Счастливое число Кошкиной - Лана Муар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ой! Здравствуйте, Владимир Дмитриевич. Извините.
- Привет-привет, ангел Чистоты, - широко улыбаясь, мужчина отходит в сторону, чтобы я могла пройти на свое рабочее место, но посмотрев мне в глаза начинает хмуриться. - Что-то ты сегодня мне не нравишься. Пойдем-ка это исправим.
- Я… Владимир Дмитриевич… Павел Николаевич же…
- Идем-идем, - положив ладони мне на плечи, Искаев разворачивает меня в сторону кухни, мягко подталкивает к дверям в свои владения и кивает на небольшую коробку рядом с ними. - Бахилы надень, грустный Ангел. Сейчас я тебя вылечу.
Сам Искаев переобувается из тапок, в которых ходит исключительно от своего кабинета до кухни, в белые кеды, тщательно моет руки, как хирург перед операцией, и вытирает их бумажным полотенцем. После кивает приветствию сушефов и поваров и показывает мне на столик в углу его царства вкусов:
- Садись.
Только я, как и он, сперва мою руки. Маниакальная мания чистоты у шефа Искаева давно стала одной из его визитных карточек. Но самая главная - вкус его блюд. Даже самая простая яичница превращается в изысканный деликатес, если эту яичницу приготовил Владимир Дмитриевич. И он, обойдя своих подчиненных и проверив каждого, несколько секунд смотрит на меня, чтобы потом щелкнуть пальцами и улыбнуться:
- “Крок-мадам” и… карамельный кофе. Женя!
- Есть карамельный кофе, Шеф! - громко ответил су шеф.
На моих губах появилась невольная улыбка, а Владимир Дмитриевич увидел ее и подмигнул мне:
- Вот так уже гораздо лучше.
И я улыбнулась шире. Ну как можно не улыбаться, когда твое настроение решил поднять ни кто иной, а сам шеф Искаев? Мог ведь пройти мимо или просто что-нибудь сказать, отмахнувшись, но вместо этого привел в свою святая святых и готовит завтрак какой-то посудомойке, будто ему есть дело до ее настроения. Только почему-то верилось, что есть. И даже факт того, что девушка Фила была дочерью Искаева грел душу - у такого отца могла быть только самая лучшая дочь. И представить рядом с Ванлавочкой другую уже сложно. Э-э-эх…
Неисчезающие и возникающие из ниоткуда на столешнице рядом с раковиной горы посуды, суета официантов и мелькающий то тут, то там Тараканище. Полная посадка в “Провансе” не была чем-то из ряда вон выходящим. Скорее наоборот. Ресторан располагался в центре города, в нем работал лучший шеф, официанты обеспечивали лучший сервис, а поставщики привозили свежайшие продукты - залог успеха и достижений каждого из причастных, к коим я естественно причисляла и себя. Хоть и была посудомойкой. Поэтому каждая тарелочка или бокал отмывались мной до скрипа, тщательно выполаскивались в чистой воде и сушились в сушилке, чтобы на поверхностях не осталось даже намека на развод или какой-нибудь микробинки. Перед тем, как на тарелку торжественно возложат мраморную говядину, ее, конечно же, еще раз протрут, только я драила все с такой тщательностью, будто в любой момент в служебное помещение “Прованса” может войти какая-нибудь принцесса или королевна. А у них нюх на плохо вымытое и аллергия на недостаточный блеск у приборов. Как у Таракана Николаевича. И естественно он периодически возникал у раковин, контролируя скорость моей работы и ее качество. Переставлял несколько уже высушеных тарелок или бокалов к грязным с гадкой улыбочкой и испарялся в зале. И ведь не было в этом ничего удивительного. Только сегодня каждая такая перестановка капала на нервы. И больше всего злило, аж до трясучки, когда идеально чистая посуда опускалась не рядом со стопкой, а обязательно в самую жирную тарелку. Потому что ничего ты на это не скажешь - старший менеджер же, и ему виднее как и куда ставить. Молча провожала взглядом, снова мыла, полоскала и сушила, давя растущее, как на дрожжах, желание спросить что именно не так. Но сейчас пикнешь хоть слово и автоматом вылетишь с работы - Тараканыч церемониться не будет. И что потом? А ничего хорошего. После маминого молчаливого фырканья на невынесенный вовремя мусор, мечта свалить и снять себе хоть какой-нибудь угол, где буду сама себе хозяйкой, пустила такие глубокие корни, что я всерьез принялась размышлять о переезде. Благо, что работа позволяла думать о чем угодно, а думалось мне очень плодотворно. В голове сам собой нарисовался список требований, достаточно скромный, и на перекуре, на который Тараканыч меня великодушно отпустил, я полезла гуглить объявления о сдаче жилья в аренду. О покупке квартиры с моей зарплатой речи идти не могло от слова совсем - если уж Дюшка с Лесей ипотеку взяли, то мне-то одной куда?
Вот только и с арендой я такой облом словила, что реветь захотелось. За меблированную и не самую хорошую однушку в жопе мира просили всю мою зарплату и сверху коммуналку, а то, что я хоть как-то могла потянуть, по фотографиям вызывало стойкий рвотный рефлекс - клоповники, куда заходить страшно, не то что в нем оставаться и жить. Такой вот реализм в его самых лучших проявлениях. Можно конечно подбить Ляльку с Люлькой скинуться и снять уголок на троих, но и тут птичка обломинго заклекотала своим клювиком - у Корюшкиных университет и стипендия каждую сессию под угрозой исчезновения. Одна троечка и все, прощай денюжка. Больше для самоубийства, чем ради интереса, глянула на цены у хороших квартир и обреченно потопала к своим вилкам-тарелкам - хренушки мне, а не переезд с вольницей.
До конца смены я провалилась в какую-то прострацию. Не замечая ничего вокруг и Тараканыча, зачастившего к раковинам, мыла посуду, как автомат, а не человек. И когда потянулась за очередной стопкой, но не обнаружила ее на столешнице, залипла. Хлопнула ресницами, после еще раз. На автопилоте помахала ладошкой двум официантам в куртках и шапках и только потом дошурупила, что смена закончилась и тарелок до завтра больше не будет. Выпала, называется, из реальности. И возвращение в нее, честно говоря не особо радовало.
Пока намывала раковины и убиралась на своем рабочем месте, взвешивала мысль податься в гости с ночевкой к
