De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II - Андрей Ильич Фурсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ещё одно качество генерал Фрит отметил у автора «Плана Д»: при всей объективности его анализа чувствуется в нём какая — то брезгливость; как выразился генерал: «…он об Англии пишет так, словно это не Англия, а какая — то странная и довольно неприятно пахнущая субстанция».
Следуя этому ассоциативному ряду, опытный и проницательный разведчик генерал Фрит и подумал вдруг во время прослушивания очередной радиопередачи Пола Осни, что автор «Плана Д» — это он и есть. Почему генерал и навестил Арчи Струма: сочинителю популярных романов о геройском британском агенте не должно составить труда познакомиться и сойтись поближе с популярным радиокомментатором Осни — и взять его под своё наблюдение.
Далее, как уже сказано выше, после целой цепочки иногда случайных, иногда закономерных событий генерал Фрит и Арчи Струм получают достаточно косвенных улик в пользу их первоначальной догадки. Однако их явно недостаточно, чтобы официально предъявить Полу Осни обвинение в измене, и потому генерал и Арчи Струм устраивают разоблачительную провокацию, а Осни, будучи действительно агентом именно шестой колонны, в расставленные ими сети попадает, что и губит его репутацию, а заодно с ней и весь «План Д» (на территории Англии во всяком случае).
Заканчивается повесть вот таким диалогом между генералом Фритом и Арчи Струмом:
— Судя по всему, — сказал генерал, — спонсорам Плана Д придётся всё начинать сначала.
— Думаете, им есть смысл всё это ещё раз затевать? — спросил Арчи.
— А почему бы и нет? — сказал Фрит. — Задумка — то у них очень неплохая. Вы вот, кстати, вполне могли бы её использовать в Вашей саге о полковнике Хэкфорте.
— Вряд ли. Чёрного и белого в ней маловато, — откликнулся популярный романист.
В завершение, чтобы не оставалось сомнений относительно того, как именно братья Флеминг представляли себе сверхзадачу Джеймса Бонда — срывать все возможные «планы Д», поддерживать своим личным примером «национальный дух» переживающих труднейшие времена соотечественников, способствовать во благо их общей великой державы выведению «нужной породы в достаточных количествах», — остаётся процитировать из начала повести описание того, какие именно романы волею брата Питера сочиняет (должен сочинять) брат Ян — «популярный романист» Арчи Струм (который свои произведения в повести подписывает псевдонимом Дж. Каверли Грендон):
Один из секретов популярности Дж. Каверли Грендона как сочинителя приключенческих романов заключался в том, что описываемые им жестокие и, мягко выражаясь, необычные происшествия всегда имели впечатляющий, международный масштаб. Он писал свои романы в век «маленьких» людей. Всего несколько лет прошло с тех пор, как британцы вышли славными победителями из долгой и беспощадной войны, в которой большей части человечества удалось сохранить свободу только благодаря их упорству и отваге. Британцы дольше, чем все их союзники, и преодолевая больше препятствий, чем все остальные, бросали вызов врагам своего Короля в небе, на море и на суше, а дома они, не робея, встречали опасности и терпели лишения со стойкостью, превратившей их в глазах современников в живую легенду.
Но от того их мимолётного величия поразительно быстро не осталось и следа, и даже его ощущение внутри тоже начало на удивление быстро забываться. Каким — то непостижимым образом вчерашние герои сами себя превратили в безобидных, хорошо отлаженных маленьких существ, эдаких мышей, суетящихся во вроде бы просторной, но уж очень затейливо устроенной бюрократической клетке, которую специально для них соорудили мыши посообразительнее и побольше… Но даже и в них, а особенно в тех из них, кто по — прежнему имел старомодное представление о подобающих отношениях между государством и человеком, всё ещё была жива память о временах, когда они были отнюдь не мышами; и именно этим в первую очередь и объяснялась, видимо, незаурядная популярность Дж. Каверли Грендона.
При том, насколько трудно тогда жилось людям в Англии и насколько они нуждались в какой — то отдушине, любому приключенческому роману успех был гарантирован; но всё же нельзя сказать, чтобы в чём — то анархичные и деланно, по американскому подобию нахрапистые персонажи, которыми тогдашние авторы почему — то все разом решили непременно населить свои приключенческие романы, пришлись британскому читателю по вкусу. А вот зато главный герой Дж. Каверли Грендона, находчивый и во всём и всегда играющий только по самым высоким ставкам полковник Хэкфорт, нации, которая ещё совсем недавно мыслила категориями великих дерзновений, замечательных предприятий и наград вселенского масштаба, пришёлся очень по душе….когда полковник Хэкфорт появлялся на сцене, можно было не сомневаться, что спасать ему предстояло ни много ни мало отечественный военный флот, или Гонконг, или Парламентский дворец, или какое иное достояние нации никак не меньшего масштаба. Именно такие перипетии читателям нравились….а уж мужественная бесцеремонность, с которой полковник Хэкфорт обращался с властями предержащими, и вовсе была его почитателям как бальзам на душу; и потому он постоянно изрекал что — нибудь вроде «Соедините — ка меня с министром внутренних дел!» или «Передайте министру обороны, чтобы самое позднее во вторник к заходу солнца у таможенного причала в Ламлаше[563] стояла наготове мини — подлодка; дело предстоит крайне важное».
Нетрудно себе представить, какое впечатление подобное высокомерие по отношению к облечённым высшей властью деятелям производило на людей, вынужденных беспрестанно заискивать и как — то договариваться с обычной казённой братией во всевозможных рядовых канцеляриях… Конечно, всех радовали победы полковника Хэкфорта над врагами Короля, но не меньшее удовольствие читатели получали и от его бравой непочтительности при общении с главными слугами Его Величества….полковник Хэкфорт сразу и, судя по всему, надолго завоевал сердца нации, которая осознано или неосознанно, добровольно или вопреки своей воле, заслуженно или, может быть, нет, но всё больше и больше уподоблялась отменному гордецу, упорно не замечающему постигшую его немощь.
НА ФОНЕ столь ясно и конкретно сформулированных «цивилизационного» контекста и сверхзадачи, решаемой автором бондианы, сразу очень выпукло смотрится и характер «лирического героя» — то есть собственный характер, привнесённый Яном Флемингом в его первые романы.
Все, кто их читал, когда ещё никаких
