Врата. За синим горизонтом событий - Фредерик Пол

— Значит, она умерла?

— Ну… пожалуй, она не жива. Но если ее найдут, ее можно будет оживить. Она в холодильнике своего корабля, при температуре минус сорок градусов. Тело её долго не будет разлагаться, я думаю. Она думала… Во всяком случае она решила, что это ее лучший шанс.

— Я мог бы дать ей лучший, — подавленно сказал Вэн. Потом лицо его прояснилось. Есть ведь эта молодая женщина, Джанин, она не замерзла. Желая поразить ее, он сказал:

— Какое чертово число.

— Что? Какое число?

— Чертово число, Джанин. Мне о них рассказывал Крошечный Джим. Когда скажешь «минус сорок», не нужно уточнять, по Цельсию или Фаренгейту, потому что это одно и то же. — Он засмеялся своей шутке.

Они снова посмотрели друг на друга. Вэн чувствовал, что что-то не так, с каждой секундой он испытывал все большую усталость, головокружение. Он решил, что они не поняли шутку, и сказал: «Давайте спросим Крошечного Джима. Он тут близко по коридору, рядом с сонной кушеткой».

— Спросим? Как? — это старший мужчина, Пейтер.

Вэн не ответил: он себя плохо чувствовал, ему легче было показать. Он резко повернулся и потащился к комнате для снов. К тому времени, как они догнали его, он уже настроил прием и вызвал номер сто двенадцатый. «Крошечный Джим? — попробовал он: потом добавил через плечо: — Иногда он не хочет разговаривать. Пожалуйста, потерпите». — Но на этот раз ему повезло, и тут же послышался голос Мертвеца:

— Вэн? Это ты?

— Конечно, я, Крошечный Джим. Я хочу послушать о чертовых числах.

— Хорошо, Вэн. Чертовы числа — это числа;, имеющие больше одного значения, так что когда ты видишь совпадение, то говоришь: «Черт возьми!» Некоторые чертовы числа тривиальны. За некоторыми, вероятно, скрывается нечто исключительно важное. Многие религиозные люди считают чертовы числа доказательством существования Бога. Что касается вопроса о том, существует ли Бог или нет, я могу дать тебе лишь общий очерк…

— Нет, Крошечный Джим. Пожалуйста, говори о чертовых числах.

— Да, Вэн. Я дам тебе перечень простейших чертовых чисел. Полградуса. Минус сорок градусов. Одна целая и тридцать семь сотых. Две тысячи двести пять. Десять в тридцать девятой степени. Пожалуйста, по поводу каждого чертова числа напиши один параграф, покажи в нем, какие характеристики делают это число чертовым, и…

— Замолчи, замолчи! — закричал Вэн. Голос его звучал необычно высоко, ему было больно. — Мы не в классе.

— Ну, ладно, — мрачно ответил Мертвец, — хорошо. Полградуса — это угловой диаметр Солнца и Луны с Земли. Черт возьми! Странно, что они совпадают, но это очень полезно; именно из-за этого совпадения на Земле бывают затмения. Минус сорок градусов — температура, одинаковая и по шкале Цельсия, и по Фаренгейту. Черт возьми! Две тысячи двести — это сумма кубов целых чисел; один в кубе плюс два в кубе плюс три в кубе и так далее до плюс девять в кубе. Это также квадрат их суммы. Черт возьми! Десять в тридцать девятой степени — во столько раз гравитационная энергия слабее электромагнитной. Но также это возраст вселенной. А также квадратный корень из числа элементарных частиц в наблюдаемой вселенной, то есть во вселенной относительно Земли, где постоянная Хаббла меньше ноля целых пяти десятых. А также… ну, неважно, но черт возьми! Черт возьми, черт возьми, черт возьми. Из этих черт возьми П.А.М. Дирак вывел свою гипотезу Больших Чисел, в соответствии с которой сила тяготения слабеет с увеличением возраста вселенной. Вот это действительно черт возьми!

— Ты забыл один и тридцать семь целых, — обвинительно сказал мальчик.

Мертвец захихикал. «Хорошо, Вэн. Я проверял, слушаешь ли ты. Один и тридцать семь целых — это, конечно, постоянная тонкой структуры материи Эддингтона, она часто встречается в физике элементарных частиц. Но больше того. Представим себе число, обратное одному и тридцати семи. Выразим его как десятичную дробь. Первые три цифры — 007, это обозначение шпиона-убийцы Джеймса Бонда. Вот тебе и смертность вселенной! Первые восемь цифр — это полиндром Кларка: 07299270. Это симметрия. Смертоносная, с двумя противоположными лицами — такова тонкая структура вселенной. Или, — продолжал он, — может, следовало бы сказать, такова вся вселенная. Что означало бы, что вселенная сама обратна себе. Помоги мне, Вэн. Я не уверен, как нужно интерпретировать этот символ».

— О, замолчи, замолчи, — гневно сказал Вэн. Он чувствовал раздражение и дрожал. Ему было плохо, гораздо хуже, чем когда Мертвецы ставили ему уколы. — Он обычно так заканчивает, — извинился он перед остальными. — Поэтому я не люблю разговаривать с ним отсюда.

— Он плохо выглядит, — беспокойно сказала Ларви мужу, потом обратилась к Вэну: — Как ты себя чувствуешь? — Он покачал головой: не знал, что ответить.

Пол сказал: «Ты должен отдохнуть. Но что это значит: отсюда? Где он, Крошечный Джим?»

— О, он на главной станции, — слабым голосом ответил Вэн, чихая.

— То есть… — начал Пол. — Но ты ведь сказал, что провел сорок два дня в пути. Должно быть, очень далеко.

Старик Пейтер воскликнул: «Радио? Ты говорил с ним по радио? Радио-быстрее-света?»

Вэн пожал плечами. Пол прав: ему нужно отдохнуть, а вот и кушетка. После нее он всегда чувствует себя здоровым и отдохнувшим.

— Говори, мальчик! — кричал старик. — У тебя работает РБС — радио-быстрее-света… Премия…

— Я очень устал, — хрипло сказал Вэн. — Мне нужно поспать. — Он почувствовал, что падает. Избежал нацеленных на него рук, нырнул между ними и улегся на кушетку, металлическая сеть сомкнулась над ним.

4. Робин Броудхед, Инк

Мы с Эсси катались на водных лыжах по Таппанову морю, когда радио у меня на шее сообщило, что на Пищевой фабрике появился незнакомец. Я приказал лодке немедленно повернуть и доставить нас к берегу, на широкий пляж, принадлежащий «Робин Броудхед, Инк.», и лишь потом объяснил Эсси, в чем дело. «Мальчик, Робин? — крикнула она, перекрывая рев водородного мотора и шум ветра. — Откуда на Пищевой фабрике взяться мальчику?»

— Это мы и должны узнать! — крикнул я в ответ. Лодка искусно подрулила по мелкой воде к берегу и подождала, пока мы вышли и побежали по траве. Определив, что мы вышли, она повернула и ушла.

Мокрые, мы вбежали прямо в помещение компьютеров. Уже пришли оптические изображения, и на экране виднелся тощий жилистый юноша в раздвоенной набедренной повязке и грязной рубашке. Он не казался опасным, но не имел никакого права там находиться. «Голос», — приказал я, и движущиеся губы начали произносить странные, высокие, писклявые звуки. Но вполне понятный английский.