Взгляд на убийство - Филлис Джеймс

— Когда Дженни Придди спустилась вниз позднее, дверь была приоткрыта. Со слов Дженни, а она не врунишка. Если дверь была закрыта, когда я возвращался с почты, значит, кто-нибудь открыл ее между шестью двадцатью пятью и семью. Я не считаю, что это невозможно. Конечно, для меня лучше вспомнить о двери, но, боюсь, не смогу этого сделать. Я повесил пальто в свой шкафчик и сразу пошел спросить медсестру Болам о белье для прачечной, а затем вернулся в комнату отдыха. Дженни встретилась мне на нижней площадке у лестницы.

Нагль отвечал без горячности, почти спокойно, как если бы говорил: «Там вот что произошло. Нравится это или нет, но так было». Он слишком умен, чтобы не видеть, что находится в определенной опасности. И достаточно умен, чтобы знать: эта опасность минимальна для человека, который сохраняет спокойствие и говорит правду.

Далглиш предупредил, чтобы Нагль сразу же звонил в полицию, если вспомнит что-нибудь новое, и отпустил его.

Старшая сестра Амброуз давала показания следующей. Она важно вошла в кабинет, затянутая в белое полотно, воинственная, как линкор. Нагрудник фартука, твердый от крахмала, словно картон, изогнулся на громадном бюсте, где были приколоты знаки отличия медсестры, похожие на военные медали. Седые волосы выбивались из-под шапочки, низко надвинутой на лоб, разрумянившееся лицо выражало бескомпромиссную прямоту. Далглиш подумал, что она с трудом находит силы сдерживать негодование и подозрительность. Он обращался с нею мягко, но все его вопросы встречались с неизменным неодобрением. Старшая сестра коротко сообщила, что в последний раз видела мисс Болам около шести двадцати, когда та шла через холл по направлению к лестнице в подвал. Они не говорили, и администратор выглядела так же, как обычно. Старшая сестра Амброуз вернулась в кабинет электроконвульсивной терапии прежде, чем мисс Болам скрылась на лестнице, и находилась там с доктором Ингрем до тех пор, пока не был обнаружен труп.

Отвечая на вопрос Далглиша о докторе Багли (находился ли он с ними все время), старшая сестра посоветовала спросить об этом непосредственно доктора. Инспектор уловил, что старшая сестра, если захочет, может дать ему много сведений о клинике, не говоря уже о личных связях мисс Болам, о которых ничего не известно, и не нажимал на нее. Быть может, она потрясена убийством, насильственной смертью мисс Болам более, чем кто-либо другой из персонала. Как это порой случается с лишенными воображения и молчаливыми людьми, потрясение вызвало раздражение. Старшая сестра действительно была сердита: на Далглиша, так как его работа давала право задавать дерзкие и смущающие вопросы; на саму себя, потому что не могла скрывать свои чувства; даже на жертву, которая вовлекла клинику в это чрезвычайно затруднительное положение. С такой реакцией Далглиш встречался и раньше и не спешил нажимом добиваться сотрудничества с ценным свидетелем. Может быть, позднее старшая сестра Амброуз станет говорить более свободно, но сейчас не надо добиваться ничего, кроме фактов, которые она готова сообщить.

Один факт, по крайней мере, был, чрезвычайно важным. Мисс Болам была жива и направлялась к лестнице в подвал в шесть двадцать. В семь часов обнаружили ее тело. Эти сорок минут стали роковыми; любой сотрудник, сумеющий создать прикрытие в виде алиби, ускользнет от следствия. В связи с этим возникало небольшое затруднение. Далглиш не верил, что кто-то сумел проникнуть в клинику извне и притаился в ожидании мисс Болам. Убийца почти наверняка находился в здании. Теперь дело заключалось в том, чтобы методично проверить алиби, определить мотивы каждого. Далглиш принял решение побеседовать с человеком, чье алиби казалось неопровержимым и который имел свое собственное мнение о самом учреждении и о характерах сотрудников. Он поблагодарил старшую сестру Амброуз за содействие (блеск глаз за стеклами очков в стальной оправе подсказал, что его ирония не осталась незамеченной) и попросил констебля прислать мистера Лоде.

Глава вторая

Далглиш первый раз наблюдал вблизи секретаря Совета управления больницами. Перед ним стоял коренастый человек с характерным круглым лицом, кротким взглядом за стеклами тяжелых прямоугольных очков, который в своем хорошо скроенном костюме из твида был похож скорее на сельского врача или провинциального стряпчего, чем на чиновника. Он держался непринужденно, как человек, уверенный в своей власти, не расположенный спешить, всегда придерживающий что-нибудь про запас, в том числе, подумал Далглиш, ум более проницательный, чем можно предположить исходя из внешнего вида.

Он уселся напротив Далглиша, для удобства подвинув стул вперед, не спрашивая разрешения достал из одного кармана трубку и полез в другой за кисетом с табаком. Кивнув Мартину и его раскрытой записной книжке, медленно заговорил, демонстрируя акцент жителя северной части страны.

— Регинальд Ивен Лоде. Дата рождения — 21 апреля 1905 года. Адрес — 42-я Мейкпис-авеню, Хайгвелл, Эссекс. Должность — секретарь правления Совета Центрального Восточного управления больницами. А теперь, инспектор, скажите, что вы хотели бы знать?

— Боюсь, очень многое, — ответил Далглиш. — И прежде всего ваши мысли по поводу того, кто мог убить мисс Болам.

Секретарь правления, раскурив трубку и поставив локти на стол, удовлетворенно кивнул головой, освещенной электрическим светом.

— Хотел бы вам помочь. Шел сюда с твердым намерением выложить свои соображения. Но это было несколько раньше, а теперь… Увы! В этом вопросе ничем не могу вам помочь.

— Были ли у мисс Болам враги, о которых вы знали?

— Враги? Поверьте, старший инспектор, враги — слишком громкое слово! Были люди, которые не переносили се, как и я. Вам бы она тоже не пришлась по вкусу, не сомневайтесь. Но мы же не воспользовались бы возможностью убить ее, верно? Нет, я не могу сказать, что у нес были враги. Представьте, я ничего не знаю о ее личной жизни. Это не мое дело.

— Можете вы рассказать мне что-нибудь о клинике Стина и положении, которое она занимает? Я, конечно, кое-что знаю о репутации клиники, по было бы полезно, если бы я мог создать ясную картину того, что она сейчас представляет собой.

— Ясную картину того, что она собой сейчас представляет?

Возможно, это было только игрой воображения, но Далглишу показалось, что на лице секретаря правления мелькнула гримаса.

— Главный врач может рассказать вам об этом больше, чем я, — о медицинской стороне дела. Но я могу изложить вам суть. Клиника была основана между двумя войнами семьей мистера Гименея Штайна. История сообщает, что старик страдал от импотенции, но потом начал самолечение психотерапией и впоследствии стал отцом пятерых детей. Дела у них шли неплохо, и когда папа- умер, дети в качестве памятника ему. поставили клинику на твердый финансовый фундамент. В конце концов они решили основать собственное учреждение. Все сыновья сменили фамилию на Стин, полагаю, это было обычное для них благоразумие — клиника получила англизированное имя. Меня часто занимает вопрос: что бы подумал об этом старый Гименей?

— Клиника соответственно зарегистрирована?

— Да. Положение было узаконено по акту тысяча девятьсот сорок шестого года. С тех пор стал поступать доход, но сначала немного. Люди не стремятся особо вкладывать деньги в учреждения, находящиеся под контролем правительства. Но положение стало вполне приличным еще до тысяча девятьсот сорок восьмого года. Много внимания хозяева уделили оборудованию современной техникой и улучшению обслуживания. Совет управления больницами поощрял эти усилия предусмотренным на этот случай образом.

— Трудно ли управлять клиникой? Я имею в виду проблему личных взаимоотношений.

— Не более трудно, чем в любом другом небольшом учреждении подобного типа. Вы найдете проблемы личных взаимоотношений где угодно. У меня скорее больше трудностей с психиатрами, чем с хирургами. Они у нас настоящие примадонны.

— Вы считали мисс Болам преуспевающим администратором?

— Видите ли… она была умелой. Я не получал на нее никаких жалоб. Она была, я считаю, несколько жесткой. Но, в конце концов, циркуляры министерства не имеют силы, одинаковой с силой закона, при лечении их не следует воспринимать лично продиктованными Всемогущим Богом. Кроме того, я сомневаюсь, что мисс Болам получала их много. Видите ли, она была знающим, методичным чиновником с чрезвычайно высоким чувством ответственности. Я не помню, чтобы она когда-либо присылала отчет с ошибками или неточностями.

«Бедняжка», — подумал Далглиш, уязвленный бесцветной анонимностью этой официальной эпитафии.

— Пользовалась ли мисс Болам здесь уважением? У медицинского персонала, например?

— Ну вот, старший инспектор, теперь вы спрашиваете и об этом. Извольте. Я не вижу причины, почему бы она не пользовалась авторитетом.