Петр Гулак-Артемовский - Игорь Анатольевич Коляда

а потому и вольного духа университета.

В течение 1802–1814 годов в Киево-Подольской бурсе проживал Петр Гулак-Артемовский. Один из его биографов в «Харьковском календаре» за 1884 год писал по рассказам Петра Петровича, что он сам «испытывал все невзгоды и лишения, какие выпадали на долю бедного школяра», и ему приходилось «подбирать на площади остатки от чумацких обедов и пришпиливать сосновыми хвоями заплатки к своей одежде, и просить Христа ради у литвинов, чтоб взяли его на свои дровяные плоты и облегчили бы ему таким образом путь домой». В журнале «Киевская старина» (1893 г., № 6) размещена «заметка о П. Гулаке-Артемовском», в которой «в изложении обстоятельств жизни Артемовского» в почетном труде по исследованию южнорусской литературы текущего столетия (Очерки истории малорусской литературы ХІХ века) профессора Петрова сказано, что «по случаю пожара в 1811 году, истребившего чуть не половину Киева, студент Артемовский дошел до того, что принужден был питаться арбузными корками, которые собирал на базарной площади». Невозможно представить, чтобы такое происходило в действительности, так как этот год, по словам современников, «знаменит был своими кометами, жарами и беспримерным урожаем, а при том же Артемовский вместе со своими двумя братьями и сестрой имели при местечке Городищах (Городище) в хуторе Гулакивщине 36 десятин земли, которые могли доставить ему возможность, при казенном содержании, не питаться арбузными корками. Если покойный Артемовский и говорил кому-либо об этом, то делал это в силу присущего ему юмора и национальной черты – наклонности к самоиронизированию, если можно так выразиться».

П. Гулак-Артемовский, будучи в больших «генеральских» чинах, вспоминал школьные годы и иногда очень живописно описывал всевозможные лишения, которые ему приходилось тогда испытывать. К сожалению, невозможно точно определить, насколько эти рассказы соответствовали действительности, потому и должность отца, и собственный хутор, и положение «своекоштного» ученика (т. е. такого, который находился на собственном содержании) мало вяжутся с трогательными анекдотами о том, как мальчику приходилось питаться арбузными корками возле чумацких возов.

По воспоминаниям современников, Петр Гулак не чурался своего происхождения и украинского языка, на котором охотно общался.

Глава пятая

Первая любовь

23-летний Петр Гулак был ловким очаровательным юношей с проницательными глазами и черными волнистыми волосами. Он привлекал своей внешностью, вниманием к собеседнику, искренностью улыбки, изящными манерами и поведением, а особенно – любовью к литературе и искусству.

Он должен был вот-вот закончить академию. Петр был, по воспоминаниям его друга, увлекающимся юношей, и светлая и искренняя и, наверное, первая, но трагическая юношеская любовь поразила его сердце. Это позднее и для истории будут писать: «Котляревский открыл пути дальнейшего расцвета национальной литературы. К писателям, которые, наследуя Котляревскому, не стали на путь эпигонства, а развили его традиции народности, принадлежал прежде всего Петр Петрович Гулак-Артемовский…» А тогда заканчивался 12-й год его студенчества, и Петр влюбился. Впрочем, в молодости – это обычное дело.

Встречаясь на склонах Днепра, влюбленные пели, взявшись за руки.

Начинал он:

«Дівчино-рибчино,Здорова була!Чи вже ж ти, серденько,Мене забула?…»

А она, юная чернобровая красавица, пылко ему отвечала:

«Ні, не забулаІ не забуду.Любила, кохала,Любити вік буду!»

Но не все сложилось так, как хотелось бы. Мудрые люди предостерегают не зря: человек думает-предполагает, а Бог (или судьба) располагает…

Скорее судьба. А она, кому какая выпадет, такая и будет. Им, молодым влюбленным, и выпала такая судьба – несчастливая.

По легенде, несмотря на взаимную любовь, как и в шекспировских трагедиях, родители девушки были против ее выбора. «…Вследствие удара, – сошлемся на свидетельство еще одного современника поэта, – нанесенного сердцу пылкого юноши кончиной единственной любимой и влюбленной в него девушки, жертвы своекорыстных расчетов своих родителей, которые и слышать не хотели о замужестве своей дочери и бедного студента, и тем довели ее… до болезни и смерти».

Юноша был тяжело сражен гибелью любимой девушки. Его возлюбленная умерла с горя. Похоронив любимую девушку и произнеся на ее могиле «теплые слова», которые произвели «глубокое впечатление на всех присутствующих», Петр оставил и академию, и Киев и вернуля в отчий дом, на Гулаковщину.

В эпиграфе к басне «Тюхтий и Чванько» поэт сделает горькое признание: «Мои дни – это ткань, сотканная из странных контрастов: я живу плача, я плачу смеясь. Любовь – эти сладкие чары для многих сердец – для моего сердца была источником боли и слез. Чтобы облегчить свою участь и свои жгучие печали, я, вздыхая, пишу смешные стихи. Как же смешна наша судьба! Я хочу плакать, и я смешу других».

Стремясь как-то справиться со своим горем, Петр оказывается в Бердичеве и начинает педагогическую работу в частном пансионе, а затем у польских помещиков, обучая их чад-митрофанушек. Время лечит.

Глава шестая

Учитель

Обнаруженные исследователями документы раскрывают некоторые дополнительные обстоятельства и мотивы того, почему П. Гулак-Артемовский оставил стены академии. Так, в «Киевской старине» (1893 г., № 6) говорится, что «он в Киевской академии не окончил курса по случаю закрытия оной в 1817 году для преобразования в 1819 году, и в 1816 году перевелся в Харьковский университет». Из указа же «Его Императорского Величества из Прав. Синода синодальному члену преосвященному Серапиону митрополиту Киевскому и Галицкому, Киево-Печерской Лавры архимандриту и кавалеру, последовавшего 23 ноября 1814 года за № 3378», явствует, что «по представлению комиссии духовных училищ об увольнении, вследствие представления Вашего, Киевской академии студента, окончившим курс богословского учения Петра Артемовского из духовного звания в светское, для избрания рода жизни», – он, Артемовский, окончил полный курс академического образования, и судя по указу синодальному 26 августа 1819 года, которым предлагается митрополиту Серапиону открыть учение в преобразованной академии, это заведение было закрыто для преобразования 4 августа 1817 года, спустя приблизительно четыре года после окончания курса П. П. Гулаком-Артемовским.

Уровень обучения в Киевской академии как в годы пребывания в ней П. Гулака-Артемовского, так и раньше был не ниже, чем в высших западноевропейских учебных заведениях. В академии П. Гулак-Артемовский получил основательные знания по истории, философии, «высшему красноречию», русскому языку и поэзии, классической литературе, в совершенстве овладел латынью, французским, немецким и другими языками.

П. Гулак-Артемовский, получив академический аттестат, переезжает на Волынь, где занимается педагогической деятельностью – сначала в частных пансионах г. Бердичева, а затем и в семьях богатых польских помещиков. Кроме учительства, он занимается еще и самообразованием, углубляет знания в классической и новой словесности, в частности польской.

П. Гулак-Артемовский, по мнению многих исследователей, некоторое время преподавал словесность в Бердичеве, в лицее Джона Волсея, одном из лучших учебных заведений того времени в Российской империи (Волсей – англичанин, который когда-то обучал наукам братьев царя Александра I, затем организовал в Одессе под крышей графа Воронцова Ришельевский лицей, но после ссоры с патроном переехал со всем преподавательским составом под крыло князя Радзивилла).