Холодные ключи - Михаэль Эбмайер

— Для неё это большая честь и личная радость — приветствовать вас в этом скромном помещении, — бормотал за его спиной Артём, в то время как Галина Карпова, воркуя, крепким, чуть с хрипотцой голосом вливала в уши Блейеля русскую речь. — Она надеется, что вы, несмотря на задержку, добрались хорошо, и хотела бы извиниться за причинённые вам неудобства от лица всего нашего народа.

— Да нет же, это совершенно излишне, — вырвалось у гостя.

Галина Карпова рассыпчато рассмеялась и пожала ему обе руки. В левой он так и держал портфель, содержащий грамоту и огромную двухэтажную коробку конфет. Он заметил надпись кириллицей над вторым диваном и подумал, что она, возможно, имеет какое–то отношение к «Фенглеру». Но буквы «ФЕНГЛЕР» настолько отличались от привычной немецкой надписи, что догадка показалась ему чересчур дерзкой.

Дерзкой, дерзкой — язык прилип к нёбу, на ум пришли пыльные губки, которыми в школе вытирают доски. И Хольгер, он–то уже и тогда за словом в карман не лез. Можно было поменяться. Хольгер прилетел бы вместо него, и никто ничего бы не заметил. И как он не додумался до этого раньше, вовремя! Ах, нет, что за бред. Фрау Карпова молчала, опустив руки. Артём тоже ничего не говорил.

— Ну, что ж, — прошептал Блейель и приподнял портфель. Но, как он увидел, преждевременно, потому что в этот же момент вперёд выступила сестра Артёма и протянула ему руку.

— Соня, — лёгкий реверанс.

Потом брюнетка: «Наталья».

И одухотворённая: «Люба».

— Матиас Блейель, — выдавил он. — Я очень рад, для меня это честь, большая честь… значит, от имени фирмы «Фенглер»… с самым сердечным приветом от герра Фенглера лично… вам, фрау, фрау — Карпова… в благодарность за вашу… за замечательную работу… вручить вам вот это…

Его ослепила вспышка, и он понял, что во время речи глядел в пол. Соня держала фотоаппарат. А Артём, расправив плечи и оживлённо жестикулируя, восторженным голосом взахлёб произносил речь втрое длиннее, чем заикание Блейеля. Галина Карпова, сияя, по очереди глядела на гостя и переводчика. В завершение речи Артём, грациозно взмахнув левой рукой, возгласил: «Матвей Блейель!». Дамы зааплодировали, Блейель почувствовал, что краснеет, как советский флаг. Он суетливо сунул руку в портфель и вытащил конверт с грамотой. Углы конверта замялись, рамка вылезала с трудом. Делать нечего, придётся говорить что–то ещё.

— Так вот, это… ну, вы сами видите… не вполне… вам и вашему коллективу… мы очень рады… то есть, вся фирма и сам герр Фенглер… что вы тут так чудесно, с таким успехом — ах, ну давай же!

Конверт упал на пол, но Блейелю удалось не наклоняться за ним, а вручить фрау Карповой грамоту без дальнейших проволочек, а Артём снова с необъяснимым энтузиазмом произносил гладкий монолог.

Снова аплодисменты. И рукопожатия.

Всё позади.

Ах нет, ещё конфеты.

Всё. Отстрелялся.

Шефиня, держа грамоту в обеих руках, стояла за столом, и Блейель заметил, что там уже висела другая грамота на немецком языке, гласившая, что фрау Г. Карпова уполномочена работать представительницей каталогов «Фенглер», «Отто», «Баур», «Квелле» и «Мадлен» в Кемерово. Город Марбург, подпись неразборчива. Пластиковая рамка под бук. Никакого сравнения.

На столике перед диваном стоял поднос с пятью бокалами, Наталья склонилась над ними с бутылкой крымского шампанского. Блейель поскорее отвёл взгляд от зияющего декольте. Кто–то положил руку ему на плечо.

— Вы были великолепны.

— Нет. Пожалуйста, не говорите ерунды. Артём. Я вам очень благодарен, вы меня просто спасли.

Артём засмеялся, Соня защёлкала фотоаппаратом. Шампанское оказалось липко–сладким. Тем не менее Блейель осушил бокал почти одним глотком и с облегчением почувствовал, что позывы в животе улеглись. Наталья, стоя перед ним, подлила ещё и, не выпуская бутылки, с сосредоточенным лицом задавала ему вопросы один за другим (Вы много путешествуете? Вы уже бывали в России? Как вам нравится наш город?). На этот раз его ответы в переводе Артёма были ненамного длиннее, чем по–немецки. Люба переложила часть конфет в корзиночку и обносила всех присутствующих, а шефиня вешала грамоту на почётное место над письменным столом.

— Давайте присядем, — должно быть, воскликнула она, и Блейель сел между ней и Артёмом под надписью «ФЕНГЛЕР», шампанское ударило ему в голову, а бедра коснулось бедро Галины Карповой (такие ненамеренные прикосновения всегда заставляли его задуматься, заметил ли их другой), и подумал: добро пожаловать в Нигде и Везде.

Появились клиенты, которыми тотчас же занялись Соня с Любой. Поохав над задержкой заказов, они полюбовались на почётную грамоту и утешились шампанским с конфетами. Мужчина с закрученными усами торопливо выпил и тут же удалился, две дамы в годах уселись на другом диване и зашуршали каталогами. Блейель нашёл несколько логотипов «Фенглер» латиницей, в центре пёстрой креповой розетки в окне, на цветочном горшке и трёх флажках в вазе на письменном столе.

— И давно вы здесь работаете? — обратился он к Наталье.

Однако вместо перевода Артём сказал: «шашлык», явно результат переговоров с фрау Карповой. И пока Наталья, покачиваясь в кресле, услаждала гостя белоснежной улыбкой, переводчик задал собранию два коротких вопроса, шефиня поднялась и извлекла из клетчатой чёрно–фиолетовой сумочки купюру.

— Я схожу за обедом, хорошо?

Блейель остался один с четырьмя женщинами. Клиентов пока больше не было. Может быть, достаточно сидеть и улыбаться, пока Артём не вернётся. И пригубить третий бокал шампанского. Он откинулся на спинку дивана.

— Гут[12]? — покраснев, неожиданно спросила Наталья по–немецки.

— О, да, очень хорошо, чудесно, — ответил он, тоже зардевшись.

Тогда Галина Карпова что–то сказала Наталье, похоже, подбодрила её, и Наталья наклонилась к нему. Снова слишком вольное зрелище.

— Мы хотим, — начала она. Говорила она медленно, как будто после каждого слова стоял вопросительный знак. — Мы хотим знать, можете ли показать вы нам фотографию господина Фенглера?

— Фотографию?

Она воодушевлённо кивнула, и Галина Карпова воскликнула: «Да, да, да!»

— Нет. Мне очень жаль. У меня нет… ах, надо было мне об этом подумать. Он… ну, я мог бы попросить у него… может быть, мы потом вышлем вам фотографию. Да.

Сам того не заметив, он взял со стола ручку. Начальница подпихнула Наталью в бок, прошептала что–то и засмеялась. Наталья тоже прыснула и несколько раз принималась говорить.

— Вы его нарисуете?

— Я?

Карпова: «Да, да, да!»

— Вы имеете в виду… герра Фенглера? — в ужасе он бросил ручку обратно на стол. — Нет, нет, нет, я не могу. Я не умею, совсем. Правда.

Понимающий кивок.

— А какой он? Герр Фенглер? Хороший?

— О, да. Очень. Очень хороший.

Он почувствовал, что снова вспотел. От смущения он снова взял бокал и чуть было не выпил всё разом. Наталья тотчас подлила ещё. Соня стояла посередине и снимала всё, что происходило на диване, пока не зазвонил телефон и она не поспешила к столу. Люба вышла из туалета и что–то перекладывала в тесной прихожей. И, раз у Блейеля не обнаружилось никаких фотографий, Галина Карпова с Натальей принялись показывать ему свои. Время от времени шефиня зорко поглядывала на Соню, всё говорившую по телефону. Из того, что ему объясняли про родственников и домашних животных, он понял немногое, но вот сына фрау Карповой, кажется, звали Людовик. «Французское имя и немецкое имя», заставила она подтвердить Наталью. Гость так усердно кивал, что у него заболела шея, и всё повторял: «Чудесно, прелестно».

Пока не вернулся Артём с шашлыками.

Когда Матиас Блейель вышел из бюро каталог–сервиса под тёплое, бледно–голубое небо и сполна ощутил влияние выпитого (кроме того, лёгкую изжогу со вкусом маринада с красным перцем), мысль, что он находится в Сибири, показалась ему настолько нелепой, что он захихикал.

— Ваш портфель. — Артём появился рядом.

— Вот тебе на. Чуть было не… вот видите, вы снова меня спасли!

Он снова хихикнул. Переводчик потянул себя за бородку и мягко улыбнулся.

— Что теперь? Вздремнёте? Или походим, прогуляемся?

Блейель помедлил. Усталость прошла, он ощущал бодрость, такую, как после долгой ночи, прежде, когда он был молод. Но всё–таки он сказал «вздремну», и Артём повёл его в гостиницу. На этот раз они пошли другой дорогой и остановились на площади перед драмтеатром.

— Там, наверху, находится наша городская веб–камера. — Он указал на отверстие в середине фронтона одного из домов на площади.

— Я видел этот фонтан на фотографии, — подтвердил Блейель и подставил руку под одну из струй, бьющих из края чаши.

— Единственное место в нашем городишке, которое стоит сфотографировать.