Авиатор: назад в СССР 3 - Михаил Дорин

счету Бардина уже был дубль. Приятно были удивлены все, что Дмитрий Александрович очень профессионально стоял на воротах. В игре, как и в бане, генералов нет, так что здесь нам было позволено называть его Саныч.

Через полтора часа уже и я устал гоняться за Костей, который убегал один на один с вратарём всё чаще и чаще. Вот где не хватает системы видео повторов и определения офсайдов, которая в моём настоящем времени практически на каждом большом футбольном матче.

— Закончили! — скомандовал Граблин. — Все молодцы, движемся в сторону казармы.

Правильнее было бы сказать ползём, поскольку все жутко устали. Даже Костян еле-еле передвигал ногами.

Именно сейчас и нужно установить, этим двоим, между собой определённое взаимопонимание. Граблин не дал Косте сразу покинуть поле, а немного задержал его. В итоге они шли вдвоём в конце всей нашей толпы, и, достаточно весело, обсуждали прошедшую игру.

Кажется, тот контакт, который был нужен между Граблиным и Костей, установился. В казарме Бардин ничего не рассказал нам о содержании беседы с Дмитрием Александровичем, хоть и настроение у него улучшилось.

— Костян, а как тебе столько голов удалось заколотить? — спросил Артём, раздеваясь у своей кровати в казарме.

Макс сильно толкнул в плечо Рыжова, пока тот опять какую-нибудь ерунду не спросил. От Тёмыча постоянно ждёшь чего-то подобного.

— Игра пошла. А вы видели, как Граблин вытащил из девятки? — спросил он, снимая с себя футболку.

— Занимался наверняка раньше, — сказал я. — Он, оказывается, нормальный мужик, да Кость?

— Подтверждаю. Кстати, не сказали, кто у нас на экзаменах будет проверяющими?

Этот вопрос остался без ответа. Его мы узнали в понедельник, когда Ребров проводил своё утреннее построение. В свойственной для себя манере и с присущим ему колоритом, говорил подполковник напутственные слова, прохаживаясь перед строем.

— Завтра летаете тренировочный в зону. Одни или с кем-то — решим сегодня. А далее экзамен, я прав?

— Так точно, — хором ответил наш строй.

— Вода проточно! Экзамен… Что есть экзамен для курсанта? По мне, так это ещё один полёт, только по-другому называется. Чего не скажешь об инструкторе этого курсанта, командире звена, эскадрильи и так далее, — при этих словах Гелий Вольфрамович сделал паузу и повернулся к строю. — Для нас это хождения по пустой стоянке, перебежки от одного проверяющего к другому, пара пачек выкуренных сигарет и сотен уничтоженных нервных клеток. И это только на этапе запуска!

— Комэска больше нас переживает, — шепнул мне Артём. — У меня завтра комиссия по медицине. Возможно, допустят чуть раньше. Смогу и в отпуск уйти вовремя.

— Это хорошо. А то Света небось думает, два года предложение делал, теперь ещё столько же свадьбу играть будете, — ответил я, на что Рыжов ухмыльнулся.

— Я вообще ни разу не шучу! К третьей эскадрильи и так постоянное повышенное внимание. Мы по всем статьям на первом месте. Кое-где даже в лучшую сторону выделены. Точнее сказать в одном моменте — в показателях лётной подготовки.

— А по другим, товарищ командир? — спросил из строя Новиков.

— По другим мы отвечаем главному признаку мастерства — постоянство. Постоянно в… начинке эскадрильского туалета! — по строю прокатилась волна смеха. — Отставить смех! Как можно умудриться иметь почти 95 % отличных оценок по всем видам лётной подготовки, и при этом получить за прошлую неделю выговоров и нарядов на работы больше, чем у всего полка за месяц?! В каких местах, товарищи курсанты, у вас пропеллер? Скажешь, Курков?

— Никак нет! Отсутствует пропеллер.

— Что, конструкцией не предусмотрено? Я его вам приделаю, товарищ сержант. А остальным засуну в такие места вот эти ваши… выговора и наряды, чтоб аллергия у вас потом открылась… пчхиии! — оборвал свою реплику Ребров.

— Будьте здоровы! — хором ответил наш курсантский строй.

— Будешь тут… с вами здоровым, — сказал комэска, вытираясь носовым платком.

К строю приближался Граблин, одетый ни как обычно в лётный комбинезон. В полку офицеры редко надевали повседневную форму, отдавая предпочтение комбинезону. Требовалось только, чтоб он был аккуратным и чистым.

Сейчас подполковник был одет в парадно-выходную форму — фуражка синего цвета с голубым околышем, открытый китель, который нередко называли в каких-то документах мундир, и брюки навыпуск синего цвета, белая рубашка с темно-синим галстуком, черные ботинки.

Естественно, что все обратили внимание на награды Граблина, коих у него скопилось не особо много. Но привлекло внимание, что у Дмитрия Александровича есть планка ордена Красного Знамени. Очень серьезная награда. После всех советских медалей стояла колодка неизвестной мне цветовой гаммы — сине-желто-чёрная. Не помню я в наградной системе таких планок. Граблин в очередной раз пытается меня удивить.

— Не подавайте команду, Гелий Вольфрамович. Вы позволите мне взять слово? — спросил Граблин, хотя зачем ему это делать. Он пока ещё начальник для Реброва.

— Да, конечно, — сказал Ребров.

— Офицеров можно отпустить. Я с курсантами переговорю сам.

Через минуту мы остались с Граблиным. Он ещё что-то обсудил с Ребровым и отпустил его.

— Погодка жаркая сегодня, а моя форма одежды не предназначена для таких долгих походов, — сказал Дмитрий Александрович, снимая фуражку и вытирая вспотевший лоб платком. — Как настроение перед экзаменом? Курков?

— Я, товарищ подполковник! — откликнулся Макс.

— Все готовы к экзамену — физически, теоретически, а главное морально?

— Так точно!

Граблин окинул взглядом строй. Начало его речи совершенно ни к чему не предрасполагает. Пока я не понимаю причины подобной беседы.

— Есть из вас те, кто боится? Прошу ответить честно.

Я посмотрел по сторонам, увидев замешательство среди ребят. Особенно, стушевался Костян. Похоже, что Граблин начал готовиться к полёту с ним прямо сейчас. Что ж, надо и свою лепту внести, как в случае с футболом.

— Я боюсь, товарищ подполковник! — выкрикнул я из строя, поднимая руку вверх.

— Только один?

— Руку подними, — шепнул я Артёму. — Не ссы, не выгонят.

— Я тоже, — поднял руку вверх Рыжов. Наш посыл был после этого поддержан и Максом.

— Я… боюсь, — неуверенно, но всё же сказал это и Костян.

— А остальные? Нет? Тогда вы не совсем честны сейчас передо мной, — спокойно сказал Граблин. — Боятся все, и это нормально. Мы по своей природе заложены с инстинктом борьбы, будь-то с противником или самим собой. Бороться со страхом — это одна из задач лётчика. Я сам боюсь летать, а насмотришься на ваши распечатки с объективного контроля, вообще можно коньки отбросить.

По строю пробежала волна смеха, да и сам Граблин заулыбался.

— Ваша главная задача этот страх побороть. Все через это проходят. И все его побеждают. На счету страха нет ни одной победы.

После построения Граблин снова отвёл в сторону Бардина. Как и