Сказка о городе Горечанске - Ольга Фикс

– Да врешь ты, Колян! От Горюнова до Горемычек даже и до Вторых, не то что до Третьих, и за три часа ни в жисть не добежать! А уж за два! Совсем ты меня, гляжу, за лоха держишь.

– Дак со страху чего только не сделашь.

– А чего ты так испугался-то? Сам же говоришь – с рогами. Не с зубами же.

– А я чего, знаю, что ли? Может, у него там до кучи и зубы тоже будь здоров какие были. Я ж не проверял.

– Чего?! Колян, у тебя в школе что по биологии было?! Ясно же, что раз с рогами – значит, без зубов.

– Хм. Ну, это, может быть, тебе ясно…

– Да всем это ясно! Нет, Колян, ты, знаешь чего, ты на занятиях-то со мною лучше садись. А то, если ты еще до конца первого семестра за двойки отсюда вылетишь, тетка Поля мне этого ни за что не простит!

– Да че, мы и так ведь уже давно сговорилися вместе сидеть. Я разве против?

На Аню они, казалось, больше не обращали внимания. Но когда она шла мимо них с тарелкой, Митяй, тот что повыше, нарочно подставил ей ногу. Аня покачнулась, но удержалась, и не упала. А вот котлета – нет. Котлета слетела с тарелки и залетела под чужой стол.

Парни громко загоготали. Аня вспыхнула и, едва сдерживая слезы, выбежала из столовой.

На дорожке перед домом ей встретился Костя – умытый, в чистой темно-синей, в цвет глаз, футболке.

– Эй, ты чего такая? Обидел кто? Скажи кто – я с ним разберусь.

Аня горько вздохнула.

– Вот Костя… вот чего они все… со мной так?

Костя задумался. Машинально сорвал из под копыт и пожевал травинку.

– Понимаешь, Ань… очень уж ты нездешняя. Но это ничего. Мне, например, даже нравиться.

Тут он вдруг, непонятно отчего, вспыхнул, встряхнул головою, и ускакал.

*

– Из самой Москвы-ы?! Ну, и с кем же мне тебя, это, селить прикажешь – с лесными или с деревенскими? – всерьез озадачилась комендантша.

– Теть Зоя, – вмешалась рыжая девочка, – ее на первый этаж надо. У нее ж собака!

– Цыц, Лизка! Чтоб я этого больше не слышала! Сама знаешь, с собаками не положено!

У Ани сразу куда-то ухнуло сердце.

– Так это… на первый значит.. Сейчас мы, это, того, значит, поглядим. О! Вот, я гляжу, 113-я как раз свободна. Ты, значит, это, ключ бери, и белье. Вот – наволочка, простыни и два одеялка. Простыни менять раз в две недели. Лизка, а ты, это, пойди с ней, и покажи, значит, куда и чего.

Растерянная Аня взяла протянутые ейвещи, и уныло потащилась за рыженькой Лизой, размышляя на ходу, как ей теперь быть с Бутсом.

Они немного спустились с холма, и тут, из-за деревьев, на склоне перед ними выросло неожиданное, как мираж, огромное здание. Высоченное по здешним меркам, и вполне на вид современное. Четыре этажа стекла и бетона. С антеннами, флюгерами, и с кучей еще всяких непонятных конструкций крыше.

– Вот! – гордо сказала Лизка. – Эт тебе не хухры-мухры, а наша общага. Еще в восьмидесятые выстроили. С целью поддержания Продовольственной Программы. Эх! Кто ее сегодня помнит-то, Программу! А дом – вот он, стоит! Правда, – фыркнула она, – местами уже рассыпается. И холодрыга тут зимой, учти, жуткая! Стенки-то тоненькие, прям, как в городе. А других-то домов кругом нету, чтоб его от ветру прикрыть. Ну да тебе чего бояться? Купишь в сельмаге еще одеяло, перед сном пожарче натопишь, и, главное, собаку под бок. Вон он у тебя какой теплый, пушистый – с таким в постели ни за что не замерзнешь!

– Так комендант же сказала – нельзя с собаками?

– Чего?! И ты поверила?! То-то я смотрю, идешь, как в воду опущенная! Не боись! На первом этаже всегда все с собаками живут! Тут фишка в чем? Чуть когда какая проверочья морда сунется, все сразу окна настежь, и собакам своим: «барьер!» Ну, собаки, натурально, в окно сразу все сигают. Те в комнату входят, видят – никаких собак нет, все в порядке. Галочку ставят и уматывают. Все тогда немедленно орут шепотом: «ко мне!», и собаки заскакивают разом обратно. Тут удобно: не высоко, и окна жилых комнат нигде не на вход выходят, а только все на реку и подлесок. Да ты сейчас сама увидишь!

– Да-а? – все еще недоверчиво протянула Аня, которой не так-то легко было сразу успокоиться и прийти в себя. После такого-то страха! – А комендант что, не знает что ли? И эти, которые с проверками ходят?

– Да все знают, конечно! Но всем же на самом деле по фигу! Всем же лишь бы внешне порядок соблюсти, а так-то каждый делай себе что хочешь. Главное, чтоб в глаза не бросалось, и другим не слишком мешало. Потому что тогда это уже будет наглость. Официально-то оно, конечно, с зверьем в общаге нельзя. Да только если насчет этого всерьез заморочиться, тут пол общаги сразу выселять придется. Ох! Да говорю ж я тебе – не ссы! Бояться – скажу я тебе, вообще, последнее дело! Ты ж ведь и сама, гляжу, не из робких. Это ж страшно сказать, в такую даль из Москвы заехала! За три девять земель забралась! Это ж даже подумать страшно!

Лизка помолчала. И вдруг совсем другим тоном, робким, заискивающим, попросила:

– Расскажешь, как там у вас в Москве? Ну, куда все ходят, чего вообще делают? А то ж я никогда не была. Только из телевизора если. Но ведь в телевизоре что Москва, что Америка – и краски другие, и звуки не настоящие. А вот как оно там по-настоящему все? Вот мне что интересно.

– Расскажу, конечно. Только я ведь, если честно, не очень-то и знаю про всех. Там у нас как-то каждый сам по себе.

*

Комната оказалась довольно большой. Правда, и рассчитана она была на двоих. Окно в полстены выходило на реку. Желтенькие, в цветочек обои. Когда-то веселенькие, они и сейчас выглядели вполне себе ничего, хотя выгорели, конечно, изрядно, и кой-где от стен отставали.

Две кровати вдоль стен. К кроватям вплотную приткнуты тумбочки. У двери гардероб – большой, вместительный, вделанный по-городскому в стенку.

А посреди комнаты – Аня глазам своим не поверила! – красовалась печка. Выложенная белым кафелем, с высоко в потолок уходящей трубой.

– Ой! – воскликнула Аня. – А это… вообще… как? Она… настоящая?

– Ясный фиг! Дрова для нее будешь брать в подсобке, на улице. Пойдем, сейчас покажу. Ты растапливать-то умеешь?

– Нет, кажется, не умею. Нет, точно не умею. Ну, то есть, я никогда еще в жизни не пробовала…

– Да, ладно, научишься! Ничего сложного!

– Но, Лиза, зачем она тут вообще?

В железо-бетонном доме, в нормальной, почти городской с виду, комнате печка смотрелась довольно нелепо.

– Тут же должно быть центральное! Не может быть, чтобы не было! Ну да! Вот же под окном, батарея.

– Ха! И ты, небось, думаешь, она греет?

– А нет, что ли?

– Не-а. Хотя батя говорит, в первые года вроде батареи здесь грели. Но и тогда не то чтобы шибко. А потом зимой как-то трубы в котельной полопались. Зима, вишь, неожиданно для всех суровая выдалась. Можно подумать, здесь другие какие-то зимы бывают. Ну, и все. Копец котенку. Денег на ремонт не нашлось. Слава еще Б-гу, что строители наши, здешние, заранее о таком подумали, и печи эти здесь по всему зданью везде сложили. На плане-то их не было, конечно, сперва.

– А как это они так – без плана? Так разве можно?

– Ну как-как. Как обычно. Мужики сели, помозговали и сообразили. Да батя мой, он, ежели его петух жаренный клюнет, что хошь придумает. А то же это подумать только – в наших местах и без печки! Тем более, тут же детЯм ихним спать. Нам в смысле, то есть.

– А ты разве тоже в общаге живешь? Я думала, ты местная.

– В смысле, из Учгородка? Не, я из Третьих Горемычек. Проселком семь километров. Пешком не находишься, а ходить через лес вечером, после занятий, стремно. Автобус раз в три дня только. Вот в пятницу, на выходные, как раз и поеду.

– А ты на каком курсе?

– Да на первый поступаю, как ты. Вместе учиться будем. Ты ж на ветеринарию, верно?

– Да. А откуда ты тогда все так хорошо знаешь?

– А я потому что третий год каждые каникулы уборщицей здесь работаю. В году-то тут уборщицы лишние не нужны – студенты сами все прибирают, или там еще комендантша где чего вымоет. А летом-то народ разъезжается, комендантше одной не под силу, вот и нанимают со стороны.

– Третий год! Это сколько же тебе было?

– Седьмой класс. Тринадцать. Большая уже была, довольно-таки. Да раньше б батя и не отпустил одной в общаге тусить. До того я в каникулы при мамке на ферме вкалывала. Она дояркою у меня. Но надоело, честно сказать. Да и не высыпаешься с этими дойками толком никогда – то в три утра дойка, то ночью в одиннадцать. Фляги эти таскать – руки отваливаются. Здесь-то по сравненью с фермой нирвана. Помыла, где тебе сказали – и гуляй!

– Ничего так работенка для ребенка! И много тебе здесь платят?

– А я знаю? Деньги же родителям отдают, а наш брат за них только пашет. Вот начну с этого года стипендию получать – может, копейку какую-нибудь и урву для самой себя. А что? Соберу на билет, и рвану, Москву твою посмотрю. В гости к тебе приеду – не выгонишь?