Осторожно: яд! - Энтони Беркли

Анджела беспомощно развела руками.

— Конечно, не возражаю. Но я завещание не видела.

Сирил изумленно вскинул брови.

— Вы не видели завещание? Но разве адвокат вам его не показал? Что это значит?

— Да, мистер Вентнор звонил, — Анджела снова принялась плакать, — и сказал, что у него нет завещания Джона. Что Джон не поручал ему его составлять. Я не понимаю, в чем вы меня обвиняете, Сирил?

— Я вас ни в чем не обвиняю. Просто хочу установить факты. То есть адвокат Джона, мистер Вентнор, дал вам понять, что мой брат умер, не оставив завещания? Должен заметить, что мне это представляется совершенно невероятным.

Анджела снова обратилась за помощью ко мне:

— И что это означает, Дуглас?

— То, что Джон не написал завещание.

— Нет-нет, этого не может быть. Понимаете, мистеру Вентнору было известно о завещании Джона, он ему что-то говорил. Он и мне об этом говорил, но очень давно, еще до поездки в Бразилию.

— И вы знаете содержание?

— Да, Джон мне сказал.

— И что же это?

— Он оставил все мне.

Выражение лица Сирила не изменилось.

— И где же это завещание?

— Откуда мне знать? Возможно, в ящике его стола.

— Вы там не смотрели? — В тоне Сирила чувствовалось недоверие.

— Нет, не смотрела. — Анджела снова расплакалась. — Вы что же думали, что я стану рыться в бумагах бедного Джона сразу после похорон?

Сирил посмотрел на меня.

— Сделайте одолжение, пройдите со мной, и мы тут же все выясним. Анджела, пожалуйста, дайте нам ключи Джона.

Я проводил его в библиотеку, где он сразу направился к большому письменному столу из красного дерева, где Джон проводил много времени, составляя проекты своих сооружений. Заперт был только один ящик. Ключ из большой связки, которую принесла ему Анджела, прекрасно подходил к замку. Сирил выдвинул ящик, там оказалась небольшая пачка документов. Среди них страховые полисы и завещание.

Сирил без суеты, спокойно развернул завещание и прочитал. Я увидел, что оно короткое.

— Вы правы, Анджела, — произнес он без выражения. — Он все оставил вам. Поздравляю. Вы стали богатой.

— О, Сирил, как вы можете быть таким бессердечным?! — простонала Анджела.

— Я всего лишь констатирую факты. Кстати, тут есть дополнительное распоряжение к его страховому полису. Пять тысяч фунтов отложены на похороны, сорок пять тысяч оставлены вам непосредственно, а также доход от остальных пятидесяти. Если вы снова выйдете замуж или умрете, капитал переходит к Морису. Итак, пять, сорок пять, пятьдесят… Боже! — Он схватил страховые полисы и начал просматривать, кажется, впервые разволновавшись.

Затем положил бумаги и посмотрел на Анджелу.

— Он застраховался на сто тысяч фунтов. Пять лет назад. Вы это знали, Анджела?

— То, что он застрахован, знала, конечно, — отозвалась Анджела дрожащим голосом. — Но на какую сумму, он мне не говорил. А зачем мне было знать?

Сирил посмотрел на нее, плотно сжав губы.

— Потому что это колоссальные деньги.

— Так это, наверное, хорошо, — пробормотала она. — О Боже, как у меня разболелась голова. Сирил, позвольте мне оставить вас. Мне необходимо лечь в постель.

— Еще несколько минут, — бросил Сирил. — Мистер Сьюэлл, проводите, пожалуйста, Анджелу в гостиную, а я задержусь минуты на три. Кстати, Анджела, где можно найти мисс Бергман?

— Митци? Боже мой… — Анджела схватилась за голову, изображая усилие. Всем своим видом показывая, что для ее истерзанного мозга просто думать — это тяжкий труд. — Она, наверное, у себя, где же еще?

Я объяснил, где комната Митци, и Сирил тут же поднялся по лестнице.

По пути в гостиную я спросил Анджелу, кто такой Морис, и узнал, что это единственный сын Сирила, племянник Джона.

— Приятный для него сюрприз, — заметил я.

— Какой сюрприз? — рассеянно проговорила Анджела. — Джон написал о завещании Морису очень давно. Я помню, он говорил мне об этом.

— Вы знали насчет ста тысяч?

— О Боже, какая разница? — Анджела махнула рукой. — Да, я знала, что Джон застраховался, знала, что я наследница, и насчет Мориса тоже. Но какое это имеет значение?

Про себя я подумал, что это значит очень много, но не сказал ничего. И все же я не мог не восхититься выдержкой Сирила. Он, наверное, слышал об условии в завещании для Мориса и, наверное, рассчитывал на солидное наследство для себя, но на его лице ни один мускул не дрогнул, когда Анджела сказала, что все состояние его брата досталось ей.

Сирил обещал вернуться через три минуты, а прошло целых пятьдесят. Он стремительно вошел в гостиную, вежливо сообщил, что теперь Анджела может идти спать, а мы уходить. Что мы и сделали не без благодарности.

Только через пару дней стало известно, на что ушли эти пятьдесят минут. Сирил Уотерхаус с помощью Митци тщательно обыскал спальню Анджелы, ее салон и ванную.

Что он ожидал там найти, секретом не было, а что он обнаружил, позднее было подробно изложено на коронерском суде [5].

По дороге домой мы с Френсис молчали.

Она поднялась наверх, а я запер дом и последовал за ней.

Она посмотрела на меня, расширив глаза.

— Дуглас, мы поступили правильно, что поддержали этого человека насчет вскрытия?

— Думаю, да, — ответил я.

— А может быть, лучше было бы все оставить как есть?

— Нет, дорогая, когда события перешли определенную черту, остановить их невозможно.

— Да, наверное, ты прав. Но… Дуглас, я боюсь… а вдруг на вскрытии обнаружится что-то… — Она замолкла, не закончив фразу.

Глава четвертая

На свет выплывают новые факты

Я все утро трудился в оранжерее над окольцовыванием грушевых деревьев против вторжения пяденицы зимней, очень распространенного вредителя, безуспешно пытаясь не думать о последних событиях. Конечно, я сочувствовал Анджеле, но не более.

А потом, выйдя прогуляться, встретил Гарольда Чима.

— Все это становится довольно серьезно, ты так не думаешь, Дуглас? — Это были его первые слова.

— А что именно?

— То, чем занимается брат Джона. Ты не знаешь? Сегодня утром до завтрака он первым делом встретился с Блейком и поручил ему извлечь из могилы гроб с телом и перевезти в морг. Блейк сказал, что не может это сделать без разрешения властей, — эксгумация вещь серьезная, это понятно, — но Сирил Уотерхаус убедил его, что пока могила не оформлена, тело не считается похороненным, так что тут правила эксгумации не действуют. Довольно забавно, ты не считаешь? Как бы то ни было, Блейк согласился. Довольно настырный тип этот Сирил. Как он тебе показался?

Я сказал Гарольду, что Сирил Уотерхаус произвел на меня тягостное впечатление и что он действительно настырный и склонен любые узлы, в том числе юридические, не распутывать, а разрезать.

Затем Гарольд сообщил мне новости.

Он славился у нас тем, что всегда все знал. Как это ему удавалось, уму непостижимо.

Я узнал, что сегодня рано утром Сирил Уотерхаус позвонил известному лондонскому хирургу и пригласил приехать сделать вскрытие, затем он связался со своим доктором, чтобы тот приехал ассистировать. А вот местного хирурга пригласить отказался.

— Представляешь, какую обиду он нанес Глену?! — вскипел Гарольд. — Да это противоречит профессиональной этике! Впрочем, этому Уотерхаусу на все наплевать. Взял на себя ответственность поднять из могилы фактически захороненное тело, и хоть бы что. Интересно, что скажут по этому поводу власти, когда узнают?

— Факт свершился, — сказал я, — так что, наверное, ничего не скажут.

Гарольд кивнул:

— Да, этот тип, наверное, привык всегда выходить сухим из воды. А если там что-то найдут, представляешь, какой он поднимет шум?!

— Не представляю, что там могут найти, — категорически заявил я.

— Если честно, я тоже не вижу в этом предприятии никаких перспектив, — согласился Гарольд.

Мне было пора сворачивать к дому, и я пригласил Гарольда зайти выпить со мной чаю. Френсис уехала на машине в Торминстер.

У Гарольда было контрпредложение:

— А давай заглянем к Брумам? У Глена могут быть какие-то новости.

— Ты имеешь в виду, насчет вскрытия? Так ведь он не присутствовал.

— Нет, он там был. Доктор Руквей, тот, что из Лондона, пригласил его тоже ассистировать. В том, что он так поступит, не было сомнений.

— Понимаю, — сказал я. — Ну тогда пошли.

По дороге я размышлял над тем, что рассказал мне Гарольд. Впрочем, тут не было ничего удивительного. Если человек неожиданно умирает, это всегда вызывает подозрения. И в деревне некоторые откровенно сожалели, что умер Джон, а не его жена. Ей вроде это было положено, как вечно больной. Меня смущало, что где-то в глубине души я с ними соглашался. Мы терпели Анджелу, сочувствовали, но никто, кажется, к этой женщине особой симпатии не испытывал. А в деревне так ее вообще недолюбливали.