А потом я проснусь - Алайна Салах

меня здесь подружка жила, с которой я в начальной школе училась. У нее мама делала обалденные пирожки с яблоками. Моя баба Лида обычно их в духовке пекла, а она жарила в масле. Такие жирные были и сладкие… М-м-м…Объеденье.

— Кажется, ты и правда голодная, — усмехаюсь я, указывая таксисту на нужный поворот. — Даже мне после такого рассказа захотелось какого-нибудь жирного фастфуда.

— Так я же сразу сказала, что голодная. Ты, надеюсь, пиццу уже заказал?

— Заказал две. Не волнуйся.

Сейчас мне становится даже смешно от своего недавнего предположения о том, что Ярослава — профессиональная чайка. Она кто угодно: девчонка с приветом, беспризорница, оторва, но точно не та, кто разводит мажоров на деньги.

— Странно, что ты выбрал именно это место, — с сомнением произносит она, когда водитель высаживает нас возле нужного подъезда.

— Почему?

— Далеко от цивилизации. Да и от спортзала, в который ты ходишь, тоже не близко. Не похоже, что ты сильно-то привык экономить.

— И что ты во мне такого увидела, отчего решила, что сорю деньгами направо и налево?

Я иду к крыльцу и, заметив, что Ярослава мешкает, делаю приглашающий жест, показывая подниматься за мной. Про себя я решил ничего больше не домысливать и просто за ней наблюдать. Очень интересно, как будут дальше развиваться события.

— Я же уже сказала, — буркает она, после короткой заминки шагая следом. — Ты выглядишь высокомерным. Тяжело быть высокомерным, когда ты нищий.

— Хороший и высокомерный, — иронизирую я над ее манерой рисовать психологические портреты. — Ладно, пусть будет так. Это лучше, чем дурик.

По мере приближения к нужной двери, боевой дух Ярославы начинает заметно угасать. Она держится поодаль, пока я отпираю замок, а потом и вовсе делает вид, что ищет что-то важное в сумке.

— Не передумала заходить? Если передумала — ничего страшного. Вызову тебе такси.

На секунду она колеблется, но потом делает решительный шаг в мою сторону. Это даже хорошо, что засомневалась. Значит, не такая уж она и отмороженная и инстинкт самосохранения в ней все же не умер.

— Пиццу и пиво привезут через пятнадцать минут, — информирую я, щелкая выключателем. — Если захочешь помыть руки — туалет справа. Ну, а в целом, будь как дома.

— Неудивительно, что ты в Питер поскорее вернуться хочешь, — ехидничает Ярослава, оглядываясь. — Обстановочка тут убогая.

— А сама ты в двухуровневых апартаментах с видом на Ангару живешь? — парирую я, отметив, что новость о моем отъезде все же не прошла для нее незамеченной.

— В моей квартире по крайней мере обои не отклеиваются. — Ступней, облаченной в белый носок, она тычет в угол прихожей. — Ремонт здесь старше, чем я.

— Вполне вероятно. Тебе кстати сколько?

Сощурившись, Ярослава в очередной раз оценивающе оглядывает меня, будто размышляя, достоин ли я столь ценной информации.

— Не хочешь — не говори, — равнодушно добавляю я, разворачиваясь, чтобы уйти в гостиную. Пусть не думает, что каждая графа ее биографии для меня словно манна небесная.

— Двадцать два мне, — догоняет меня через секунду.

— Я примерно так и думал. Родители не потеряют? Или ты одна живешь?

— Я живу с бабушкой и с Тотошкой.

— Кто такой Тотошка? — машинально переспрашиваю я, давая себе время переработать новую информацию. Живет с бабушкой, потому что сирота? Или потому что той необходим уход? Или, как многие, просто не в ладах с семьей?

— Это мопсик мой. — Голос Ярославы становится восторженным и благоговейным. Таким обычно говорят о детях. — Сейчас покажу.

Выудив из заднего кармана побитый китайский смартфон, она подходит вплотную и, прижавшись ко мне плечом, начинает листать галерею.

— Вот он. Классный, да? Такой обжора, ты не представляешь. Вроде знаю, что их породе нельзя переедать, но он так жалобно смотрит, что последний кусок хлеба отдашь. А вот тут ему три месяца… Прикол, да? Глаза в разные стороны смотрят… Сейчас вообще изменился. Толстожопенький…

Я на автомате киваю, глядя как ее ноготь, покрытый бесцветным лаком, скользит по треснутому экрану в попытке показать как можно больше фотографий лупоглазого собакена, сильно напоминающего французского бульдога. Любители животных предали бы меня анафеме, но все, о чем я думаю в этот момент — это о том, как приятно пахнут ее волосы и что прямо сейчас, вопреки всем мыслям Ярославы о моей «хорошести», я хотел бы толкнуть ее на диван и как следует трахнуть.

7

Ярослава

— Леха вообще классный парень. Я его никогда не прошу коктейли бесплатные наливать — он сам предлагает.

— Наверное, глаз на тебя положил, — усмехается Сноб, поднося ко рту горлышко пивной бутылки.

— Вот бесят меня такие замечания. — От негодования я даже опускаю надкусанный кусок пиццы на тарелку. — Такое ощущение, будто люди могут по-человечески друг к другу относиться только когда им что-то нужно.

— Относиться по-человечески и нарушать трудовые обязанности — это все же разные вещи.

С одной стороны, мне разозлиться на него хочется, а с другой — рассмеяться. Ну что за зануда такой? Может, они в Питере все такие? Если бы не это, кстати — мог бы даже мне понравиться. Высокий и фигура у него классная — недаром, видно, в спортзале торчит. Лицо вроде тоже не подкачало. Но смазливых вокруг полно, а у Сноба внешность интересная… С изюминкой, вот. Изюминка — это, разумеется, его глаза цвета зимнего Байкала. Поэтому надо быть с ним осторожнее: чуть зазеваешься — провалишься под переливающийся голубой лед и утонешь.

— Так ты юрист, что ли? Чего это тебя так волнуют чужие трудовые обязанности?

Скрестив руки на груди, Сноб откидывается на спинку стула и смотрит на меня с улыбкой. Со снисходительной, как мне чудится.

— Я айтишник. Про трудовые обязанности упомянул, чтобы обозначить разницу между просто хорошим отношением и угрозой потерять работу.

— Бла-бла-бла, — гримасничаю я, чтобы наверняка его побесить. Не люблю, когда в моем присутствии кто-то пытается умничать.

В детстве мама часто пеняла отцу, что я отстаю в развитии и никак не запомню азбуку, тогда как соседская дочка Катя давно читает по слогам. Вот рядом со Снобом я как раз чувствую себя отсталой. По его манере говорить и держаться, видно, что он в своих мозгах