Лето страха - Т. Паркер

Что греха таить, меня съедала обида — каких высот он достиг в службе шерифа! Причем не взбираясь с трудом по иерархической лестнице, не проходя всех ступеней, что обязаны пройти простые смертные. Я угадывал в нем дипломата, неуязвимого, непредсказуемого, что ходит выверенными кругами как вокруг меня, так и вокруг сотрудников, способных причинить ему хоть какое-нибудь неудобство и проделавших весь тяжкий путь до занимаемых ими постов. И я вынужден признать также — меня взбесили ум и ясность языка его диссертации. Что скрывать, я попросту завидовал ему.

Правда, при этом я прекрасно понимал, как нелепы его намеки на то, что он станет помощником шерифа, и догадывался: его проницательность в определении характера Кэри Клауха — следствие, по крайней мере отчасти, родственных бурь, происходящих в его собственной, трижды отвергнутой душе.

Четырьмя годами позже, когда я работал над «Путешествием вверх по реке», я убедился в том, что Вальд не так уж и гениален. Он поделился со мной поистине удивительным проникновением в разум убийцы, в тот момент поразившим меня (убийца — сорокаоднолетний полубезработный мясник по имени Арт Крамп), но позже оказалось: большинство «озарений» Вальда лишь запутывают дело, никуда не годятся, просто-напросто отбрасывают следствие назад. Тем не менее я вставил Вальда в свою книгу, чем сильно смутил его.

Зато в процессе долгих бесед с Эриком я понял, почему Эмбер увлеклась им: ее всегда тянуло к мужчинам, которые умеют причинять боль. И с минуты нашей первой встречи с Вальдом я знал: его ярость, если она вырвется на волю, окажется непредсказуемой и неистовой.

...Итак, я позвонил агенту Эмбер Рубену Зальцу, представился Эриком Вальдом и спросил его, была сегодня Эмбер на съемках или нет.

Тот засмеялся, причем так, как могут смеяться лишь очень занятые и очень солидные люди.

— Минутку, — сквозь смех выдавил он, и тут же в трубке зазвучал голос, услышать который я ожидал меньше всего.

— Говорит Эрик Вальд! А вы кто такой?

Я назвался. Эрик тоже захохотал.

У него — низкий, ровный баритон, чем он очень гордится.

Следом за ним снова засмеялся Рубен.

Когда веселье иссякло, я спросил Эрика, была ли Эмбер на съемках или нет.

— Почему ты спрашиваешь?

— Это по поводу Грейс.

Я всегда был неплохим обманщиком. Грейс — дочь Эмбер.

— Почему ты не поговоришь о Грейс с самой Грейс? Она уже большая девочка.

— Я знаю это, Эрик. Только вот найти ее бывает довольно трудно. Я надеялся, Эмбер сможет...

— Найти Эмбер ничуть не легче. Она собиралась работать сегодня, что-то с шампунями... но так и не объявилась. Никто не знает, где она может быть. Рискуя потерять пять тысяч долларов в час, Рубен уже превратился в дрожащий комок тревоги и хищной алчности.

Я постарался придать своему голосу самый безобидный оттенок.

— Может, просто приболела и осталась дома?

— Рубен через каждый час названивает ей. Да и ты, наверное, тоже, если она тебе действительно так уж нужна. Рубен не оставляет попыток. Он даже дома у нее побывал, только что вернулся.

У меня в крови снова заметались демоны.

— Может, проспала?

— Расс, я же сказал тебе, никого дома нет. У Рубена, как у заинтересованного лица, есть ключ от входной двери.

Это было одно из тех мгновений, когда сознание мутится, тяжесть в груди с каждой секундой увеличивается и может раздавить тебя. Возникло ощущение, что мое сердце колотится непосредственно о ремень безопасности. Я врубил кондиционер на полную мощность и направил струю воздуха прямо себе в лицо. Но как же мог Рубен не заметить? Поднимался ли он наверх?

— Ну ладно, — проговорил я, пытаясь контролировать дыхание. — Ты знаешь Эмбер...

— Мы знаем Эмбер, — поправил он меня. — Если я первый разыщу ее, скажу, чтобы она нашла тебя, что ты интересуешься ею. Хе-хе.

— Хе-хе. Я сделаю то же самое.

Попытавшись придать своему голосу нормальный тембр, я сменил тему разговора.

— Что говорит тебе твой внутренний голос по поводу Эллисонов и той мексиканской пары?

— Пока я согласен с полицейскими. Ты с Марти уже поговорил?

— Естественно.

— Я тоже. Еще на прошлой неделе. На мой взгляд, это выглядит ужасно. Травма нанесена тупым предметом. Те, кто делал это, — жестокие люди, очень дерзкие и наверняка безнравственные. Порой они наклеивают бороды. Порой считают себя кем-то вроде туристов, любителей природы. Конечно, у них возникают свои проблемы. Например, с этими самыми тупыми предметами — оставить их или выбросить. Знаешь, что заинтриговало меня? Их жертвы принадлежат к национальным меньшинствам. Чувствую, здесь замешаны расисты, архиконсерваторы, неофашисты из «Общества Джона Бэрча» Апельсинового округа, черт знает кто. В общем, Расс, держись за это дело — может быть, по этим материалам напишешь новую книжонку. Кстати, не далее как вчера я зашел в «Корону». Там твой бестселлер «Под знаком Скорпиона» идет по доллару девяносто восемь центов. В твердом переплете.

Двухдолларовая полка в «Короне»! Да это же просто насмешка! С другой стороны, книга всегда книга — сколько бы она ни стоила, в нее вкладываешь огромный труд, и кое-кто вкладывает свой труд в переплет.

— Не так уж плохо создать книгу! Стоило рискнуть.

— Абсолютно верно. Я купил шесть штук. На подарки, понимаешь?

— Спасибо. Эрик. Ну а ты-то как? По-прежнему наслаждаешься званием финансового короля при Эмбер Мэй?

— Точно. Обсуждение с мистером Зальцом каждой из многочисленных финансовых проблем Эмбер для меня просто бальзам на душу. Неудивительно, что она доверяет мне только незначительные суммы, «жидкую диету», как она сама это называет.

Это мне очень даже понятно. Скаредность Эмбер и ее сверхосторожность во всем, что касается денег, известны мне с самого начала наших отношений — еще когда она была девчонкой и имела все основания именно так вести себя. Я вспомнил едкое замечание Марти Пэриша, сделанное им несколько лет тому назад, после того как Эмбер «оформила» их развод и уплатила ему семьдесят пять тысяч долларов. Со злостью на нее, что она бросила его, Марти в сердцах сказал: «Ее бумажник более тугой, чем ее задница».

Не мог ли он затаить на нее обиду? На то, что бросила его? Или на то, что от своих миллионов отщипнула ему так мало?

И тут же я вспомнил в эту минуту: мне Эмбер тоже предлагала семьдесят пять тысяч — в качестве отступного, лишь бы я отказался от бракоразводного процесса. Впрочем, я и не собирался затевать с ней судебной тяжбы. Но до сих пор помню горько-комичные битвы с ней.

Кстати, что бы не отдал я сейчас, почти двадцать лет спустя, за то, чтобы иметь на своем счету в банке семьдесят пять тысяч долларов!

— Я даже ощущаю исходящий от этих чеков аромат ее духов, — сказал Эрик. — Так и оттрахал бы их, если бы мог задержать у себя. Это поразительно, что такая красивая и яркая женщина может быть такой глупой. Кстати, о красоте. Как Иззи себя чувствует?

— С Изабеллой все в порядке.

— Страховка делает то, что ей полагается делать?

— Да.

— Скажи мне, если вам понадобится моя помощь. Мы, отверженные, должны поддерживать друг друга.

— Мы шибко гордые.

— Только будь поосторожнее, Расс, и больше не пытайся выдавать себя за меня. Для того чтобы тебя боялись, ты недостаточно ловок, красив и опасен.

— Но у меня такой же занудистый характер, как у тебя.

— Мой будет позанудистее. Он исходит из самой моей природы.

— И когда же ты им обзавелся?

Глава 5

В тот вечер я готовил обед для Изабеллы в состоянии угнетения и полнейшего отчаяния.

Наши обеды всегда представляли собой довольно сложные процедуры, потому что Изабелла раньше сама отменно готовила, а сейчас очень любила поесть — стероидные гормоны, которые она принимала, чтобы замедлить развитие опухоли в голове, сильно подогревали ее аппетит. Меню разрабатывала она. Я же лишь следовал ее указаниям, стараясь выполнить их как можно лучше. Служанка обычно готовила завтрак и ленч, после чего уезжала домой. Обеденное время принадлежало нам двоим.

Как и всегда, Изабелла будет сидеть в своем инвалидном кресле и держаться постарается подчеркнуто прямо. К тому времени она уже успеет отдохнуть — в долгом послеполуденном сне, который иногда начинается сразу после ленча. Я стану суетиться, чтобы угодить Изабелле. А когда обед будет готов, откупорю бутылку вина, и мы начнем трапезу с него. И, конечно же, начнется нескончаемый разговор.

Будет все так же, как в старые добрые времена, если, конечно, уместны слова «так же» и «старые добрые времена» после того, как тебя разбил почти полный паралич, почти совсем отнялись ноги, когда тебе поставлен диагноз — «неоперабельная опухоль», когда ты подвергаешься экспериментальным процедурам лечения радиоактивными зондами.

На самом-то деле все у нас сейчас совсем не так, как в старые времена. Изабелла не может спокойно, даже краем глаза, глянуть на свои фотографии прежних лет. Та улыбающаяся черноволосая женщина, что с них смотрит на нее, кажется ей отмеченной некоей Божьей благодатью, которой она лишилась.