Династия - Синтия Харрод-Иглз

Красно-кровавое солнце поднялось над горизонтом, залив розовым светом грязный снег. Вскоре после рассвета двое мужчин, хромая, зашли во двор поместья. Их одежда насквозь промокла от крови. Они были ранены, глаза их были воспалены. На лицах пришедших читалась огромная усталость, они были крайне истощены, поскольку не смогли даже поднять руку для приветствия. Их тотчас окружили с криками радости и сочувствия и провели к огню в большом холле, где сразу же появились еда и питье. Ранения мужчин не были серьезными, скорее, их одолевала усталость. Все домочадцы бросили свои занятия и выбежали к ним.

— Где остальные? — немедленно спросила Элеонора.

Мужчины обменялись тревожными взглядами.

— Где же все наши? — настаивала Элеонора.

— Остальных нет. Остались только мы двое, — наконец вымолвил один из них через силу.

— Сражение было очень тяжелым, — добавил другой.

Ему казалось, что все, о чем он говорит, бессмысленно, потому что пережито с таким напряжением сил и потерями. Ему трудно было говорить об этом еще и потому, что это заставляло словно заново переживать тот кошмар. Эта высокая сердитая женщина, стоявшая перед ним, железной рукой будто вновь отправляла его на поле битвы.

— Многих убило в первой же схватке. Нас превосходили по численности во много раз.

— Да, нас оказалось намного меньше, чем их, — подтвердил слова товарища второй. — Так было, пока не начался снег. Дик, я и другие оказались разделены. Джека, который был с нами, тут же убило. И вот нас осталось только двое.

Он понурил голову. Элеонора пыталась найти смысл в его объяснениях.

— Но Гарри? Где мой сын? — в ее голосе прозвучала мольба. Но она уже почувствовала страшную для себя правду. Дик покачал головой. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Он решился:

— Мы искали тела везде, уже после того, как все было кончено. Мы нашли несколько. Вы никогда не подумали бы, что может быть столько убитых. Господин Гарри лежал возле ручья. Мы оттащили его от воды, но не могли принести ни его, ни кого-то другого, потому что у нас не было лошади.

В этот момент он поднял голову и с нескрываемым восхищением посмотрел на свою госпожу — она приняла удар с достоинством королевы, выпрямившись и не подав виду, как сразила ее эта весть. Однако ее лицо мгновенно постарело. Как ужасно было потерять прекрасных молодых господ, как мистер Томас и мистер Гарри, но, когда человек чувствовал такую усталость, как эти двое, единственным желанием было провалиться в глубокий сон. Не успела эти мысль мелькнуть в голове у воинов, как глаза их тут же закрылись сами собой.

— Пусть о них позаботятся, — сказала Элеонора, понизив голос. — Эдуард, мы должны привезти тела до того, как на поле выйдут могильщики. Я слышала истории о том, как они иногда специально уродуют тела, чтобы их невозможно было опознать. Лучше всего отправиться вооруженными. Тебе понадобится телега, а может, и две. Привези их. Привези их домой. Возьми Оуэна и других сильных, выносливых мужчин. А еще не забудь взять саван, чтобы укрыть тела. Элис, Энн, принесите ткани господину. Поторопитесь, хватит стоять и рыдать. Джо, позаботься о лошадях. Почему все стоят? Столько всего нужно сделать! Поторопитесь!!!

— Матушка, — начал Эдуард, потрясенный скоростью происходящего, но в этот момент послышался громкий крик наверху. Лиз, горничная Сесилии, вбежала, запыхавшись, ее прическа сбилась набок от спешки.

— Мадам, мадам, у миледи начались роды. Скоро родится ребенок! — кричала она.

Эдуард вздрогнул и хотел было повернуть назад, но Элеонора твердо взяла его за руку и направила к двери.

— Я присмотрю за Маргариткой. Ты нужен в другом месте. Иди же и привези сюда своего брата и других воинов. Смерть требует такого же внимания, как и жизнь.

Ребенок родился за два часа до полудня. Это была девочка, и ее нарекли Сесилией в честь матери. Эдуард и Оуэн вернулись только после наступления темноты. Они привезли телегу, доверху нагруженную телами. Зрелище было скорбным, оно заставляло сердца сжиматься от печали. Поездка заняла у них столько времени, потому что дороги были ужасно размыты, а тел на поле оказалось так много, что потребовался не один час для поисков. Весь вечер женщины посвятили тому, что омывали тела, расчесывали гребнями волосы покойным и укутывали их в чистый лен. Затем тела павших перенесли в часовню, окуренную благовониями, где при свечах проводилась ночная служба.

Элеонора преклонила колени перед телом своего дорогого сына, дивясь тому, каким свежим и одухотворенным выглядит его лицо, которое не могла обезобразить даже смерть. Холодная вода в ручье смыла всю кровь, и кожа Гарри светилась белизной и была безупречно чистой, как мрамор.

«Он словно статуя», — подумала она и тут же решила, что необходимо изваять изображения Томаса и Гарри, возможно, в мемориальной картине их гибели на поле брани. Она не знала места, где оборвалась жизнь Томаса и где погребено его тело, потому что погибшие в той битве были похоронены в общей могиле. Гарри должен получить положенные ему последние почести. Она позаботится о том, чтобы ее мальчику были устроены пышные похороны. И эти похороны будут посвящены и памяти ее Томаса тоже.

— Он был так молод, — произнесла она вслух.

— О да, мадам, и при этом отличный солдат, — раздался голос рядом. Она обернулась и увидела Дика, который умылся, отдохнул и наелся, но даже и теперь выглядел измученным.

— Он сражался, как лев, мадам, до самого последнего вздоха. Он умер мгновенно, — сказал он, словно извиняясь, потому что боялся расстроить госпожу и не знал, какие слова могут прозвучать утешительно.

Но Элеонора кивнула, принимая его сочувствие.

— Они оба были чудесными молодыми людьми. Благодарение Богу, что их смерти не были напрасными.

Она погладила щеку сына, которая была цвета слоновой кости, и ее пальцы ощутили холод, который не дает живая плоть. «Он ушел от меня, я потеряла его навсегда», — отчетливо осознала она.

— Я помню, — проговорил Дик тихим голосом, — как перед самым сражением Гарри сказал, что мы вернемся домой на Пасху.

Домой навеки.

В субботу накануне Пасхи король, как теперь надо было величать Эдуарда Марча, вернулся после безрезультатной погони за Генрихом и Маргаритой. Он вошел в Йорк под оглушительные фанфары и разливающийся по городу перезвон колоколов. Даже не подкрепившись после долгой дороги, он приказал первым делом немедленно снять с ворот иссохшие головы своих отца, брата и дяди и поместить их в гроб. Гроб был установлен в ближайшей церкви Святой Троицы, и Эдуард хотел, чтобы в будущем обезглавленные трупы перевезли для похоронных обрядов в Понтефракт, ближайший из Йоркских замков.