Вместе (сборник) - Сергей Шапурко

– Пургин Михаил Иванович? – недоверчиво переспросил пострадавший от лошади.

– Да! Получите награду Родины!

В помещении повисла напряженная тишина. Чей-то веселый голос негромко сказал: «За отвагу под копытом». Зал грохнул, как медные тарелки, и полился смехом и аплодисментами. У самого награждаемого был такой вид, как у того самурая, который, делая харакири, случайно, сам себе аппендицит вырезал.

Позже ошибку выявили, но медаль Михаилу оставили. «Это тебе авансом. Теперь с тебя подвиг», – сказали в штабе. До конца войны еще оставалось время и рядовой Пургин успел отработать выданный ему аванс с лихвой.

Вернувшись после демобилизации в родной город, он почти сразу же получил прозвище Михаил Копытыч, которое и проносил почти 20 лет, пока не попал в более забавную историю.

Как-то Гош, Витя Ленский, Андрианов, Коля Скрябин, Кудя и Леня Голиков поехали на мотоциклах на рыбалку. Из разряда детей они уже перешли в беспокойный разряд подростков и поэтому взяли с собой пять бутылок дешевого вина «Алиготе». Рыбалка как-то не пошла, и принялись они за виноградный напиток. А потом под вечер пошли у них молодецкие забавы – мотородео в русском варианте. Гош, как вожак стаи, должен был совершить самый головоломный трюк. Недолго думая, он решил разогнаться на мотоцикле и прыгнуть с небольшого утеса в реку. Отъехав подальше для разгона, Гош остановился, собираясь с духом и мыслями. А тут мимо проходил Михаил Копытыч. Он был в гостях у товарища, жившего в пригороде, и теперь возвращался домой.

– Игорек, ты не в город, случаем, едешь?

– В город, дед, в город! Садись, подвезу, – радости Гоша не было предела – такого прикола местное население еще не знало, как же упустить такой случай.

Дед сел, крепко обхватил водителя за талию, и сказал:

– Ну, с богом! Поехали!

– Держись крепче, Иваныч!

Когда пацаны увидели приближающегося на огромной скорости мотоцикл с Гошем и дико орущим, словно рожающая слониха, сторожем, они лишь смогли удивленно раскрыть рты.

Полет был не долог, но ярок. Наверное, даже Гагарин не испытал таких чувств, какие испытал Михаил Иванович. Мокрого и трясущегося извлекли его из речки ребята. Гош уже не мог смеяться, только икал. Дед, немного отойдя и выпив «Алиготе», слезливо спросил:

– А ты чего туда поехал? Там же моста нет!

После этого случая Михаил Копытыч был переименован в Мотоцикла Ивановича.

Побег

Покрутился, повертелся на своей койке в сторожке музея Пургин, бурча себе под нос легкие ругательства, да и встал – не спалось.

«Пойду по объекту пройдусь, может сон нагуляю».

Михаил Иванович работал здесь уже давно и поэтому сам музей и все его экспонаты стали ему как бы родственниками, настолько он с ними свыкся, видя их изо дня в день. Каждому залу он дал свое название, многие, особо любимым экспонаты, тоже имели имена собственные. Он с ними, не имея других собеседников, часто разговаривал долгими зимними вечерами.

Кряхтя и шаркая ногами, Иваныч дошел до зала средних веков, который он называл «фидальный».

«Где тут Викторовна сказала форточку закрыть?»

Он повернулся к окну и довольно быстро понял, что что-то не так.

– А Железяка-то где? – задал он сам себе шепотом вопрос.

«Железякой» он называл чучело немецкого рыцаря Магира фон Бышовского.

– Вчерась здесь был. Куда это он делся? Может, на ремонт куда унесли? – Пургин растерялся, как чукча на Красной площади.

Закрыв форточку, он еще раз прошелся возле места, где раньше стоял экспонат, покачал головой и пошел спать.

Утром чуть свет сторож проснулся. Нехорошее предчувствие вошло в мозг вместе с осознанием пробуждения. Торопливо выскочив из под одеяла, накинул куртку и посеменил в «фидальный». Магир стоял на месте!

Да что ж это такое творится? Да зачем мне такие фокусы на старости лет? – запричитал дед.

«Железяка» недоумевающими стеклянными глазами сверлил Иваныча.

– Где ж ты, поганец, всю ночь был? Где тебя, немчуру, носило? – произошедшее произвело на деда сильное впечатление.

В 9 утра пришла в музей директор Анна Викторовна. Прошедшую ночь, как и многие предыдущие, эта «дама, слегка за сорок» провела одна, что, разумеется, не добавило сейчас радости ей лично и ее подчиненным впоследствии. Первый попался Пургин.

– Ты форточку закрыл? Ночью дождь был!

– Викторовны! Какая форточка! У нас побег был!

– Какой побег? У нас не тюрьма и заключенных нет!

– Да, рыцарь сбежал. А утром вернулся.

– Так, старый, еще одна пьянка на рабочем месте и я тебя уволю! Ясно?

– Молодая еще на меня орать! – взвизгнул дед, плюнул на пол, развернулся и пошел в свою коморку.

«Ну не пил же я, не пил ни грамма! Факт? Факт! Так что же это было?»

Позже об этом случае узнали и другие работники музея. Посмеялись, посмеялись, да и забыли.

Веревкин

Следователь городской прокуратуры Веревкин Вячеслав Ефграфович сидел за рабочим столом и ковырялся в носу. Делал он это не с целью извлечь какую-либо субстанцию, мешающую поступлению кислорода в организм, а, скорее, совершая ритуал, призванный запустить умственные ресурсы в связи с началом рабочего дня. Выполнял он это свое упражнение настолько азартно и энергично, что возникало ощущение, будто он заводит, неизвестно как попавшие в носовые пазухи, часы. Не будем отвлекать следователя от столь важного и ответственного дела и заглянем так, для знакомства, в его личное дело, хранящееся в несгораемом сейфе отдела кадров на первом этаже:

«Семейное положение – холост.

Партийность – член КПСС.

Место рождения – д. Нелюдово, Ленинского района, Вологодской обл.

Особые приметы – шрам на левой щеке, татуировка на кисти правой руки в виде восходящего солнца».

С фотографии в левом верхнем углу анкеты на нас смотрит лысоватый мужчина средних лет с кривой улыбкой и довольно-таки заметными ушами. Цвет оставшихся волос – каштановый. Нос – пуговкой, губы – в меру упитанные. Глаза серые, взгляд… Вы видели когда-нибудь, как крокодил пожирает пингвина? Или как белый медведь охотится на попугая? И я – нет! А вот Вячеслав Ефграфович, судя по выражению его глаз, видел. И не раз!

Стук в дверь отвлек нас от изучения личного дела, а Веревкина – от утренних мыслей и упражнений. Он медленно выудил палец из носа, удивленно на него посмотрел, вытер о штанину и сказал:

– Ну кто там еще? Зайди!

В кабинет, осторожно ступая, словно между луж во время дождя, вошла немолодая женщина в строгом костюме. Властный подбородок в сочетании с бегающим взглядом и подвижными губами выдавали род ее занятий с потрохами. «Учительница», – не ошибся следователь. Не здороваясь, она осмотрела кабинет, подошла к стулу для посетителей, привычным движением провела по сидению рукой (нет ли кнопки?), присела, глубоко вздохнула, поправила прическу и сказала:

– Я к вам вот по какому делу…

– Простите, пожалуйста! Но для начала представьтесь, покажите повестку, чтобы я знал, о чем идет речь.

– Дело в том, что вы меня не вызывали. Я сама, так сказать…

– Да? И что же вас привело к нам?

– Я учитель истории, школа № 3, Евгения Арнольдовна. Я долго думала, прежде чем прийти… Но все-таки решилась…

Женщина поправила очки с толстыми линзами, делающими ее глаза неестественно большими, потом потрогала волосы, уложенные огромным, как арбуз, шаром, покусала пухлые губы и добавила:

– Я его видела. Это точно. Ошибки не может быть. Я ведь историк и знаю, о чем говорю.

– Скорей всего, сами себя вы понимаете. Только я вот вас – нет. Так что давайте с самого начала и поподробнее. А я все запишу.

– Может быть это… Не надо пока записывать? Все это как-то странно… Да и вообще…

– Хорошо. Пока записывать не буду. Итак, слушаю.

Женщина встала, прошлась по комнате и с высоты своего гренадерского роста пристально посмотрела на Веревкина.

– А вы меня в психиатричку не сдадите?

– Если в течение десяти секунд не начнете – сдам!

– Хорошо, хорошо! Все случилось так неожиданно! Вчера вечером я задержалась в школе – проверяла контрольные. Потом зашла к подруге, у нее муж из загранрейса пришел. Привез журналы мод. Знаете, сейчас в Европе такие забавные шляпки носят! А юбки! Вы бы только видели!

– Дальше! – на лбу у Веревкина выступила пульсирующая вена.

– Ах, да, да! Так вот… Иду я домой и на перекрестке улиц Красных Военморов и Коммунистической, ну, где пятиэтажка и хлебный магазин, вижу, идут двое. Один – мальчик лет 15–16, лица не увидела. А второй… Вы знаете, может, я лучше домой пойду?

– Сидеть! Дальше! – вена раздулась и позеленела, стала похожа на гусеницу.

– Хорошо, хорошо! Только вы не кричите на меня! Я советский педагог! Я детей учу!

Евгения Арнольдовна гордо подняла довольно крупный нос и порозовела щеками.

– Извините! Продолжайте, пожалуйста!

– А второй – рыцарь в полном боевом обмундировании!

– Как это?

– Да вот так! Латы, шлем с забралом, щит, меч – все как положено!