Уроки для «Вожака стаи» - Цезарь Миллан

«Лучше быть собакой на свободе, чем львом в клетке».

Жизнь в конуре

Если уж я чувствовал себя зверем в капкане, то представьте, чем должен был стать переезд для Регалито. Маленький пес, который знал в своей жизни только свободу деревенских просторов и постоянное поддерживающее присутствие своей стаи. И хотя хвост его яростно крутился, когда я возвращался из школы домой, чтобы поиграть с ним, или когда моя мать ставила перед ним миску редких остатков от цыпленка, было ясно, что ему скучно и он подавлен.

Регалито начал вести себя так, как, теперь-то я знаю, ведут себя несчастные собаки. Он грыз мебель и постоянно гавкал. Он бросался на окна в отчаянной попытке выглянуть наружу. Мы жили на втором этаже, так что смотреть особенно было не на что. Проще говоря, он жил в месте, которое больше всего напоминало конуру. И я тоже.

Я быстро понял, что для животных город – жестокое место. Его обитатели обращались с ними с куда меньшим почтением, чем мой дед. На ферме собаки трудились бок о бок с людьми, как наши компаньоны и помощники. В городе собаки бродили по улице стаями, воруя еду и поедая объедки из мусорных баков. Собаки здесь были досадной помехой. Люди бросали в них камни. В этом было немало иронии – в деревне собаки были интегрированы в человеческий социум и одомашнены, и потому они были мирными, добродушными существами. Но в городе они становились почти дикими волками.

Я никогда не забуду, как впервые в своей жизни увидел собаку на крыше. Это был еще один странный обычай городских. Большинство крыш в Масатлане плоские; когда чужак проходил улицами рабочего района, его немедленно встречали и провожали хриплым гавканьем собаки, мечущиеся по крышам над ним. К этому более или менее и сводилась роль собак в Масатлане: работать дешевой сигнализацией.

Проблема в том, что собаки проводили там всю свою жизнь. Они не могли спуститься без посторонней помощи, и, если вдруг кто-нибудь не сжалится над ними, они не могли пойти куда-либо еще. На крыше им нечем было заняться: они носились кругами по своей жалкой территории, таращась вниз сквозь прутья, рыча и лая на все, что им казалось выбивающимся из общего порядка. А поскольку крыши были еще и тем местом, где бедные семьи вроде нас развешивали выстиранное белье, то эти собаки превращались в настоящих разрушителей. Их энергия, у которой никогда не было другого выхода, вынуждала их бросаться на развешанные вещи, рвать их в клочья и дожевывать то, что не было разорвано. Подобно людям на улицах, домовладельцы регулярно приходили к тому же выводу и считали собак ненужным хламом и так к ним и относились. В Масатлане уважения к собакам не было.

Поэтому наши соседи считали нас полусумасшедшими из-за того, что мы держали собаку в квартире. Цыплят и попугаев они еще могли понять, но собака?! Хотя иногда по выходным мне разрешали взять Регалито на пляж или выпустить на нашу крышу, чтобы он мог там побегать и поиграть, но все равно большую часть времени он проводил взаперти в холле нашей крошечной квартирки.

Поскольку я был юн и привык к естественной свободе собак на ранчо, я не понимал даже того, что Регалито нужно выводить на прогулку. Да я и ни разу не видел никого в Масатлане, кто бы выгуливал собак. Кроме того, тротуары были узкими, а машины проносились слишком близко к прохожим. В трепете за мою жизнь, мать не разрешала мне слоняться по улицам самому. В результате по мере того, как месяц утекал за месяцем, мой маленький Регалито становился все более и более несчастным и нервным.

И хотя мы всей семьей начали новую жизнь в городе, я думаю, каждый из нас пытался воссоздать то простое, естественное существование, которое давало нам ранчо. Я боролся сильнее всех, и я проигрывал. Мне нужно было примириться с обстоятельствами, но вместо этого я боролся с ними. Я все больше и больше становился похож на Регалито, рыча на проносящуюся мимо жизнь и подпрыгивая, чтобы выглянуть в окно. Или на одну из тех собак на крышах, запертых над улицами, чьим единственным развлечением было белье на веревках.

Вглядываясь в прошлое, я чувствую, как меня подавляет это сходство между моей жизнью и судьбой Регалито и тех одиноких крышных собак Масатлана. Как и они, я – физически и психологически – был заперт в клетке и глубоко подавлен, чувствуя, что никогда уже не смогу обрести себя, настоящего себя. Глядя на тех собак, пытающихся заполнить свою пустую жизнь бесконечным обходом своей крыши, прыжками и рычанием, я отыгрывал такую же роль, только по-другому.

Все эти годы папа был на работе почти все время. Мы крайне редко видели его. Однажды моя мать, желая, чтобы я вел себя хорошо, сказала мне: «Теперь ты мужчина в доме». Готов поспорить, она быстро об этом пожалела, потому что я воспринял это совсем не так, как она того бы хотела. Я превратился в маленького Наполеона, который контролирует всех и вся. Я использовал это как оправдание всем нападкам на мою сестру Нору. Я дразнил ее, разыгрывал и всеми способами превращал ее жизнь в кошмар. Мои родители понимали, что пришло время меня осадить.

Сегодня, когда мои клиенты мучаются с животными, которые безобразничают от скуки или фрустрации – другими словами, из-за отсутствия свободы, – я часто советую им направить этот избыток энергии в позитивное здоровое русло. Бег рядом с вами, пока вы катаетесь на велосипеде или на роликах, плавание вместе или совместный поход с рюкзаками в горы, предложения активных развлечений по поиску приманки или тренировки ловкости – прекрасные способы помочь собакам ощутить вкус свободы, которую они столь жаждут, но свободы организованной и со своими ограничениями.

Мои родители поступили так же по отношению ко мне, когда поняли, что я начинаю бунтовать из-за той опустошенности, которую вызывал во мне город. Они предложили свою программу развития ловкости – для людей. Она называлась карате. Я начал заниматься им в семь лет, и занятия карате, на которые я ходил после школы, давали мне отличные возможности для физического выброса моей энергии, а заодно и начала дисциплины и самоорганизованности, в которых я нуждался, чтобы выстроить приоритеты моих жизненных обязанностей, например, учебы в школе, выполнения домашних заданий, заботы о Регалито и помощи по дому. Я часто задаюсь вопросом, каким человеком я стал бы, если бы мама и папа не заметили вовремя, как я себя чувствую и веду. И, думаю, вряд ли бы я смог вырасти тем дисциплинированным успешным человеком, которым я стал сегодня.

Что же касается Регалито, я бы очень хотел понимать тогда, что я знаю теперь о том, как дать домашней собаке вкус свободы. И это очень похоже на то, что поняли мои родители: как удержать под контролем невероятно энергичного и живого маленького мальчика.

«По-моему, мы так привязаны к собакам потому, что они существа, не скованные стереотипами. Такими могли бы стать и мы, если бы не были так уверены в собственном превосходстве».

Найти свою свободу

Что значит «свобода» для вас? Для моего друга Джады Пинкетт Смит свобода – просто возможность часами бродить по холмам вместе с ее собаками, вдали от мобильного телефона, деловых обязательств и папарацци. Для моей невесты Джахиры – знание того, что я здоров и нахожусь в безопасности, если я путешествую далеко от дома. Для нее свобода – это свобода от беспокойства. Для моего старшего сына Андре свобода – ленивое времяпрепровождение на пляже с наушниками в ушах. А мой младший сын считает свободу возможностью обладать временем и пространством, чтобы создавать: рисовать картины, собирать книги комиксов и писать рассказы. Когда бы я ни спрашивал у людей, что свобода значит для них, всякий раз я получаю разные ответы.

Собаке не нужно изучать свободу; она прописана в ее ДНК. Собаки демонстрируют свою потребность в ней постоянно, и наша, их хранителей, задача – обеспечить им столько свободы, сколько можем.

Мы, люди, тоже нуждаемся в свободе; просто зачастую мы даже не знаем, что мы ищем. И иногда нужно совсем немного времени, чтобы понять, что же это такое.

Как показывает мой опыт работы с людьми и их собаками, это чувство нехватки свободы, которое испытывают многие люди, вызвано не физическими возможностями, не границами, которые нам ставит время, и не законами, которые управляют нашим поведением. Скорее оно вызвано теми ментальными и эмоциональными барьерами, которые блокируют наши врожденные инстинкты и пытаются отравить нашу душу. Например, многие мои клиенты непременно скажут: «Моя собака просто не в состоянии поладить с другими» или «Моя собака абсолютно не поддается дрессировке». Они даже не осознают, что ставят границы и требования для другого живого существа, абсолютно произвольные и основанные на их собственных страхах и неуверенности в себе. И моя задача – показать им, что все это – порождение их собственного сознания. И, устанавливая порожденные собственными фантазиями ограничения для своих собак, они убивают не только их свободу, но и свою собственную, и очень эффективно.