Наш испорченный герой. Встреча с братом - Мун Ли

Наш ко всему равнодушный учитель обычно оставлял Сок Дэ право наказывать за мелкие проступки по своему усмотрению. И староста, что бы там ни говорили сами наказанные, пользовался своим правом так, что внешне всё выглядело безупречно справедливым. Допустим, кто-то из его подручных был пойман вместе со мной на одном преступлении. Тогда Сок Дэ перед лицом всего класса налагал на нас одинаковые наказания — давал задание сделать то-то и то-то. Но ведь только Сок Дэ и его свита решали, когда задания выполнены, — и тут ко мне относились так, что я только скрипел зубами. Например, если нас посылали мыть туалеты, то их отпускали после того, как они чуть повозят там шваброй. А мне предписывалось отмыть все пятна на полу и только потом идти домой. Вот в чём было дело.

Я думаю — хотя это только догадки, — что и в других случаях Сок Дэ злоупотреблял своей властью, чтобы навредить мне. Например, меня никто не извещал, что завтра будет проверка внешнего вида — а все об этом знали. Или вот был случай: я шёл в школу рядом с повозкой, запряжённой лошадью, зацепился и порвал пиджак — и в тот же день ни с того ни с сего объявили осмотр школьной формы. И так постоянно. В результате учителя стали считать меня самым трудным учеником, причём не только в нашем классе, но и на всём потоке.

При такой жизни я не мог как следует учиться. Когда меня сюда перевели, у меня было твёрдое намерение стать первым учеником. Но теперь мои оценки становились всё хуже и хуже, так что к концу семестра я был только где-то в середине списка по успеваемости.

Конечно, нельзя сказать, что я спокойно на всё это смотрел. Наоборот, я делал всё, что от меня зависит, чтобы исправить ситуацию. Первым делом я попытался подключить своих родителей, попытался объяснить отцу, в какую заварушку я попал. Но отец мой из-за своих несчастий стал к тому времени совсем не тот — он стал похож на нашего ко всему безразличного учителя.

— Ну что ты за идиот! — говорил он мне. — Не давай на себе ездить. Если у тебя не хватает силёнок с ними бороться, то что — нет камней или палок? И старайся стать первым по учёбе. Тогда тебя будут уважать…

Я очень волновался и поэтому не мог объяснить отцу всё как надо — это тоже играло свою роль. И вообще отец считал всё это детской глупостью — мало ли что там бывает у этих мальчишек? А если он сердился, то у нас вообще не получалось разговора.

Оставалась мама — она была единственным человеком, который пытался что-то понять. Она, конечно, волновалась, нервничала, принимала всё близко к сердцу. Послушав наши разговоры, она решительно отодвинула отца в сторону и приступила ко мне с расспросами. На следующий день рано утром она отправилась в школу. В глубине души я надеялся, что мама что-нибудь сделает, но всё оказалось тщетно.

— Почему ты стал таким мелочным и завистливым? А оценки, твои оценки — это ты как объяснишь? Что с тобой происходит? А теперь ещё выясняется, что ты лжёшь даже мне! Я встретилась с твоим учителем. Мы говорили с ним два часа. И этого мальчика — как его? — Ом Сок Дэ, я тоже встретила. Такой милый, открытый, понятливый ребёнок. Лучший ученик…

Мама как будто ждала, когда я вернусь из школы: она начала свои нотации прямо с порога, и продолжались они добрых полчаса. Но я уже не слушал то, что она говорила. Я не просто пал духом, я был в отчаянии. И сейчас я думаю не без гордости: а ведь после всего этого я сумел ещё некоторое время продолжить борьбу.

Но борьба уже близилась к концу. Семестр заканчивался, и я чувствовал себя вымотанным. Боевой задор исчезал, а ненависть, которая поддерживала во мне желание мести, постепенно притуплялась. С начала нового семестра я только и ждал возможности, чтобы показать, что сдаюсь, но, как назло, такой возможности не предоставлялось. Причиной этого было то, что, хотя борьба продолжалась уже давно, я ни разу не столкнулся с Сок Дэ напрямую, лично. Обычно или кто-то из его свиты цеплялся ко мне, или речь шла о нарушении правил поведения, или же Сок Дэ наказывал меня официально, пользуясь своей властью старосты. Он никогда не говорил со мной, более того — мы даже никогда не встречались взглядами. В результате я, уже сдавшись внутренне, продолжал оставаться изгоем в классе. Но вот однажды всё изменилось.

Это был день большой уборки в классе накануне прихода инспектора. Все уроки после второго отменили, и каждый из нас получил какое-то задание: мыть пол в классе, приводить в порядок нашу клумбу или подметать во дворе. Работы хватало, надо было всё вычистить и выдраить. Мне досталось вымыть два здоровых окна. Это были окна, разделённые вертикальными и горизонтальными планками на восемь окошек каждое. Так что, если считать с двух сторон и умножить на два окна, получалось тридцать два таких окошка. Это не так мало, но если сравнивать с тем, что делали другие, — а они драили пол в классе и коридоре и даже смазывали его воском, — то не могу сказать, что меня перегрузили работой.

Наш классный руководитель, как всегда, показал себя. Учителя в других классах вовсю распоряжались уборкой, а наш едва взял на себя труд распределить обязанности, а потом переложил всё на Сок Дэ и отправился домой. Если бы это случилось в те дни, когда я открыто воевал со старостой, меня бы это расстроило, но теперь я был даже рад. Я решил, что если сделаю свою работу хорошо, то Сок Дэ должен меня оценить. До тех пор я всегда возмущался, если мою работу проверял староста, а не учитель, и если уж приходилось сдавать ему, то я всё делал спустя рукава.

Я приложил максимум усилий. Во-первых, я с помощью мокрой тряпки отчистил всю грязь, которая накопилась на раме и стёклах. Затем вытер всё сухой тряпкой. Потом отчищал всё газетой, потом белой бумагой, при этом дыша на стёкла, чтобы стереть мельчайшие пятнышки. Всё это заняло немало времени, так что, когда мои окна засияли, почти все ребята уже давно выполнили свои задания и гоняли мяч во дворе — вместе с Сок Дэ. Как обычно, в команде, где был староста, было меньше игроков, но она тем не менее выигрывала.

Как только я подошёл сказать, что всё готово, Сок Дэ, который в этот момент вёл мяч, отпасовал его другому игроку и с готовностью отправился со мной смотреть работу. У него был вид человека, который добросовестно выполняет указания учителя. Он тщательно рассматривал мои окна, а я стоял рядом, стараясь унять сильно бьющееся сердце. Мне казалось, что мои окна выглядят несравненно чище, чем у других ребят. Я решил, что если он справедливо отнесётся к моей работе, то и я, со своей стороны, постараюсь быть с ним помягче, чтобы он видел, что я уже не держу на него зла. Однако всё вышло совсем не так. Сок Дэ ещё минутку поизучал окна, а потом сказал:

— Так не пойдёт. Остались пятна. Почисти-ка их ещё раз!

И он двинул назад, на поле, а я остался, весь красный. Я хотел что-то возразить, но, прежде чем я успел открыть рот, Сок Дэ был уже на другом конце поля. Я сделал над собой усилие и ещё раз спокойно осмотрел свои окна. На нескольких рамках слева действительно были потеки грязной воды. Я подумал, что хорошо, что я не начал спорить, и принялся за эти пятна. По ходу дела я заметил ещё несколько потёков и пятен, стал их отчищать — и потому доложить о готовности смог только спустя значительное время. К тому времени уже все, кто был занят уборкой — и в классе, и во дворе, — освободились и отправились на поле. За одну команду играло тринадцать человек, за другую одиннадцать — это всё были самые спортивные ребята в классе, и играли они настоящим кожаным мячом, бог знает откуда взявшимся в то время. Чтобы не прерывать матч, который был в самом разгаре, я решил подождать. Когда Сок Дэ забил гол, я подошёл к нему и сказал, что всё готово. И в этот раз, как и в предыдущий, Сок Дэ без проволочек пошёл за мной. Однако результат оказался всё тот же.

— А вот тут мушиное дерьмо — ты это видел? Давай-ка отмой его и ещё вот эту грязь в углу.

На этот раз я не вытерпел и выразил робкий протест. Я показал ему на окна, которые мыли другие ребята, но Сок Дэ холодно прервал меня, даже не взглянув на эти окна:

— Они — это они, а ты — это ты. Твою работу я принять не могу.

Его тон давал понять, что я — это особый случай, который требует очень тщательной проверки. Видя, что ничего не поделаешь, я снова влез на подоконник и тщательно исследовал каждый уголок всех тридцати двух окошек. На этот раз я уже не ждал, что меня похвалят: мне хотелось только, чтобы он принял мою работу.

Но и в третий раз Сок Дэ к чему-то придрался и заставил меня переделывать. Я улыбался жалкой, заискивающей улыбкой, но всё без толку. Он сказал, что работу принять не может, и отправился вместе с другими купаться на близлежащую речку. Они ведь вспотели, пока играли и бесились, — солнце ещё светило вовсю, хотя была уже осень.

Я же залез на подоконник в четвертый раз и взялся за свои окна. Но сил у меня уже не было, мне было трудно пошевелить даже пальцем. Я сел на подоконник и безвольно смотрел, как Сок Дэ и ребята уходили через задние ворота в сосновую рощу, исчезая в дымке. Я понимал теперь, что, как бы я ни работал, это ничего не изменит, всё зависит от воли Сок Дэ и делать что-то не имело смысла.