Адмирал Сенявин - Иван Фирсов

Борго удовлетворенно потирал руки: «Главное сделано, письмо у султана». Сенявин же, вспомнив миссию Дукворта, недовольно проговорил:

— Я имею достаточно опыта, знаю, как турки ловко научены тянуть время на свою пользу.

Статский советник на несколько мгновений задумался:

— В таком случае направим к Саиду-Али официальное лицо, желательно вашего офицера. Я адресую послание великому визирю с предложением министра иностранных дел Будберга. Пускай этот офицер направится в Константинополь и лично вручит письмо визирю или рейс-эфенди.

С письмом к Саиду-Али отправился лейтенант Скандраков. Провожая его, адмирал предупредил:

— По пути приглядывайтесь: корабли турецкие в каком состоянии, служителей посмотрите. Мнится мне, что пустая это затея. Турки на мир не пойдут.

Не дожидаясь возвращения Скандракова, Сенявин собрал командиров. Вначале сообщил о переговорах с турками, поделился сомнениями в пользе мирных усилий.

— На анатолийском берегу заметно оживление в турецких войсках. Подвозят припасы и пушки. Капудан-паша хитрит, но, покуда мы флот его не изничтожим, нам покоя не видать. Обстоятельства обязывают нас дать ему решительное сражение. В чем суть его.

Сенявин не спеша ходил по кают-компании, на переборках висели схемы построения кораблей, вычерченные писарями по его наброскам.

— Первое — сбить флагманов неприятельских. — Адмирал подошел к крайней схеме: — Каждого флагмана атаковать двумя — «Рафаилу» с «Сильным», «Селафаилу» с «Уриилом» и «Мощному» с «Ярославом».

Командиры переглядывались. Выходит, что атаковать придется парами. Такое они слышали впервые. Рожнов, воспользовавшись паузой, встал. Сенявин кивнул — спрашивайте, мол.

— Нападать парами с двух бортов или с одного?

Адмирал ответил с ходу:

— Бить с одного борта. Так будет сразу вдвойне перевес в пушках. Стрелять, только пришедши на картечный выстрел. И еще. Не забывайте: с кем начали сражение, с тем и кончать потребно. Потоплением или взятием неприятеля.

По традиции командиры остались обедать у флагмана. Во время обеда послышалась вдруг пушечная стрельба с анатолийского берега.

Все вышли на шканцы. Яркое солнце высвечивало вдали в зеленых кущах азиатский берег. Кое-где по нему плыли серые облачка дыма от пушечных выстрелов.

Малеев спустился с марса, недоуменно пожал плечами:

— Турки палят холостыми, видимо, по какому-то случаю.

Вечером возвратился Скандраков.

— В Константинополе перемена власти, — сообщил он, передавая письмо от Саида-Али. — Селима свергли и, кажется, умертвили. Вместо него правит страной Мустафа IV. Турки пальбу устроили по этому поводу на кораблях и на берегу.

Сенявин пригласил Борго и зачитал ему письмо Саида-Али. Тот сообщал, что ответа от султана еще не получил. Тому причина — перемена власти. «Новый государь, — писал он, — слишком занят, и было бы некстати отправлять теперь к нему вашего офицера».

— Корабли Саида-Али стоят на выходе из пролива, — доложил Скандраков, — пробоин и у них не видать, заделали, рангоут новешенек. Кое-где обтягивают паруса. Видел: несколько фелюг с ядрами подходили к кораблям на рейде.

Отпустив лейтенанта, Сенявин задумался. Вчера пришел рескрипт от Александра. Он предписывал способствовать Борго в переговорах и стараться не конфликтовать с турками. Однако, как это часто бывало и прежде, царь писал «и вашим и нашим». В конце рескрипта он развязывал руки адмиралу: «Я буду ожидать донесений ваших о успехе подвигов ваших противу Порты, не сомневаясь нимало, что благоразумные предприятия ваши увенчаны будут совершенным успехом и что тем подадите мне новый случай изъявить вам признательность мою». Сенявин показал рескрипт Борго.

— Государь повелевает мне действовать по усмотрению. Не сегодня завтра Саид-Али выйдет из пролива, а мы его опять упустим.

Борго пожал плечами: «Моя миссия уговаривать султана словом, ваше дело принудить его пушками к тому же». Он решил еще раз послать офицера и написал рейс-эфенди, напомнил ему о помощи Турции со стороны России, когда Наполеон напал на Египет. Намекнул на тяжелые потери французов под Пултуском и Прейсиш-Эйлау, на слабость их положения в Далмации.

Ответа от султана советник так и не дождался. И это было немудрено. Ловкий ставленник Наполеона Себастиани каждодневно пел Мустафе о Франции, верном союзнике блистательной Порты. Легко и щедро раздавал он обещания султану, отвращая его от мира с Россией.

Находившийся в дозоре у Дарданелл «Шпицберген» донес, что к Галлиполи прибывает множество судов. Сенявин отдал приказ приготовиться к сражению, выслав командирам линию баталии с указанием номеров каждого корабля в строю. Первым шлюпка доставила приказ на «Рафаила», капитану первого ранга Лукину. Дмитрий Александрович пользовался непререкаемым авторитетом у офицеров и матросов. Он был решителен и хладнокровен в бою, прост и непритворен, справедлив, как с офицерами, так и с матросами, в будни и праздники. Особенно ярко эти качества проявились с прибытием на эскадру Сенявина. К тому же подчиненных привлекала и его недюжинная сила русского богатыря. Он без видимых усилий одним пальцем вгонял в дубовую обшивку корабельные гвозди; в шутку вечером на баке одной рукой поднимал за шиворот пару матросов. Схватив в охапку, приподнимал и переносил с борта на борт корабельную пушку. В гостях часто оставлял вместо визитки завязанную узлом кочергу. Однажды, на званом вечере, его попросил об этом какой-то сановник. Под рукой ничего не оказалось, и Лукин вытащил из кармана пятиалтынный, слепил из него чашечку и преподнес сановнику на память…

Собрав офицеров в кают-компании, Лукин зачитал приказ флагмана. Особенно выделил его заключительную часть:

«Как по множеству непредвиденных случайностей невозможно сделать на каждый положительных наставлений, я не распространяю их более; надеюсь, что каждый сын Отечества почтится выполнить долг свой славным образом.

Дмитрий Сенявин».

— Надеюсь, господа, — сочный баритон Лукина зычно рокотал в наступившей тишине, — мы ответим беззаветной храбростью благодетелю нашему Дмитрию Николаевичу, а до нижних чинов прошу довести слова адмирала нашего на вечерней молитве…

Утром 10 июня эскадра стояла на якорях у Тенедоса. Сенявин держал свой флаг на «Твердом». Дозорные корабли со стороны Дарданелл передали: «Турецкая эскадра из десяти линейных кораблей, пяти фрегатов, корветов и бригов снимается с якоря». Сенявин прошел на бак. Прямо в лицо хлестал сильный северный ветер. «Мордотык», — сразу пришло ему на ум. Так испокон звали русские моряки противный ветер. С таким ветром к турку не подступишься.

Адмирал съехал на берег. Вместе с Подейским обошли укрепления вокруг крепости. На стенах заканчивали установку свезенных с кораблей пушек. В крепости оставался батальон солдат и матросов-канониров. Сенявин с Подейским поднялись на крепостную стену, обращенную к морю.

— Саид-Али высадит десант не мешкая после нашего ухода. — Адмирал окинул взглядом рейд. — Здесь останется бриг и два корсарских судна. Старайтесь задержать турок при высадке десанта как можно дольше.

— Видимо, турки будут высаживаться в двух местах, — ответил Подейский, — на нашем прежнем или к северу.

Сенявин согласно кивнул:

— Мы уйдем подалее, за остров Имброс, чтобы полностью выманить Саида-Али от Дарданелл, а затем вернемся и ударим на турка.

Долго не менялся «противник», лишь к вечеру второго дня зашел к востоку. Флагман поднял сигнал: «Эскадре сниматься с якоря, вступить под паруса!»

Все вышло так, как задумал Сенявин. Едва его эскадра скрылась за Имбросом, турецкие корабли бросились к Тенедосу. Обстреляли крепость и пытались высадить десант на севере. Подейский успел перебросить туда батальон егерей и несколько пушек, и десант отбили. На другой день вся турецкая эскадра несколько часов бомбардировала южный берег, куда под прикрытием огня высадились семь тысяч человек. Целые сутки отражал атаки гарнизон, а потом укрылся в крепости.

Турецкие корабли внезапно прекратили огонь, снялись с якоря и спешно ушли на юг. С севера на всех парусах к крепости подошла эскадра Сенявина. Днем раньше Подейский отослал к адмиралу корсарское судно и сообщил, что на исходе порох и ядра.

Снабдив крепость припасами, отогнав и уничтожив десантные суда и шлюпки турок, Сенявин устремился под полными парусами на север. «Главное — успеть отрезать Саида-Али от Дарданелл», — размышлял он, вглядываясь в безбрежный горизонт. Эскадра прошла далеко к северу, обогнула Имброс и в ночь на 19 июня 1807 года повернула к югу. Адмирал не сходил со шканцев, следил за строем кильватерной колонны эскадры, с нетерпением ожидая рассвета. В предрассветной дымке слева едва угадывались гористые контуры острова Лемнос. С каждой минутой они становились зримее. Где-то далеко, за островом, невидимо поднималось к горизонту светило, постепенно наполняя восточный склон небосвода радужным сиянием. Упруго подбоченясь, вздутые паруса, казалось, мирно несли корабли в завораживающей тишине, нарушаемой лишь изредка нечаянным всплеском волны под кормой…