Тёмная сторона. Сборник мистических рассказов и стихов - Владимир Титов

Дверца шкафа шевельнулась. Соноко закричала.

Эта была их первая ночь без секса. Не то чтобы они действительно крупно поссорились (хотя, запирая некстати приоткрывшуюся дверцу шкафа, Паша сломал ключ и обозвал Соноко узкоглазой истеричкой, да и похуже того). Просто не хотелось и всё.

Оба, впрочем, догадывались, что с этого и начинается распад любовного союза.

Среди ночи Соноко вдруг проснулась от сильного толчка собственного сердца – за полсекунды до того, как щёлкнул замок на дверце шкафа.

Дверца плыла в воздухе, всё больше открывая то, что таилось внутри.

Соноко, в первый момент оцепеневшая от ужаса, юркнула под одеяло и зажмурилась. Она подумала, что не взглянет ни за что. Ни за какие сокровища мира, ни за спасение души – ни за что она не посмотрит на то, что брякает всё ближе и ближе.

Паша издевательски-спокойно всхрапывал во сне. Он ничего не слышал.

…ИЛИ ДЕЛАЛ ВИД, ЧТО НЕ СЛЫШАЛ…

Бряк-бряк.

Что-то коснулось одеяла и заскребло по нему. Соноко тихо провалилась в беспамятство.

Она пришла в себя, когда Паша, отчаявшись разбудить безжизненную, с посеревшей кожей подругу, собирался уже вызывать «скорую». Не сказав почти ни слова, Соноко оделась, сжевала булку, запила соком; принялась было запихивать одежду в спортивную сумку, но бросила это занятие, схватила лишь дамскую сумочку с косметикой и кошельком и выбежала из квартиры.

– Тебя подбросить? – успел спросить Паша.

– Нет! – крикнула она, хлопая дверью.

Соноко вскочила с кровати. Нет! Здесь, в бывшей её комнате, ещё хуже, здесь отовсюду веет пустотой и заброшенностью! Кажется, что ты осталась в мире одна; выгляни в окно – увидишь ковыляющие туда-сюда скелеты, жалких и жутких обитателей мира вечного ужаса и тоскливого одиночества. Но куда податься? На занятия идти нет ни малейшего желания. Хорошо бы Ирочка Воронина, соседка по блоку, была дома – но чудес не бывает. Она если не на занятиях (что маловероятно) то шляется по магазинам, либо отправилась «по делам».

Соноко улыбнулась. Вспомнила, как пару лет назад, увидев Ирочку, собирающуюся куда-то в семь часов вечера, поинтересовалась – куда направляется соседка. «Так… по делам», – уклончиво ответила соседка (она ехала на вокзал встречать младшую сестру из провинции). Соноко просияла. «О, у русских это называется „по делам“! А я послезавтра тоже пойду „по делам“!» Недоразумение скоро разрешилось, но с того раза «пойти по делам» на жаргоне двух соседок означало «отправиться на свидание».

«Куда же мне пойти?» – спрашивала себя Соноко. Так и не придумав ничего, она решила идти куда глаза глядят, и открыла дверь в коридор.

И попятилась от надвинувшейся оттуда тёмной фигуры.

Незнакомец был похож на «человека-невидимку» из фильма. В сапогах и джинсах, в наглухо застёгнутой куртке, без шляпы, правда, но зато с капюшоном. Лицо закрывали бинты и зеркальные чёрные очки, руки были в перчатках.

Соноко от страха не пыталась сопротивляться – лишь пятилась.

Захлопнулась дверь. Знакомо щёлкнул замок. Прежде, чем незнакомец снял перчатки, Соноко уже поняла, кто ворвался к ней в комнату.

Но не хотела об этом думать.

До последнего.

Брякнули на пол очки. Разлетелись по углам перчатки. Серпантином слетели бинты. Осели на пол куртка и джинсы. Таяла и рассыпалась личина «человека-невидимки», высвобождая скелет.

Похабно покачивая тазом, скелет шагнул к Соноко. Он не щёлкал зубами. Не тянул к ней руки. Просто шагнул. Раз. Другой. Это было жутко.

Пятясь к окну, Соноко больно ударилось коленом обо что-то. Это был железный стул, наподобие тех, на которых сидят перед инструментом пианисты. Короткая боль выдернула девушку из панического ступора. Соноко схватила стул и пошла с ним на скелет. Скелет замялся и попятился. Соноко, задохнувшись от прилива адреналина, метнула в него стул.

С грохотом, будто высыпали из мешка тысячу бильярдных шаров, повалился на пол скелет. Стул рухнул с глухим звоном, угасшим в несколько секунд. Соноко лихорадочно высматривала какой-нибудь подходящий предмет, чтобы надёжно оглушить худышку, если он (ОНА!) надумает вдруг встать… Скелет не ворочался. Он так и лежал – неестественно вывернув обе ноги, разбросав руки, с отпавшей и непонятно как держащейся челюстью. Глазницы смотрели в потолок бессмысленно и жалко.

ЖАЛОСТЬ, которую Соноко неожиданно ощутила, именно ЖАЛОСТЬ к этому кошмарному созданию, изумила её. Но это чувство, возникшее внезапно, оказалось столь же сильным и властным, как недавний парализующий ужас и спасительный боевой азарт. Соноко медленно приблизилась к беспомощно раскинувшемуся скелету – такому жалкому, особенно жалкому по контрасту с ужасом, который он только что внушал ей. Она опустилась на колени рядом с ним и принялась исступлённо целовать безжизненные кости. Тёплые слёзы капали на их грязно-жёлтую поверхность.

Внезапно голые кости покрылись плёнкой сухожилий, обросли мышцами и гладкой розовой кожей, в чёрных провалах засияли синие осмысленные глаза, и пухлые горячие губы ответили на поцелуй Соноко.

Мир стал на дыбы и небо перемешалось с землёй. Голая Соноко лежала, раскинувшись, на кровати. Её тело, разгорячённое ласками Ильзы, гудело, как готовый взорваться трансформатор.

Белокурая бестия, которую Соноко нечаянно воскресила из мёртвых, сидела на кровати и поглаживала крепкие смуглые бёдра своей воскресительницы.

Соноко мучительно пыталась склеить осколки взорвавшейся действительности. Слишком много потрясений испытала она в один только последний час, и едва ли не самым сильным было то, что произошло между нею и Ильзой. Белокурая ведьма вывернула всё её существо наизнанку.

– Что ты со мной сделала! – вздохнула Соноко.

Ильза легла рядом, обняла Соноко за шею и поцеловала.

– Гораздо меньше, чем я должна тебе, милая. – Ильза говорила с несильным, но ощутимым немецким акцентом. – Ты меня не просто спасла. Ты меня воскресила. Я ведь была хуже мёртвой. Милая моя, любимая, если бы ты знала, на что я готова ради тебя…

Её рука коснулась поочерёдно обеих грудок японочки и скользнула к низу живота. Соноко чуть не замурлыкала от удовольствия, но потом, неожиданно для себя, оттолкнула руку Ильзы и села на кровати.

– И-ри-за! – всхлипнула она. – Я не знаю! У меня в голове… как это по-русски… карусель! Это… что мы сейчас де-ла-ри… не так, не надо! Зачем это, И-ри-за? Зачем? – она жалобно взглянула в глаза Ильзе, словно та могла помочь ей выразить мысль, на которую у Соноко не хватало запаса русских слов.

Ильза села рядом с ней.

– Это судьба, девочка, – сказала она. – Судьба нас с тобой свела навеки. Слушай, что я тебе расскажу. Я и Паша – мы любили друг друга. Так сильно, что, когда он заподозрил меня в измене – убил. Нет, не убил, конечно. Он не знал, что меня нельзя убить.

– Нельзя убить? – Соноко вытаращила глаза.

– Да. Старинное семейное проклятие. Я – урождённая баронесса фон Крафтберг из старинного курляндского рода. Моя семья сумела сохранить чистоту благородной крови даже после большевистского переворота. И всё-таки во мне есть чуждая примесь. Мою пра-пра-прабабку изнасиловал Ночной князь. Высокородный вампир, чтобы тебе было понятнее. Он влюбился в неё и похитил с брачного ложа. Мой приёмный пра-пра-прадед убил его, но его жена уже приняла в себя семя Ночного народа. А мой настоящий пра-пра-прадед, Ночной князь, перед смертью изрёк проклятие, которое должно было проявиться в седьмом поколении.

– Откуда ты это знаешь?

– Люди не верят в генетическую память… но я-то не человек! – усмехнулась Ильза.

Она закусила губу. Снова и снова она переживала это воспоминание, преследующее её с отрочества. Луна, ухмыляющаяся сквозь редкие облака и чёрные ветки. Невыразимо страшное и прекрасное бледное лицо – близко-близко, и горящие глаза, и блестящие в лунном свете зубы. Сырой холод от земли и собственная девственная кровь, стекающая горячими ручейками по безжалостно раздвинутым бёдрам. И сладкая боль внизу живота. Потом – конский топот, крики, выстрелы, и многодневное беспамятство, и известие о беременности, повергшее её в ужас…

– Паша, сам того не желая, сделал меня немёртвой. Я оставалась живой для него, но для всех остальных я была мерзким мертвяком.

Это было страшно. В тот проклятый вечер, когда он ударил её в висок, а она через пять минут открыла глаза и пожаловалась на головную боль, он рыдал у её ног, вымаливая прощение. Да и её глаза были на мокром месте. И в ту ночь у них был умопомрачительный секс… А на следующий день он, ничего не подозревающий, привёл в гости свою сестру, и та упала в обморок, увидев сидящий в кресле скелет в шортах и майке. Чудо, настоящее чудо, что Ильза в тот момент не ворохнулась – жутко представить, что бы случилось, если бы она пошевелилась или, хуже того, заговорила. Это уже потом они узнали, ЧТО все, кроме Паши, видят на месте Ильзы.