Обитель - Максим Константинович Сонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Водитель стоял у колодца, вырытого между двумя домами. Стоял и пялился внутрь. От домов уже спешили остальные. Даниил Андреевич положил Ивану руку на плечо, глянул мимо него в колодец и сам вздрогнул. Из-под снега, который, он думал, был навален на крышку, на него смотрели мертвые черные глаза, в которых танцевал огонь. Рядом, чуть пониже, были еще глаза. Такие же черные и такие же пляшущие красным и желтым. Сразу вспомнился мальчик с Ладоги. И сразу забылся. Потому что тут Даниил Андреевич верхние глаза узнал. У самой кромки колодца, отвесив вниз, в темноту, зажатую снегом руку, лежал Казаченко.
Глава четвертая
Сначала Адриан не собирался полицейского оставлять в колодце. Хотел посадить в машину, вывезти подальше в лес. Думал так: полицейские, если приедут – а наверняка приедут, после того как их брат пропадет здесь, – может, еще попробуют сами все закрыть, шума не поднимать. Кому оно нужно? Но потом решил, что труда много, а смысла нет. Во-первых, машину легко по следам в снегу найдут. Во-вторых, на полицейской машине в город возвращаться сподручней. И там, пока суть да дело, будет от нее польза. А еще лень было, и не потому, что рана в ноге тянула, а просто по-человечески ради полицейского мараться было лень. Поэтому кинул труп к остальным.
Малая сейчас ходила квелая – он теперь давал ей плитки по чуть-чуть, – но во всем слушалась, не перечила и, главное, не шумела, не плакала. В этом смысле повезло Адриану с ребенком. Достался бы кто другой, наверняка бы уже по мамке хныкал. А эта ничего, подойдет, обнимет и стоит так просто, в грудь смотрит.
Припасы собрал, отнес в полицейскую машину, которую довел через лес до колодца. «Двоицу» взял всю, которую нашел, и еще прихватил из мастерской коробку с разными химикатами. Сам уже давно ни бомб, ничего другого не делал, но на то были Бабины инструкции, белые мятые листки, написанные от руки, которыми пользовались на занятиях старшие.
Еще собрал всю еду, напихал в багажник, две пятилитровые пластиковые бутылки набрал водой из бочки. Все еще не решил, куда из города поедет, но на всякий случай готовился сразу, не останавливаясь, проехать насквозь и ночевать, если что, в машине. Можно было бы, конечно, и вообще в город не заезжать, но тут была проблема. Денег отцовских Адриан не нашел. Ни в молельне, ни в домах, ни в мастерской, ни в отцовской комнате. Спустился даже в подвал с адской иконой, все стены простучал – не было нигде тайника. Икону, со злости, стал бить ружьем, смял одному из чертей лицо. Потом ногу прихватило, пришлось присесть. Сидел, смотрел на тухлую печку, опирался об икону, а из глаз текли слезы. Нога болела, драла кость и кожу, будто пыталась новой костью прорасти. Ухватил зубами изрезанное дуло ружья, завыл. На губах почувствовал кровь – то ли свою, то ли со вчера на ружье осталось, то ли сегодня, когда трупы таскал, подцепил.
Снова выйдя на улицу, сел на крыльце молельни. Солнце медленно катилось к горизонту. Пора было поджигать дома и ехать уже, вот только без денег ехать было некуда. Вспомнил про две машины – грузовик Юлика и еще отцовскую, спрятанную. Их не обыскивал. Обыскал – пусто. Думал сходить до кладбища, но пожалел ногу. Вряд ли отец стал бы там деньги хранить. Не в землю же он их закопал. Оставались две вероятности. Могло денег у отца не быть – Адриан даже зубами заскрипел от такой возможности. А могли деньги храниться в городе, в банке или у тех братьев, которые водили грузовики и налаживали доставку «Двоицы» в Петербург и дальше. Если деньги лежали в банке, то с ними можно было попрощаться. А вот с братьев стоило спросить. Они-то про то, что в Обители случилось, еще не знали. Наверняка кто-то сейчас был в городе, ждал Юлика с грузовиком. В общем, Адриан решил заехать на склады, а вот оттуда уже прямой дорогой вон из города.
Ева за мужем наблюдала из машины. Сама никогда раньше в машине не ездила и поэтому сначала не заметила даже, что муж делает. Разглядывала черную кожу сиденья, длинный, похожий на змею, ремень, карман на спинке сиденья перед ней, который, будто рот, щерился какими-то бумажками, смятым пластиковым пакетом и двумя прозрачными квадратами с дырками посередине. Про все хотелось расспросить, но Ева знала, что мужа лучше не отвлекать. Тот дотащил до машины все вещи и ходил теперь по Обители, от дома к дому, с большой канистрой.
Небо уже потемнело, снова шел снег, и муж то появлялся в свете фар, то исчезал, и тогда в темноте мелькал свет фонаря, который он приладил к канистре. Ева очень хотела заглянуть на переднее сиденье, но муж сказал сидеть смирно, поэтому она выгибала шею, пыталась посмотреть на руль, на горящие рядом циферблаты.
Вдруг дверь машины распахнулась, внутрь влез муж. Влез с трудом, стараясь не давить на больную ногу. Ева села ровнее, приготовилась к поездке. Она плохо представляла себе, что именно сейчас произойдет. Машину водить умели только самые старшие, а значит, и ездить в машинах полагалось только им. Ева перекрестилась, покрепче сжала в руке ремень. Муж оглянулся и замер, вглядываясь куда-то в стекло у Евы над головой. Она медленно повернулась и увидела, что в окне ближайшего дома что-то светится, покачивается. Потом огонь плеснул в окно, и стало понятно, что дом горит изнутри. И второй тоже, кажется, занялся. Ева сразу вспомнила Бабину сказку про горящий дом и черного ворона, который спас из огня царевну. Вот, значит, как выглядел черный ворон – с ремнем, с рулем и циферблатами. Ева улыбнулась, потому что если машина это и был черный ворон, то она получалась царевна. Посмотрела на своего царевича – тот уже повернулся к дороге, дернул плечом, и машина сорвалась с места, понеслась по снегу, разрезая фарами темноту.
Еве снился черный ворон. Кружил черный ворон над землей, не садился на нее никогда, потому что был в душе бесатый, а значит, не мог по Божеской земле ходить. И часто летал ворон над одним горящим двором. В горящем дворе жил горящий царь – большой, бородатый, а борода дымится, стреляет искрами. И все тело у царя горело изнутри – из пор в его коже
