Помни меня - Лесли Пирс

Пару дней назад Мэри осыпала бы его ругательствами, плюнула бы ему в лицо или даже бросилась бы на него с кулаками, но сейчас у нее не осталось сил для возмущения.

— Нас сейчас отведут туда? — спросила она вместо этого. Ее живой ум подсказывал, что лучше с ним не ссориться.

— Нет, сейчас уже слишком поздно, — сказал он и подхлестнул остановившихся лошадей. — Сначала вам предстоит еще одна ночь в амбаре.

Этой ночью в амбаре спали не только арестанты с двух повозок, прибывших из Эксетера. Они не успели зайти и плюхнуться на грязный пол, как двери открылись снова и к ним присоединилось еще несколько десятков человек.

Они проделали длинный путь из Бристоля и находились в еще худшем состоянии, чем товарищи Мэри. Их одежда превратилась в лохмотья, у всех поднялась температура, а нога одного из них оказалась заражена гангреной — этот запах нельзя было спутать ни с чем.

Кто-то неуверенно попытался завести разговор, спрашивая о друзьях, заключенных в Эксетере и в Бристольской тюрьме Брайдвелл, но главное, что беспокоило всех, — это то, как долго их продержат на корабле-тюрьме до высылки.

— Я слышал, из Грейвсенда сбежала партия заключенных, — заявил мужчина свирепого вида, прибывший из Бристоля. — Охранники открыли огонь и нескольких убили, но остальным удалось уйти. С тех пор всех заковывают в цепи.

Бесси, сидевшая рядом с Мэри, расплакалась.

— Лучше бы уж нас повесили, — всхлипывала она. — Я больше не могу.

Та же мысль посещала и Мэри, но при виде крайнего отчаяния Бесси она воспряла духом.

— С нами все должно быть в порядке, — настаивала она, крепко обнимая женщину обеими руками. — Нам просто холодно, мы промокли и голодны, и поэтому у нас путаются мысли. Через пару дней все будет выглядеть по-другому.

— Ты такая смелая, — прошептала Бесси. — Ты не боишься, как все?

— Нет, — сказала Мэри, не раздумывая. — Теперь я знаю, что меня не повесят.

Глубокой ночью, когда Мэри лежала рядом с другими женщинами, отчаянно пытаясь согреться об их тела, она поняла, что действительно не боится. Ее возмутило то, что с людьми могут так жестоко обращаться. Она испытывала муки совести из-за преступления, которое повлекло за собой такое наказание, с тревогой думала о том, что же будет дальше, но не дрожала от страха. Взглянув правде в глаза, Мэри уже больше ничего не боялась. Она научилась плавать в возрасте шести лет, прыгая в море. После того как Мэри обнаружила, что может держаться на плаву, море перестало страшить ее. Как и все остальное. Она всегда была отчаянной и, рискуя, испытывала приятное волнение. Даже когда она впервые обнаружила, чем зарабатывает на жизнь Томас, она не ужаснулась. Это показалось ей всего лишь интересным приключением, почти шалостью.

Мэри вспомнила, как отец любил повторять о том, что у нее острый ум. Она всегда была умнее, чем ее ровесники или Долли. Мэри схватывала все на лету, задумывалась над тем, как все работает, и быстро запоминала информацию. В ее памяти всплыло, как отец хвастался соседям, что Фоуэй слишком скучен для Мэри и что, несомненно, однажды она сколотит себе состояние.

Как же он будет смотреть людям в глаза, когда новость о ее преступлении опубликуют в «Западном экспрессе»? Он не умел читать, но в Фоуэе было множество грамотеев, которые с удовольствием передадут ему такую сенсационную новость.

Осознание того, что она находится в каких-то сорока милях от дома, вызвало у Мэри невероятную тоску. Она представила, как мать сидит на табуретке у камина и что-то штопает. Мэри походила на мать: те же густые вьющиеся волосы, которые она заплетала в тугую косу и закручивала вокруг головы, те же серые глаза. Когда Мэри была маленькой, она любила наблюдать, как мать расплетает косы поздно вечером, пробегая по ним пальцами, пока волосы не падали темной сияющей копной на ее плечи. Из обычной женщины она сразу превращалась в красавицу, и Мэри с Долли часто спрашивали, почему она не оставляет волосы распущенными, чтобы все могли ими восхищаться.

— Тщеславие — это смертный грех, — отвечала мать обычно и, тем не менее, всегда улыбалась, потому что ей было приятно иметь красивую тайну, невидимую для всех и известную только в их семье. Мать всегда сдерживала свои чувства, и девочки с самого раннего возраста научились определять ее настроение исключительно по ее поведению. Когда она сердилась, то стучала горшками и яростно ворошила угли в камине; когда была обеспокоена, просто молчала. Мать проявляла свою любовь сдержанно, лишь изредка погладив нежно по щеке или обняв за плечи. И все же теперь, когда Мэри знала, что больше никогда не увидит мать, эти маленькие жесты казались такими бесценными и важными.

Мэри вспомнила, как мать обняла ее на прощанье в то последнее утро, когда она покидала Фоуэй. Мэри в свою очередь не обняла ее как следует, потому что так торопилась уйти. Именно это будет последним воспоминанием ее матери: дочь, которая уехала, равнодушно хихикая, и которую она никогда больше не увидит.

Глава вторая

К счастью, когда заключенным велели покинуть амбар на следующее утро, дождь перестал. Но небо все еще было серым, резкий ветер дул с реки, и все арестанты сбились в кучу, чтобы согреться.

Весь завтрак состоял из воды и куска черствого хлеба. Мэри посмотрела на тюремный корабль «Дюнкирк» и убедилась, что он действительно такая развалина, как ей показалось вчера в вечернем полумраке. Она догадалась, что кормить там станут не лучше, чем в Эксетере.

И все же настроение у нее было более приподнятым, чем вчера. Несмотря на промокшую одежду, она достаточно хорошо выспалась, и к тому же сегодня не нужно никуда ехать. Мэри понимала, что в ближайшее время о побеге и думать нечего. Ее удерживали не только кандалы, избавиться от которых она не надеялась. На набережной было полно моряков, вооруженных мушкетами и наблюдавших за арестантами.

Десятки кораблей разных размеров покачивались на волнах, перевозя пассажиров через реку или подвозя товары к большим кораблям, стоявшим на глубине. Сегодня Мэри не чувствовала запаха тюремного корабля, но она не знала точно: то ли это происходило потому, что ветер изменил направление, то ли этот запах просто померещился ей прошлой ночью? Было приятно вдыхать свежий воздух, и если не обращать внимание на товарищей по заключению и на голод, а просто упиваться пейзажами, звуками и запахами, то можно представить, что она дома в Фоуэе.

В полдень Мэри все еще ждала на набережной и все еще оставалась прикованной к четырем женщинам. К этому времени нескольких мужчин-арестантов перевезли на лодках на «Дюнкирк», и женщины наблюдали, как те поднимаются по трапу на палубу и исчезают из виду. Но затем интерес к этой процедуре пропал. Большинство арестанток пыталось привести в порядок свой внешний вид, причесывая или заплетая волосы, залечивая раны от кандалов на лодыжках. Каждая, у которой были с собой пожитки, рылась в них в поисках другого платья или нижней юбки.