Мое седьмое небо - Люси Монро

– Я планирую жениться на вашей дочери.

Гарри откинулся на спинку кресла, будто слова Максвелла ударили его физически:

– Я не Джереми Арчер. Я не продам дочь ради будущего своей компании.

– А я не пытаюсь ее купить. – Хотя Максвелл не считал, что Виктор купил Мэдисон.

– Вы ее любите? – спросил Грейсон.

– Это касается только меня и Роми.

– Она моя дочь. Я хочу, чтобы она была счастлива.

– Правда?

– Конечно. Как вы можете сомневаться? Я не Джереми Арчер. Я не продам Роми, чтобы спасти компанию, которая не на грани разорения, что бы там ни говорил этот ублюдок.

– Но вашу компанию могут перекупить и поглотить.

– Роми не будет приложением к этой сделке.

– Нет. Но речь о вашей трезвости.

– Что? Этого не было в контракте. – Грейсон посмотрел на контракт, присланный из офиса Максвелла два дня назад.

Максвелл вытащил пачку бумаг из портфеля:

– Нет. Об этом сказано в дополнительном распоряжении к завещанию.

Вчера вечером Максвелл понял, что Роми вполне может понадобиться более мощный стимул для согласия с его планами. Если он хочет дать Роми нечто большее, чем сохранение компании отца от поглощения другими дельцами, то обязательно применит подобную мотивацию.

Грейсон стал болезненно бледным, читая распоряжение к завещанию:

– Я не обязан соглашаться. Моя жизнь никого не касается.

– И все-таки я решил вмешаться.

– Как и в дела моей компании.

– Неужели вы предпочли бы дискутировать с Джереми Арчером?

– Я предпочел бы Виктора Бека.

– Виктор не захочет объединять компании. Он просто поглотит вашу компанию. – Виктор Бек был столь же безжалостным бизнесменом, что и Максвелл Блэк.

– Я не лягу в реабилитационную клинику.

Максвелл не стал спорить. Он знал лучше, что Гарри Грейсон согласится.

Поэтому он спросил:

– Вы задумывались, как ваша смерть от алкоголизма навредит вашей дочери?

– Она взрослый человек.

– Который будет горевать после вашей смерти и обвинять себя в том, что не смогла вам помочь. У нее очень нежное сердце.

– Не надо мне об этом говорить. – Грейсон свирепо посмотрел на Максвелла. – Я хорошо знаю свою дочь.

– Тогда вы должны знать, как на нее повлияют ваши действия.

– Она за меня не отвечает, – как-то не слишком уверенно ответил он.

– Она ваша дочь, и вы за нее отвечаете, – произнес Максвелл.

– Да, конечно.

– Несмотря на то, что она взрослая?

– Да, – выдавил Гарри Грейсон.

– Тогда вы должны лечиться ради нее.

– Это не так просто.

– Жизнь вообще штука сложная.

– Я тоскую по ее матери, черт побери! – воскликнул Гарри.

Максвелл не стал говорить, что пожилой мужчина слишком долго топит тоску в вине. И, вероятно, постоянное опьянение не позволяет ему жить дальше.

– Вы должны лечь в реабилитационную клинику и оставаться там, пока вас не выпишут, – произнес Максвелл.

– Не выйдет! – Грейсон швырнул документы на стол. – Я должен пробыть там до конца жизни?

– Нет. Вы останетесь там, пока не научитесь справляться со своим горем.

– Проблема уже не только в моем горе, – признался Грейсон, удивляя Максвелла.

Он не догадывался, что старик знает о масштабе своей проблемы.

– Значит, у вас есть более веская причина решить свою проблему немедленно, – настаивал Максвелл.

– Не все так просто.

– Я не согласен, – сказал он.

– Тогда сами отправляйтесь в клинику.

– Мне не нужно лечиться. А вам необходимо.

Гарри Грейсон отчаянно сопротивлялся:

– Я не обязан подписывать этот контракт.

– Мне не нужно слияние с вашей компанией. Я могу завладеть ею без вашего участия. На карту поставлено нечто иное.

– Что именно?

– Благополучие вашей дочери Роми.

– О чем вы, черт побери, говорите?

– Вы не причините ей боли. Никак. – Максвелл был уверен, что для Роми здоровье Гарри Грейсона дороже ее собственного комфорта.

– Она не позволит вам забрать у меня компанию, – резко, но обеспокоенно произнес Грейсон, зная, что говорит неубедительно.

– Вы недооцениваете мое умение убеждать. – Максвелл напротив ничуть не сомневался в собственных способностях.

– А вы недооцениваете ее преданность и силу любви.

– Вы хотите, чтобы она вас потеряла? – сказал Максвелл.

– Вы не остановитесь ни перед чем, – заметил Гарри.

– Моя репутация вам известна.

– Известна. Поэтому я и удивился вашему предложению о слиянии компаний.

– Соглашайтесь с моим предложением.

– Зачем? Чтобы вы не забрали то, что хотите?

– Ради Роми.

Грейсон скривился:

– Она примерная дочь.

– И она заслуживает здорового отца.

– Должно быть, она вам небезразлична, иначе бы вы не настаивали. Ладно. Я подпишу контракт. И дополнительное распоряжение к завещанию.

– Хорошо.

Максвелл вызвал по телефону своего телохранителя и личного помощника по административным вопросам, чтобы они засвидетельствовали контракт. Его второй помощник – лицензированный нотариус – заверил контракт.

– Ваша находчивость пугает, – сказал Грейсон Максвеллу.

Максвелл не возражал.

Через пятнадцать минут Гарри Грейсон чертыхался, когда его вещи собрали, а Максвелл приставил к нему телохранителя-няньку, который должен был отвезти его в реабилитационный центр.

Роми впорхнула в дом в пять минут после полудня, чувствуя себя посвежевшей.

Экономка миссис Кей сообщила, что в гостиной ее ждет мистер Блэк.

Он снял пиджак и повесил его на спинку стула и ослабил галстук. Красивые брюки облегали его мускулистые бедра, пока он сидел на диване. Напротив Макса, на журнальном столике, лежали альбомы с семейными фотографиями Грейсонов.

Максвелл поднял глаза от открытого альбома, лежащего на его коленях:

– Твоя мать была красавицей…

– Да. – Роми положила сумочку и пересекла комнату.

– Ты похожа на нее. – Он кивнул на альбом. Ей пришлось присесть рядом, чтобы увидеть фотографии.

Было бы несправедливо отказаться присесть с ним рядом. Поправив ворот платья-туники, Роми расположилась рядом с Максвеллом:

– Спасибо, но большинство людей думают, что я похожа на родню со стороны отца.

– Нет. – Максвелл решительно покачал головой. – Ты унаследовала от нее не только цвет глаз, но и их миндалевидную форму.

– Она не была брюнеткой. – Волосы Роми были такого же цвета, как у бабушки Грейсон в молодости. Хотя она никогда не встречалась с этой женщиной.

– Они такие же шелковистые, – ласково произнес Макс, – и прямые как у тебя.

Взяв несколько ее прядей большим и указательным пальцами, он погладил их, чтобы доказать Роми, насколько он мягкие.