Путешествия англичанина в поисках России - Николас Бетелл

думали, что любые перемены — к лучшему. И вот день за днем, в течение апреля 1940 года, их грузили в эшелоны группами от 50 до 150 человек и увозили туда, где, как они надеялись, их ждала свобода. Перед отправлением были соблюдены обычные формальности: составлены списки фамилий, сняты отпечатки пальцев, сделаны прививки и выданы справки о прохождении этих процедур. На дорогу им давали бутерброды, иногда даже завернутые в чистую белую бумагу, что было чем-то совершенно немыслимым для Советского Союза в 1940 году[98]. Больше поляков никто не видел. В течение апреля 1940 все 14 700 человек были убиты и захоронены в общих могилах.

Только в самом узком кругу сотрудников НКВД знали об этих жутких событиях. Но люди начали подозревать, что здесь что-то не так. После апреля 1940 года родственники заключенных перестали получать письма. Семьи забили тревогу, Красный Крест Польши отправил в Москву сотни запросов, но ответов не последовало. Когда фашисты вошли в Париж, польское правительство переехало в Лондон. Британия воевала в одиночку при поддержке лишь небольшого числа поляков; Советский Союз держал враждебный нейтралитет и не реагировал на оккупацию Польши Гитлером. В то время НКВД, как и гестапо, выступал против любых проявлений политической активности со стороны Польши.

Нападение фашистской Германии на Советский Союз в июне 1941 года в один день превратило двух врагов — Польшу и СССР — в союзников. Сталин немедленно освободил из лагерей и тюрем всех поляков, включая их командующего генерала Владислава Андерса, и рассчитывал сформировать из них отдельную армию, которая будет сражаться против Гитлера на советской стороне. Однако когда массовые освобождения завершились, польское правительство встревожилось исчезновением 15 000 своих граждан, числящихся заключенными. Снова были сделаны соответствующие запросы и получены уклончивые и противоречивые ответы. В октябре 1941 Молотов сказал послу Польши в Москве Станиславу Коту, что у него нет никакой информации о пропавших. Поляки сочли подобное заявление абсолютно неправдоподобным, поскольку НКВД славился умением тщательно вести учет и хранил документацию на всех своих узников. Возникли опасения, что случилось самое худшее, но в то время Красная Армия и советский народ приняли на себя главный удар неприятеля, Ленинград и Москва держали оборону, и польское правительство не решилось слишком сильно давить на Сталина.

Гром грянул 13 апреля 1943 года. Берлинское радио объявило, что германские войска откопали тела нескольких тысяч польских офицеров в деревне Катынь в двадцати километрах от Смоленска и что они были убиты весной 1940 года сотрудниками НКВД. Советские власти немедленно опровергли обвинение Германии. Через день или два премьер-министр польского правительства, находящегося в то время в Лондоне, Владислав Сикорский завтракал с Черчиллем и сообщил, что возникли серьезные проблемы. Он сказал, что располагает вескими доказательствами вины Советов. Черчилль тут же увидел угрозу отношениям с СССР — союзником Британии в войне, без которого победа была бы невозможна. Говорят, Черчилль ответил Сикорскому: «Если они мертвы, их уже не оживить».

19 апреля в речи перед кабинетом министров Антони Иден сказал, что «сделал все возможное, чтобы убедить поляков рассматривать это как германскую пропаганду, направленную на разжигание вражды между союзниками». Иден был явно в затруднении, когда ему пришлось превратно истолковывать вопрос, ответственность за который несло правительство. Перед Сикорским встала еще более неприятная дилемма. Он также не хотел идти на открытый разрыв с Советским Союзом, но его возмущал отказ Москвы дать внятные ответы на его многочисленные телеграммы о пропавших без вести поляках, среди которых были и родственники его ближайших коллег. Он не мог просто так, без борьбы, смириться с тем, что их расстреляли. Эмоции взяли верх, и он решил обратиться в Красный Крест, чтобы те провели расследование.

Сталин и его окружение верно истолковали это решение как возложение вины на Советский Союз. Они не стали защищаться, а подвергли нападкам своих обвинителей. Советский посол в Лондоне Иван Майский сказал, обращаясь к Черчиллю: «Поляки были храбрым, но глупым народом, они никогда не умели правильно управляться со своими делами. Их беспомощное правительство безрассудно натравливает свою двадцатимиллионную нацию на страну, где живут двести миллионов… Терпение России не безгранично…»[99]

На британское правительство со всех концов страны посыпались послания антипольского содержания. Шахтеры из Дувра писали: «Скажите реакционной помещечьей клике из польского правительства, чтобы она прекратила играть в игры, навязанные Геббельсом, и встала на сторону Советского Союза, либо заклеймите ее как «друзей Гитлера»». Коммунисты из лондонского пригорода Хампстед-Гарден-Саберб обвинили поляков в том, что они «слишком легко стали жертвой лживых и голословных заявлений нацистов». В газете «Ивнинг стандард» появилась карикатура Лоу[100], изображающая польского офицера, вбивающего железный клин в дерево, олицетворяющее согласие между Великобританией, Советским Союзом и США. Некоторые профсоюзы просили прекратить ассигнования на газетную бумагу для польского правительства и передать их газете «Дейли уоркер»[101].

20 апреля передовица в «Правде» рассказала, что в ходе отступления Советской Армии в 1941 году пропавшие без вести поляки попали в руки нацистов, которые их и расстреляли. Взаимные оскорбления не прекращались, и 26 апреля разразилась гроза, которой так страшились Англия и Соединенные Штаты. Сталин и его правительство заявили, что они настолько устали от беспочвенных нападок Польши, что разрывают отношения с польским правительством в Лондоне.

8 мая Сталин в беседе с британским послом в Москве Арчибальдом Кларк-Керром сказал: «Его (польского правительства — прим. авт.) нынешние члены не пожелали жить в мире с нашей страной. Они перенесли на Советский Союз застарелую ненависть, которую чувствовали к царскому правительству. Они не понимали, что у нас произошли большие перемены, и упорно пытались стравливать союзников… Видимо, они считали такую игру умной, но на самом деле Бог не дал им мозгов»[102]. Сталин лично отдал приказ о массовом расстреле и тем не менее бесстыдно использовал справедливые обвинения со стороны поляков как повод для разрыва дипломатических отношений.

4 мая 1943 года Иден выступил с речью в палате общин и, тщательно подбирая слова, сказал, что у Великобритании «нет желания возложить ответственность за те ужасные события ни на кого, кроме общего врага». Он осудил «цинизм, с которым нацистские убийцы сотен тысяч ни в чем не повинных поляков и русских используют факт массового истребления людей с целью подорвать единство союзников». Иден не утверждал напрямую, что в убийствах виновна Германия, но его слова, сказанные от имени английского правительства, оставляли именно такое впечатление. По поводу того, как поступать в сложившейся ситуации, он дал только один совет: «меньше скажешь — быстрее