Змеиный Зуб - Ирина Сергеевна Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У него пистолет! – послышался писк служанки.
Валь обомлела и вся побелела от остервенения.
– Да как ты смеешь! – выдохнула она, преисполненная искренней ненависти. На мгновение она представила, что должна сейчас вернуться, неприкаянная, в Брендам; и ужас разлуки с башней пронизал её. А затем тут же перерос в бешенство. Уж кто-кто, а она заслужила быть у себя!
– Вы не имеете никакого права выгонять меня! – она вновь обрушилась на дверь. Сбивчивое дыхание мешало кричать, но она продолжала надрываться:
– Это не ваш дом! Это мой! Мой! Мой дом! Не смейте угрожать моим домочадцам! Вы тут никто! Вы позорный слизняк!
– Если ты ещё раз ломанёшься на дверные петли, я пристрелю тебя, лярва! Я не шучу! Исчезни и никогда не возвращайся, если не желаешь узнать, что делают с такими, как ты, по законам чести!
– Мисс чародейка, вам помочь? – прозвучал позади настороженный возглас подпоручика.
Иголки пробежали по лопаткам и загривку. Валь скрючилась, сжимая мятый подол, и обернулась. И проговорила, глядя исподлобья на собравшихся дозорных штаба:
– Нет, что вы… всё в рамках, друзья…
Невольно она дрогнула, и фраза вышла столь трагичной, что солдаты всё равно взялись за ружья и мечи. Внутри неё шла борьба. «Не желаете видеть меня, говорите?» – думала она злобно. – «На самом деле, это взаимно. Это очень взаимно. Мне придётся сдать и эту высоту? Но для меня вы, лорд Моррва, всё равно были бы лишь обузой. Считаете, что справитесь сами – что ж, великолепно. У вас получится не разругаться с солдатами и не испортить весь замысел Сопротивления, что скрывает здесь королеву. А если не получится – мне всё едино. Пускай Сопротивление стоит на стороне никчёмных крикливых ханжей; а когда понадобится настоящая помощь, они вернутся ко мне. К Рудольфу. Потому что никто из них не сподобился покориться, как мы с ним, и сыграть решающую роль».
В конце концов, она родилась не в башне. Впервые увидела свет и росла она не тут, в забытом цивилизацией углу острова. Она пришла в мир герцогиней из правящей семьи. В проклятую, лихую, пугающую всех честных людей Вальпургиеву ночь.
И хоть она и злилась, бесконечно злилась на Германа, так же сильно она злилась и на себя за то, что не может быть достойной уважения в собственных же глазах. Она позволила людям думать, что она нарушает с Рудольфом и брачные узы, и траур. Как леди, она не имела права пасть так низко. Но раз пала, не часть ли она семьи Моррва, чтобы так публично унижать её? Почему она должна блюсти островные законы, а молью траченный виконт может вертеть ими, как хочет?!
Нет, она сыграет свою роль лучше, чем Эпонея на сцене, и эти дрязги лишь укрепят её в замке. В её замке.
– …лорд Моррва считает, что я изменила острову, согласившись служить графу Эльсингу, – провозгласила она и расправила плечи. Но тут же подняла руки, останавливая напружинившихся штабных. – Я ему объясняла не раз и не два – слышишь, мухомор? – что граф Эльсинг есть истинный правитель Змеиного Зуба! И взял он Чешуйчатый трон по праву сильного – единственному праву, что признаёт наш грозный Бог. Я буду верна ему, ибо видела в звёздах и веках, что он явился к нам, посланный самим Схолием. И если для этого я должна пострадать, должна быть изгнана – я приму изгнание с радостью! Лишь дайте мне то, что принадлежит мне на грешной этой земле, чтобы я могла и дальше нести свою ношу. Мои карты, мои книги, мой хрустальный шар и змею мою! Рендр рассудит нас; и уничтожит, как весенний потоп, всякое растение, что не укоренилось в песке.
«…и скроет луну за облаками, и обратит всякого гада на службу мне, и направит кинжал мой, когда завоеватель повернётся ко мне спиной. И платье даст поновее. А тебе радикулит».
Патетическая, надрывная речь произвела впечатление на солдат. По крайней мере, они скажут то, что требуется, если сюда явится Охотник. Её публика притихла, а внутри раздалась возня, и Эми позвала:
– Подойдите к двери кухни, госпожа, я всё вам отдам!
Валь страдальчески улыбнулась чёрным мундирам и задрала нос, прежде чем прошествовать мимо курятника в тень чёрной башни. Она понесёт своё наказание с достоинством.
Она из тех немногих, кто ещё помнит, что речь не идёт о чести, если нужно изгнать врага.
Одна из шуганных кур выпорхнула прямо из-под её ноги так резко, что Валь невольно отскочила и едва не упала на смешанный с грязью снег. Пафос нарушился под внимательными взглядами солдат, и она насупилась, оправляя подол. Оставалось лишь спешно скрыться с их глаз.
Когда дверка кухни приоткрылась, Валь подавила остатки порыва кинуться внутрь и задать жару захватчику – теперь уже собственному свёкру. Эми, что подала ей уже, видимо, заранее собранные сумки, смотрела отчаянно и виновато.
– Мне ещё Вдовичка нужна, – сухо сказала ей Валь.
– Я её боюсь, миледи, – пролепетала служанка. – И не только её. По ночам что-то ужасное шуршит в башне, ползает по стенам. Стрекозы сейчас в спячке, так что это не могут быть они. У меня такое чувство, что я готова умереть при одной только мысли, что опять придётся встречать ночь. А вы говорите – змея…
Валь посмотрела на неё с укором и заявила:
– Эми, дорогая моя. Ты самая бесстрашная жительница этой башни. И самая моя любимая. Вдовичка это знает. Просто подойди и возьми её, она тебя не тронет, клянусь тебе… что там у меня ещё осталось, чтобы поклясться?
Та ответила ей тёмным взглядом, но скрылась внутри. А на замену ей тут же выскользнула Эпонея в подшитом под неё траурном платье баронессы.
– Валюша, – прошептала она еле слышно и сжала её руки своими прохладными пальцами. Её взгляд тяжело было удержать, он казался будто скверным, осуждающим за то, что распутство сестры разлучает их в столь опасное время.
– Уговор наш повторять, думаю, не надо, – пробормотала Валь и бросила взгляд в полумрак курятника, стойл и сеновала. Но всё было тихо. Шепотки звучали так, что их не разобрала бы и летучая мышь. – Не высовывайся. Сиди, как есть. Кто надо, тот знает.
– Нет, теперь я уверена, что приму участие в борьбе, – выдохнула Эпонея. Даже раздражение Вальпурги не охладило накал решимости в её ярком лице. – Столько людей умерло из-за меня. И твой муж. И всех их хоронили, и я смотрела в их опущенные веки и понимала, что… это всё из-за меня. Я не должна быть мебелью в твоей спальне. Ты сражаешься.
