Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник) - Владимир Першанин

Полковник закончил чтение приговора, важно оглядел строй красноармейцев. Кучка командиров тихо переговаривалась между собой, кто-то невпопад засмеялся. У самострела сдали нервы, он стянул здоровой рукой пилотку, хотел что-то сказать, наверное, просить о пощаде. За его спиной мгновенно возник крепкий лейтенант, положил ладонь на плечо и отчетливо прошипел: «Молчать!»

Шесть красноармейцев из комендантского взвода стояли ровной цепочкой с винтовками за плечами. Почему шесть? Получается полтора человека на одного приговоренного. Может, стрельнут четверо, а двое будут добивать? Борис подтянул босую ногу (обувь так и не выдали) и с ненавистью глянул на полковника-юриста. Почему мучаешь и не отдаешь последнюю команду? А тот, словно испытывая терпение, перебирал листки, шевелил толстыми пальцами, затем, не спеша, продолжил чтение.

Смысл до Бориса не доходил, он начал соображать, лишь когда капитан крепко сжал ему локоть и шепнул: «Будем жить!». Елхова и Ходырева мгновенно отвели в сторону, полковник свернул бумаги в трубку, конвоиры сняли с плеч винтовки. Насильник Геша не хотел оставаться у ямы и пошел вслед за помилованными. На ходу оттолкнул лейтенанта, который его не пускал, но был остановлен жестким окриком одного из командиров:

– Марш на место!

Геша остановился, затем снова вернулся к яме, где переминался бледный, как бумага, самострел. Четыре выстрела ударили залпом. Приговоренные в последнюю секунду сделали шаг вперед, подальше от страшной ямы, и свалились на ее край. Лейтенант с помощью старшины столкнул расстрелянных вниз, хлопнули два пистолетных выстрела.

– А нас куда? – тревожно спрашивал Борис.

– В штрафную роту.

Штрафные роты и батальоны создавались на основе приказа Сталина № 0227 от 28 июля 1942 года, известного под названием «Ни шагу назад». При формировании этих подразделений возникало много организационных вопросов, их решали, как могли и насколько позволяли возможности. Ясно было одно – штрафники будут использоваться на самых опасных участках. И Юго-Восточный фронт, тянувшийся от Сталинграда через Калмыкию до Астрахани, очень подходил для такой цели.

Этот фронт был весьма своеобразным, здесь отсутствовала сплошная линия боевого соприкосновения советских и германских войск. Если глянуть на штабную карту того времени, можно увидеть вместо сплошных полос лишь синие и красные черточки разной длины. Немцы слишком распылили свои силы и не имели возможности вести широкое наступление. Бросали сюда хоть и сильные, но отдельные механизированные части. Их напор отбивали немногочисленные советские полки, немцы несли потери, не сумели достичь Волги и топтались в 150 километрах от Астрахани.

Можно понять ярость Сталина, когда большая часть населения Калмыкии перекинулась на сторону Гитлера и степняки стали наносить болезненные удары по тылам 51-й армии. И все же продвинуться дальше немцы пока не могли. Взяли Элисту, Яшкуль, Кегульту, но это были островки в бескрайней полупустынной степи.

И сама степь отнюдь не являлась идеальным местом для наступления. Перевалив через горный Ергенинский хребет, бронетехника разгоняла ход, но едва успевала тормозить и обходить препятствия. Преградой являлась цепь соленых Сарпинских озер, остатки древнего моря. Даже если вода пересыхала, то солончаки становились коварной ловушкой. Приходилось их объезжать, делая большой крюк, а на новом месте немцев ждали красноармейские части.

Огромное пространство растворяло штурмовые части вермахта, они терялись в выжженной солнцем полупустыне. Здесь шли малоизвестные на фоне Сталинграда ожесточенные схватки. О них напоминают редкие неухоженные могилы погибших красноармейцев, разбросанные среди бескрайней степи в суверенной Республике Калмыкии. Тем не менее именно в этих местах находился южный край Сталинградской битвы. О боях напоминает также монумент с реактивной установкой БМ-12 («катюша»), установленный возле села Цаца на границе Волгоградской области.

Вторая отдельная штрафная рота располагалась на окраине большого пыльного села Енотаевка. Из-за нехватки помещений личный состав поселили в коровнике, а штаб разместился в бывшей конторе. Рота представляла собой довольно крупное подразделение. Под командой капитана Митрохина находилось полтора десятка офицеров в звании младший лейтенант и выше, такое же количество сержантов.

Взводные показались Борису на одно лицо, крепкие, как бычки, молодые лейтенанты, настроенные решительно, немного повоевавшие. Выделялся замполит роты старший политрук Воронков, улыбающийся, охотно вступающий в беседу с вновь прибывшими. Ходырев по-прежнему держался рядом с капитаном Елховым, которого называл то по имени-отчеству, то по званию.

– Какой я тебе капитан? – не выдержал Елхов. – Я такой же рядовой, как и ты.

К ним присоединился услужливый боец Иван Межуев, угодивший в штрафники за кражу овса. Преступление могло показаться кому-то смешным, додумались дураки, сперли и продали пять мешков лошадиного корма. Но командира полка, который с огромным трудом добывал в безводной степи корм для лошадей, воровство очень возмутило.

В целях поднятия дисциплины устроили показательный суд, который приговорил старшину хозвзвода Глухова и рядового Межуева к пяти годам лишения свободы, которое заменили на два месяца штрафной роты. Но если Прокофий Глухов на новом месте сумел занять крепкий пост старшины, то Иван Межуев стал обычным бойцом переменного состава, как официально называли штрафников.

Об этих подразделениях рассказывали страшные вещи, в которые не хотелось верить. Оказывается, штрафных солдат будут использовать при разминировании минных полей пешим ходом, обвешивать гранатами и сбрасывать в тыл врага как живые бомбы. Предстояло прорывать вражескую оборону, ходить в лобовые атаки и поджигать бутылками с бензином вражеские танки. Даже если половина из этого правда, то перспектива рисовалась совершенно безнадежная.

Межуев, светловолосый, с мягким подбородком, в первый день долго присматривал место, затем робко подошел к Елхову:

– Разрешите, я по соседству лягу.

– Ложись, место не куплено.

Разжалованный капитан пожал плечами, а Ходырев приветливо подмигнул.

– Бросай сюда тюфяк. Ты не храпишь?

– Немножко.

– Ну, и я немного.

Разговорились. Елхов очень удивился, зачем бойцу хозвзвода понадобился овес.

– С голодухи, что ли?

– С дури, – каялся Межуев. – Спирт достали, а на закуску захотелось баранины. Чабан говорит, везите овес, я валуха для вас зарежу.

– Вот ты сам себя и зарезал. Знаешь, сколько в пехотной роте после атаки людей остается?

– Не знаю, – уныло признался бывший ездовой.

– В лучшем случае – половина. А случается, целиком рота исчезает.

– Что, всех убивают?

– Не обязательно. Получишь пулю в колено или яйца. Радуйся, что повезло.

– На хрен бы такое везенье, – плевался Межуев, а затем спросил: – Еще говорят, в пешем строю на мины посылать будут.

– Не будут, – категорично заявил Елхов.

– Ну, вот я тоже подумал, что брехня. Что же мы, не люди, хоть и проштрафились.

– На мины посылать запретили, – продолжал бывший комбат. – Ботинки взрывами рвет, расход обуви большой.

Видя, что ездовой юмора совершенно не понимает, разъяснил ему коротко и ясно:

– С аэроплана тебя, дурака, сбрасывать не станут, чести много. А в атаку раз-другой сходишь. Если уцелеешь, считай, простили.

Третьим взводом командовал младший лейтенант Дядченко, самоуверенный и во всем разбиравшийся. Уверенности ему прибавляла большая физическая сила и участие в небольшом бое, из которого он сумел выйти невредимым. За подготовку бойцов он взялся старательно, с утра бегали, занимались зарядкой, затем Дядченко повел взвод на тактические занятия. Борис Ходырев остался в роте, так как не получил обувь.

На первом занятии между бывшим комбатом и молодым взводным произошла стычка. Степану Матвеевичу Елхову не понравилась бессмысленная беготня, изображавшая занятия по теме «Взвод в наступлении». Он высказал ряд претензий, дельных, но сказанных с излишним апломбом.

– Прежде чем наступать, надо обеспечить материальную часть. Лопаток для окапывания нет ни одной, три человека остались в роте из-за плохой обуви или из-за ее отсутствия. Не сегодня-завтра начнутся дожди, а шинели у половины людей отсутствуют.

Взвод, пока еще неполный, но уже насчитывающий человек пятьдесят, слушал внимательно. Некоторые имели в прошлом сержантские и лейтенантские звания, обладали опытом, и беготня с палками вместо винтовок напоминала детскую игру. Авторитет Елхова признали и поддержали.

– Капитан верно говорит.

– У меня подошва отвалилась.

– А у меня штаны на жопе порватые и кальсонов нет.

– Махорку не выдали.

Масла в огонь подлил уголовник Надым, мужик лет сорока, с мощной грудью и татуированными руками. Одет он был неплохо, забирая у бойцов послабее приглянувшиеся вещи. Пользуясь случаем, он решил показать себя и превратил разговор в шумную склоку. Уголовников насчитывалось по пять-семь человек в каждом взводе. Держались они сплоченно, агрессивно и придавливали слабых.