому самая вероятная дата ее завершения - лето 396 г.

Цель жизнеописания епископа, которого столь высоко чтил Сульпиций, частично связана с вопросом об аудитории, для которой все это писалось. “Житие” посвящено Дезидерию, аквитанцу, который принадлежал к тем же аскетическим кругам, что и Сульпиций с Паулином. Рядом с этим посвящением мы можем поместить примыкающие к нему слова, где он выражает надежду на то, что эта маленькая книжица доставит удовольствие “всем святым”[152]. Это показывает, что Сульпиций видит свою непосредственную аудиторию в лице узкого круга новообращенных галльских аскетов и сочувствующих им.

Однако, как мы уже видели, подобного рода аскеты часто воспринимались довольно враждебно даже самими христианами. Судя по всему, большинство галло-римского епископата негативно относилось к аскетизму Мартина и его последователей. Сульпиций показывает себя весьма осведомленным в этом вопросе[153] и потому он вынужден был затронуть эту тему в своем безусловно хвалебном сочинении о Мартине. Возможно, при этом ставилась цель защитить Мартина от поношения его противников, но была и другая - показать во всей ее значимости аскетическую жизнь Мартина после того, как он стал епископом. Отсюда следует, что “Житие” может рассматриваться как форма пропаганды аскетизма. Кроме того, по своему существу оно означает косвенное обвинение в адрес других епископов, поскольку в нем особо подчеркивались те добродетели, которые у них очевидным образом отсутствовали. Сульпиций, конечно же, писал “Житие Мартина” для галло-римского епископата, но, в некотором смысле, и против него[154].

Третья категория аудитории подразумевается в тщательно продуманном предисловии к “Житию Мартина” и письме. Создается впечатление, что они представляют скрытый диалог с культурными традициями античности[155]. В первых словах своего предисловия Сульпиций явно подражает произведению Саллюстия “О заговоре Катилины”. В нем Саллюстий подчеркивает мимолетность человеческой жизни, значение судьбы, которая может быть отчасти побеждена путем обретение славы, основанной на добродетели дел или речей[156]. Таким образом, Саллюстий видел высшую цель человеческой жизни в обретении вечной славы и сам, не питая никаких иллюзий относительно политической жизни, хотел достигнуть этого путем написания истории. Сульпиций, похоже, тоже придерживался такого мнения, так же, как и Августин 20 лет спустя[157]. Ставя перед своим предисловием задачу напомнить читателю саллюстиево credo, Сульпиций затем развенчивает его: “Разве поможет им слава их произведений с окончанием этого века?” - спрашивает он. Эти язычники “стремясь оценивать человеческую жизнь только сиюминутными деяниями и по слухам, обрекают свою душу на смерть”. Эта бренная слава контрастирует с вечной жизнью, которая открыта для всех, кто живет в этом мире религиозно, но не для тех, кто обретает славу языческим способом - через писание, сражения или философию. Таким образом, получается как бы двойной контраст между тем, что уйдет вместе с этим миром и тем, что вечно, с одной стороны, и между смертью человеческой души, где только память может ее сохранить и смертью самого человека, с другой.

Однако Сульпиций не отвергает римскую языческую историографию. Разочарованность Саллюстия в общественной жизни и последующий отход от нее некоторым образом сравним с подобными же действиями Паулина Ноланского и самого Сульпиция. Далее, Сульпиций, как и Саллюстий, предполагал обрести славу в жизни вовсе не этим путем, а своими произведениями. Как и другие древние историки, он преследовал цель увековечить жизнь одного человека в качестве образца для подражания будущим поколениям. Таким образом, вступительная глава в “Житии Мартина” может быть интерпретирована как диалог с великими историками языческого Рима, прежде всего, с Саллюстием. Сульпиций не столько отвергает их взгляды, сколько корректирует их: он замещает их цель описания языческих героев, борющихся за земную славу, своей собственной целью описания христианского героя, сражающегося за вечную жизнь. Мартин дает пример подлинной мудрости, небесного служения и божественной добродетели[158]. Вот почему именно в тот момент, когда кажется, что Сульпиций отвергает великие культурные традиции греко-римского мира, на самом деле он возрождает их, но уже в собственной интерпретации[159].