Проклятие египетской жрицы - Дмитрий Григорьев

– Давай! – Я разом хлопнул полный фужер нашего «шампусика». – Да, кинули меня капитально! Так что? Теперь я Белкиной не нужен? – вернулся я к животрепещущей теме.

– Ты что, смеешься! А кто же у нас тогда науку будет двигать?

– Наш новый ассистент кафедры! По словам шефини, он будущее светило мировой науки! – Я никак не мог заставить себя называть ее Белкой, все-таки она была моим научным руководителем.

– Не знаю, светило ли он для науки, а для нее он точно свет в оконце! Кстати, он, как и ты, не имеет «волосатой лапы», но поверь мне, оставили его на кафедре не как лучшего студента и не за креативные идеи!

– За красивые глазки, что ли?! – не верил я своей догадке.

– Все же понимаешь с полуслова! – Маришка снова погладила меня по щеке. – Ты же такой умненький, как же ты не понял, что бежать тебе надо из этого гадюшника!

– А мои глазки, что, не красивые? Три года назад я тоже был молоденьким ассистентом! Что же Белкина не запала на меня?

Я вспомнил, как впервые увидел свою будущую руководительницу. Она сидела за столом в строгом приталенном пиджаке и газовой блузке с рюшечками на шее. Каждый раз, когда она перекладывала какие-то бумаги, из-под пиджака выглядывали лямочки лифчика, хорошо видимые сквозь прозрачную ткань. Про объем ее груди я вообще молчу. Мне стоило большого труда не коситься на нее во время собеседования. А когда она меня провожала, я с удивлением отметил стройную для такой груди фигуру, подчеркнутую точеными ногами на высоких каблуках. В общем, в тот момент я бы тоже променял свои «красивые глазки» на покровительство такой женщины!

– Достаточно того, что твои глазки сводят с ума меня! – вывела меня из задумчивости Маришка и, совсем обнаглев, провела указательными пальцами по моим бровям. – А «молоденьким ассистентом» ты себе льстишь. Я же читала твою анкету. Сначала наше медучилище, потом три года фельдшером на флоте. Так?

Я молча кивнул, уже ничему не удивляясь. Похоже, эта женщина знала все. Вот на кого нужно было выходить сегодняшнему детективу!

– Теперь университет, – деловито продолжала Маришка. – Ты за последние пять лет брал два академических отпуска по году каждый! Брал, я спрашиваю? По уходу за матерью, по-моему? Брал?

– Брал, брал! Ну, ты же понимаешь, что «уход за матерью» был официальный отмаз.

– Тогда зачем?!

– Это засекреченная информация! – я приложил палец к губам и потыкал им в потолок.

Ну, в самом деле, не рассказывать же ей, что нам с матерью попросту было не прожить на ее пенсию и мою стипендию, и что я уходил в леса водить своих финнов по Карелии.

– Мели, Емеля, твоя неделя! – отмахнулась Маришка. – Ну и какой ты после этого молоденький? – закончила она свои подсчеты. – А теперь посмотри на Игнатика.

«Интересно, с каких это пор наш новый ассистент стал для нее Игнатиком?» – Что-то похожее на ревность шевельнулось в груди.

– В университет прямо со школьной скамьи, в армии не служил, к нам сразу после госэкзаменов! – безжалостно крушила меня Маришка. – Да у него еще юношеские прыщи не прошли!

– Последним аргументом ты меня добила! – я поднял вверх руки и рассмеялся.

Мне действительно стало смешно. На этом свидании мы оба преследовали свои личные цели, которые не имели ничего общего с чьими-то прыщами. Откуда мне было знать, что в прыщах нашего нового ассистента и кроются все мои проблемы!

После экскурса в наши с Игнатиком биографии моя собеседница взяла перерыв. Мы допили остатки вина уже без разбавления кока-колой. Мне было лень шевелиться, а Маришку, похоже, переполняла энергия, и она с завидной легкостью перепорхнула ко мне на лавку. Отодвигаться было тоже лень да и некуда, и ее обширное тело прижало меня к стенке кабинки. Его жар мешал думать.

– Ну, ладно, Белку потянуло на юнцов, а им-то она зачем? – на полуавтомате спросил я.

– Мозг включи!

Я попытался и с удивлением обнаружил, что включать нечего! Мои мозги плавно стекали вниз, перемещаясь из одной головы в другую. Я уже смотрел не Маришку совсем другими глазами.

«Действительно Пышка! Как я теперь понимаю Мопассана и его прусского офицера, отпустившего пленных за одну ночь с такой вот «Пышкой»!

Я плотоядно смотрел на обтянутые черными колготками колени Маришки и не мог вымолвить ни слова. Во рту пересохло, язык прилип к небу. Она обняла меня одной рукой, слегка тряхнула и привлекла к себе.

– Ты весь в себе, а пора бы уже побывать и в других! – жарко прошептала она прямо мне в ухо. – Во мне, например!

Я продолжал молчать. Остатки мозга с трудом обрабатывали услышанное.

– Сейчас расплачу́сь – и ко мне! – наконец родил я.

– Я тебе сейчас расплачу́сь! – она потянулась через стол за своей сумкой. – А то я не знаю, как ты живешь на свою аспирантскую стипендию.

Край юбки потянулся вслед за ней, и я увидел, что на ней были вовсе не колготки, а чулки с ажурной резинкой. Я обхватил ее ноги чуть выше колен и приглушенно закричал, как в кино:

– Не бойся вывалиться-я-я! Я держу тебя-я-я!

Она расхохоталась. Ее упитанный зад заходил волнами, угрожая захлестнуть меня с головой.

Раскрасневшаяся Маришка плюхнулась обратно. Запыхавшаяся, с горящими глазами и задранной юбкой, она была такой аппетитной! Поймав мой взгляд, соблазнительница не спеша опустила сумку на обнаженные бедра.

– Еще не вечер! – она лукаво глянула на меня и полезла за кошельком.

Я просунул руку под сумку прямо на границе чулочной резинки и бархатистой кожи.

– А теперь послушай меня, – после импровизированного крика мой язык вновь обрел способность шевелиться. – По западному этикету, если дама в ресторане платит за себя сама, то это означает, что ничего не будет. Ну а если она позволяет расплатиться кавалеру, то позволит и остальное. Так что решай!

– Мы не на Западе! – сразу нашлась она.

– До Финляндии от нас сто семьдесят пять километров, так что мы самый Запад и есть!

– Откуда такая точность?

– Позже расскажу.

– Позже – это сегодня ночью, не так ли, милый? – разыгрывая смущение, она открыла кошелек и помахала скучающему вдали официанту.

– А это зависит от того, кто сейчас заплатит! – твердость в моем голосе заставила ее задуматься.

Пока официант шел к нам, в Маришке отчаянно боролись знойная женщина и заботливая мать. Разошлись миром. Знойная женщина разрешила за себя заплатить, а заботливая мать везла меня к себе на такси…

…Как и полтора года назад, за окном автомобиля замелькали многоэтажки. Только на этот раз мы к ним не свернули, и в роли заботливой матери был уже я. На плече у меня сладко посапывала Танюшка. Похоже, что вместе со встречей с этой удивительной девчонкой судьба решила мне устроить прощальное турне по местам беспутной юности. Я повернул голову в сторону удаляющегося микрорайона. Там, среди окон, что отражали свет фар редких машин, было окно Марины Георгиевны, навсегда оставшейся для меня Маришкой.

Где-то там, позапрошлой осенью, я лежал и смотрел в чужой потолок. Каждый раз, когда внизу проезжала машина, световые квадратики окна пробегали по белой поверхности, цепляясь за огромную трещину, разделившую потолок надвое. Я еще не знал, что так же трещала моя жизнь, и отдыхал от жарких поцелуев и сладострастных эмоций. Рядом пыталась отдышаться Маришка. Я и не подозревал, что с такой комплекцией можно быть такой подвижной!

Теперь, когда буря улеглась, и в голове наступил штиль, сигнальным буем всплыл вопрос: «А ведь я так и не выполнил задание Сруля-детектива!»

– Вспомнил? – прошептала Маришка.

– О чем? – прошептал я в ответ.

За стеной спал ее пятнадцатилетний пацан, и мы надеялись, что наши телодвижения его не разбудили.

– Я чувствую, как ты напрягся! – она положила мне руку на грудь. – Значит, вспомнил, зачем встречались! Да и я не сволочь последняя. Винюсь! Опустила кое-какие детали, потому что у нас все так хорошо шло, и не хотелось портить песню. Ведь тебе тоже было хорошо? – она замерла в ожидании ответа.

– Мне и сейчас хорошо! – я погладил ее руку у себя на груди, а напряжение в этой самой груди достигло предела.

– Обещай, что дослушаешь до конца! Все не так плохо, как может сперва показаться.

– Несогласный я! Если будет не любо, запечатаю твои уста поцелуем! – попытался я отшутиться.

– Хорошо, мой государь! – вторила она с улыбкой в голосе. – Не казни несущего плохие вести!

– Не томи уже!

– Ну, тогда слушай! Весть первая. Белка Юрика не так просто сплавила. Взамен она обещала оформить перевод к себе в аспирантуру чью-то протеже из Екатеринбурга и поставить ее на защиту в следующем году. Ректор успел завизировать перевод и переписал комиссию, планируемую для тебя, на новую девицу.

– А как же я?!

– Про тебя с этой кутерьмой со смертью ректора, наверное, забыли. Во всяком случае, через меня бумаги о твоей защите не проходили.

– Значит, и здесь меня кинули! Но как ректор согласился? Он же знал, что моя очередь!