Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том III - Алексей Дживилегов

Елена для славы Наполеона была как чистилище. Все тяжелое, мрачное, вероломное, все неискреннее и неправое было сброшено там, прилипло к Гудсону Лоу, как замогильное проклятие императора. При Наполеоне остался один его гений, одно величие.

Это — для общества, главным образом, буржуазного. Наука, которая никогда не увлекается и никогда не поддается опьянению, твердо помнит факты. Наука не может забыть некоторых вещей: гнусностей Фуше, виртуозностей деспотизма, «намордников» всякого рода, постоянных нарушений закона, застреленного герцога Энгиенского, изгнанного Моро, отодвинутого Массену, ненужных войн и тысячей тысяч загубленных жизней. Наука отмечает, как важнейший вывод истории Наполеона, что даже он, «муж рока», который осаждал своими фантазиями Провидение, и из своих капризов делал законы для человечества, — даже он при всем своем колоссальном гении, потерпел крушение только потому, что свои личные интересы поставил выше интересов страны, доверившей ему свою судьбу. Ибо власть подточила гений. Наука признает то, в чем он был велик. Но она должна сказать, что трон этого человека с железной поступью, выкованный на пороховом огне, был сложен из человеческих костей, и что среди этой груды были не только кости погибших на войне…

А. Дживелегов

Обед в походе (Гардет)

II. Наполеон, как полководец

Кап. А. А. Рябинина

ет великого человека без великого события, говорит Сегюр о Наполеоне. Таким великим событием, выдвинувшим на сцену истории нового великого полководца, Наполеона, была французская революция.

Для того, чтобы новой Франции выйти победительницей из борьбы с коалицией старой Европы, от нации потребовалось напряжение всех сил, понадобилось поставить в ряды армии все, что было живо, молодо, весь цвет ее. Открылась «карьера талантам». Справедлива была поговорка, что французский солдат носил в ранце маршальский жезл. Из рядов простых солдат вышли маршалы Даву и Массена и целый ряд талантливых офицеров. Одухотворенная идеей борьбы за родину, «амальгама» вылилась в первую армию в мире.

Командный состав, офицеры и генералы, сливался с низшим во внутренней, идейной стороне жизни армии, сохраняя свое достоинство и авторитет. Полковник Мишель рассказывает в своих записках, как стрелок, раненый под Бородином, на глазах своего начальника дивизии Фриана, обратился к нему: «Генерал, четырнадцать лет я был под вашим начальством — дайте вашу руку, и я умру спокойно».

Против такой армии в коалиции выступали, за исключением русской, армии, вербованные, наемные или только начавшие переход к новой системе народа во оружии, — армии, воспитанные на принципе, что солдат должен бояться более палки капрала, чем пули неприятеля. Они, может быть, первое время превосходили внешней дисциплиной и установившейся организацией, но морально французы стояли неизмеримо выше. Прусский офицер 1805–6 гг. дает такой отзыв: «В бою, в огне французы делаются какими-то сверхестественными существами. Они воодушевлены таким необыкновенным пылом, которого и следа нет среди наших прусских солдат. Прусский солдат не разделяет ни чувств, ни наград своих офицеров». Многие говорят, что Наполеон умел выбирать людей. Вернее было бы сказать, что Наполеон сумел удержать систему и людей для руководства армией. Наполеон не только не имел намерения ломать установившийся порядок, но и противился этому, ценя достоинство этого командного состава, не нарушая естественного хода развития и образования его. Революционные генералы и солдаты стали наполеоновскими, сохранив все свои военные добродетели.

Войны 1792–1796 гг. выдвинули из рядов армии на верхи талантливых генералов и укрепили систему комплектования, организации и довольствия войск. Эти войны были школой для будущей завоевательной наполеоновской армии.

За 1792–1796 гг. Франция выставила для защиты своих границ ряд армий, которые были разбросаны по всем ее границам самостоятельными отрядами. Эти отряды действовали, двигались и сражались врозь. Храбрость, ум и общее уважение выдвинули в голову отрядов способных командиров. Тот мог удержаться на постах начальников высших соединений войск, дивизий, кто умел побеждать. Не имея средств питать армии подвозом и сложной магазинной системой, французы перешли к питанию их местными средствами и от этого только выиграли в подвижности. Войны 1792–1796 гг. воспитали в начальниках дивизий инициативу действовать сообразно обстановке, не боясь ответственности, быстро, решительно, и не полагаясь ни на что другое, кроме своих сил.

Франция отбила удары и почувствовала силу перейти в наступление.

Император (Raffet)

Для борьбы с объединенной Европой нужны были объединенные силы. В период 1792–1796 гг. на границах действовали отдельные самостоятельные дивизии. Это свойственно было этому времени крайнего внутреннего брожения, отрицания авторитетов и оборонительной задаче армии. Операции дивизий, конечно, являются разрозненными усилиями борьбы на всем огромном протяжении границ. Внутреннее брожение из анархии скрепляется в более стройный государственный порядок, и дивизии сводятся в армии в силу общих политических обстоятельств. Этого требовал дух времени. Франция окрепла, перешла в наступление. После благоприятных результатов кампании 1795 года, Карно предложил грандиозный проект — тремя армиями двинуться на Вену, столицу главного врага новой Франции. Эти три армии: первая — Самбро-Маасская, генерала Журдана, вторая — рейнская, генерала Моро, и третья — итальянская, генерала Бонапарта. Журдан должен был двинуться через долину Майна, Моро — через Верхний Дунай и Бонапарт — от Генуи через Альпы, на соединение с Моро.

Штурм Тулона и усмирение заговора 13 вандемьера из капитана Бонапарта сделали генерала и главнокомандующего армии на итальянском театре. Предстоящая война должна была решить, кому из трех главнокомандующих отдать предпочтение на случай, если силы Франции будут нуждаться в объединении. Победоносная кампания так называемой итальянской армии Бонапарта показала, что главнокомандующий ее не случайный выскочка Тулона и 13 вандемьера, а полководец Божьей милостью. Итальянская кампания была для Наполеона экзаменом на сан полководца. 4 дивизии, предводимые отличными генералами, как Лагарп, Массена, Ожеро, Серрюрье, соединяются в армию, и эта армия, под начальством Бонапарта, была тем тараном, которым Франция пробила брешь в охватывающем ее железном кольце враждебной ей коалиции. После итальянской кампании страна и армия ясно увидели пользу концентрации сил, и естественно закрепилась идея Карно, что Франция может поддержать свое величие, собрав разрозненные силы в массы и поставив во главе них талантливейшего из своих генералов, а таковым, и помимо политических переворотов, в силу чисто военных способностей, являлся Бонапарт. К 1800 году, когда совершилось объединение начальствования над всеми вооруженными силами Франции, было живо воспоминание о победах Бонапарта в Италии в 1796–97 гг., и наряду с этим неудача и потеря Италии в 1799 году, в кампанию против Суворова лучшими генералами, как Макдональд и Жубер. Объединение совершилось, и ряд блестящих по замыслу и исполнению кампаний 1800, 1805, 1806–7 и 1809 гг. показали, что превосходный боевой состав французской армии, имея к тому же твердую идейную почву для войн, руководился величайшим полководцем нового времени.

Лучшим качеством полководца Наполеон считает равновесие ума и характера. Это равновесие у самого Наполеона сказывалось как при подготовительной работе операций, в тиши кабинета, так и в самые критические минуты его полководческой деятельности, на поле сражения. Идеи, жизнеспособные и смелые, зарождались в голове полководца, а энергичное проведение их в реальной действительности вело к победе.

Биографы Наполеона отмечают ум его положительным, привычным к строгому расчету и чуждым увлечений. Мы припомним, что еще в Бриенской школе он отличался прилежанием к математическим наукам. Получив широкое развитие, в особенности от чтения в школе и молодым офицером, Наполеон, как южанин, к тому же обладал большой дозой воображения. Такое сочетание холодного расчета с крылатой мыслью дало ту быстроту стратегических комбинаций, неожиданностью которых он поражал своих противников и вызывал удивление современников. И все расчеты были близки к действительности. За несколько дней до отъезда в 1800 году в армию, по свидетельству секретаря, Наполеон изучает карту театра войны, с инженером Мореско проектирует переход через Сен-Бернар, делает отметки на карте: «Здесь отойдет Мелас от Генуи, а здесь произойдет сражение, которое решит участь кампании». Так и произошло в действительности то, что казалось невероятным для посредственных австрийских генералов.